Гонцы смерти - Фридрих Незнанский

Через несколько минут Денис услышал новые вопли и невольно рассмеялся. Он представил себе реакцию соседа — за забором рядом с банькой находилась дача одного известного переводчика с немецкого, тихого интеллигентного старичка, ценившего тишину и покой. Последнее время переводчик, встречая Дениса, жаловался, что его замучили своими оргиями соседи слева, какие-то «новые русские», купившие дачу у вдовы художника Тарханова за сто тысяч долларов и наезжающие к себе на «мерседесах». А теперь вопли и дикие крики справа вконец выведут переводчика из себя.

Денис выскочил на крыльцо, чтобы понаблюдать за купанием в снегу Питера Реддвея, о котором Александр Борисович Турецкий рассказывал с восхищением, как о талантливом высококлассном разведчике, и вот этот рафинированный интеллектуал, поклонник Джойса и Кольриджа как дикарь, голышом барахтается в сугробе, издавая утробный рев — зрелище, которое нельзя не запечатлеть в сознании. Радуясь восторгам одуревшего от животного счастья американца, Денис бросил взгляд на дом соседа-переводчика и заметил у его ворот темно-синий вагончик «фольксваген». Переводчик бедствовал и постоянно просил Дениса или дядю подбросить его до Москвы, да и знакомых с «фольксвагеном» у него раньше не наблюдалось. Могли, конечно, заехать иностранцы, прибывшие в Москву, на то сосед и занимается переводами с немецкого. Но еще вчера сосед говорил, что с утра уедет в Москву, в издательство, пробудет там весь день, переночует и вернется только на следующий. Вон и старомодный висячий замок торчит на двери. А чья же тогда машина?

Турецкий с дядей, издавая утробные вопли, еще купались в снегу. Питер поднялся во весь рост и, вытянув вверх руки, заревел во всю глотку от нахлынувшего на него блаженства. Денис скосил глаз на «фольксваген», и то, что он увидел, заставило его оцепенеть: из окна машины торчало дуло ружья. Питер стоял спиной к ней, и преступники явно целились в него. Денису даже показалось, что через мгновение прозвучал выстрел: на конце ствола завихрился дымок, и раздался хлопок, хотя из-за рева мужиков и разрыв гранаты никто бы не услышал. Реддвей дернулся и упал в снег лицом. И дуло исчезло из окна. Денис открыл рот, чтобы закричать, но голос от страха пропал, и ноги одеревенели. Молодой сыщик не мог сдвинуться с места. Но в ту же секунду американец зашевелился и стал подниматься, точно не понимая, кто его толкнул. Он почесал свое слоновье бедро, точно муха укусила, снова поднялся и, издав дикий вопль, понесся за Турецким и Грязновым обратно в парную.

Несколько секунд Денис неподвижно стоял на крыльце, глядя то на «фольксваген», из окон которого уже ничего не торчало, то на баньку, куда только что в полном здравии скрылась вся компания. Но он готов был поклясться, что видел ствол ружья и даже пулю, вылетевшую оттуда, и что Питер упал именно от нее. Может быть, в эйфории возбуждения американец попросту ничего не заметил?

Денис подбежал к тому месту, где только что барахтался в снегу Питер, осмотрел его, увидел пятнышки крови и оцепенел. Он оглянулся на «фольксваген»: сквозь закрытые жалюзи салон не просматривался. Денис зашел в предбанник. Константин Дмитриевич, закутавшись в шубу, сиротливо потягивал пивко. Можно было бы тотчас всех взбаламутить, поднять тревогу, но Денис хорошо знал первое правило сыскного дела: пока сам в чем-то твердо не убедишься, горячку не пори и других не сбивай с панталыку.

— Все в порядке? — спросил Меркулов, увидев растерянное лицо Дениса.

— Не знаю, — ответил грязновский племянник и решительно прошел в парную прямо в рубашке и ботинках.

Питер яростно нахлестывал дядю веником, а Турецкий на правах мэтра, поплескивая воду с пивком на камешки, руководил процессом.

— Подгребай, погребай парок, подкручивай! На байдарке гонял? Ручки равномерно должны работать, мягко и легко. Не молоти, как пономарь. Ощущай вес пара, его силу! — наставлял Александр Борисович Питера. Увидев Дениса в ботинках и одежде, он бросил на него сердито-недоуменный взгляд. — Ошалел? Может быть, шубу наденешь?

— В Реддвея только что стреляли, — выпалил Денис.

— Попали? — не теряя присущего Турецкому чувства юмора, спросил он.

— Да.

— Интересно. — Турецкий помолчал. — Господин Реддвей, оказывается, вам пулю всадили в задницу. Теперь я понимаю, откуда у вас руки растут!

Пока Турецкий разглагольствовал, Денис успел внимательно осмотреть спину, бедра и ноги Реддвея, но ни одной ранки или царапины не заметил.

— Видимо, промахнулись, — пробормотал Денис.

— Неплохой вывод, особенно для сыщика, — не без иронии одобрил Турецкий. — Принеси-ка пузырек с мятой, а то от пива уже мозги шалеют. Он на полке в предбаннике.

Денис принес пузырек с мятой.

— Может быть, разденешься, — оглядев Дениса, язвительно предложил Турецкий. — Хотя бы до трусов.

— Нет, у меня плов на плите. Через полчаса все должны быть за столом. — Взмокнув от пота, Денис вылез из парной.

— Иди, попарься, — с сочувствием посмотрев на него, предложил Меркулов. — Как там наш пловешник?

— Через полчаса будет готов, — ответил Денис.

Он уже стал думать, что ему все это примерещилось: и дуло ружья из окна «фольксвагена», и падение Питера. Но он не мог поскользнуться на сухом снежку. Реддвей упал именно от механического толчка в спину, это ясно как день. Причем упал вперед, лицом в снег. А кровь, кровь! Но почему сам Реддвей никак на это не отреагировал? Объяснение тут только одно: он был просто перевозбужден, а тело после столь резких температурных перепадов на мгновение потеряло чувствительность. И поэтому он ничего не ощутил, кроме нелепого толчка в спину. А поскольку мужики до этого толкались, пытаясь повалить друг друга в снег, то какая разница, кто тебя толкнул.

Денис уже почти дошел до дома, но резко развернулся и побежал к тому месту, где видел кровь. Надо воткнуть там палочку, чтобы потом ткнуть носом господина Турецкого, дабы тот над ним не потешался как над дурачком. Он слишком много иронизирует, а все это происходит оттого, что его в какой-то миг перехвалили и начальство и друзья. Особенно бабы. Такие, как его возлюбленная Лара, секретарша следственной части Генпрокуратуры.

Грязнов-младший вернулся на то место, где видел капли крови, но ничего не обнаружил. Он даже встал на колени, заползал по снегу, расчищая тонкий слой пороши до льдистой корки, до самой земли, но ничего не нашел. Ничего! Никаких капель крови, точно ему все это на самом деле привиделось! Хотя он мог поклясться, что видел красные пятнышки на белой пороше.

Денис выпрямился и с ненавистью посмотрел в сторону машины. Но мысль о плове на мгновение пригасила азарт молодого детектива. И Меркулов, и Турецкий — давние гурманы, им не просто подавай какой-либо плов, а чтобы вкус его был изыскан и тонок. Молодой сыщик открыл казан и придирчиво взглянул на свое творение: рисинки приобретали светло-золотистый оттенок. Еще минут десять — и можно будет выключать. Турецкий, которого Денис, несмотря на отдельные вспышки протеста против его иронического диктата, все же уважал и даже робел перед его блестящим следовательским умом, любил именно такой плов — со светлой золотинкой. Денис как-то приготовил темно-коричневый, так Турецкий ел и морщился. Он иногда становился хамовитым до беспредела.

«Чей же это «фольксваген»?» — мозг Дениса, уже приученный докапываться до сути явления, не упускать ни одну мелочь, возникающую на пути расследования, «а именно глупейшая мелочь, — как любил повторять Турецкий, — может вывести сыщика на след», не отмахнулся от неожиданного темно-синего вагончика, возникшего у ворот соседа. Не привиделись же ему и дуло ружья, и выстрел, и падение Питера, кровь, которая странным образом исчезла. «Что-то тут нечисто». И он понял, что ему необходимо сбегать зафиксировать в памяти номер машины, проверить салон, а там кто-то скрывался, это уж точно.

«Никогда не ленись, — поучал его дядя, — все сам проверить, даже проездной талончик, где, в каком месте был пробит. Ничего не оставляй на завтра, на потом, делай все сразу, по горячим следам. Волка ноги кормят. Любое возникшее сомнение немедленно проверяй, и не единожды, не жалей себя, надо — сиди сутки, двое, трое в засаде в холод, дождь, жару, но не позволяй никогда себе расслабляться». Дядя с ревностью ментора внушал всякий раз племяннику эти прописные истины, уверяя, что их соблюдение уже половина успеха, и все великие детективы потому и попали в историю, что следовали им неукоснительно.

Денис выключил газовую плиту, укрыл крышку казана толстым махровым полотенцем, чтобы сохранить подольше жар и душистый аромат этого творения Тимура, и отправился за парильщиками. Минут через пятнадцать плов накопит разнообразие запахов, не растеряет тепло, и его можно будет выкладывать на широкое блюдо и есть руками, как это всегда делал Турецкий. Пережидать тут нельзя.