Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич

А много ли запомнит двухлетний ребёнок? Я, впрочем, помню, что мама была счастлива рядом с ним и много улыбалась. Помню шинель и фуражку цвета хаки, помню запах, исходящий от всех вещей отца. Он был неповторимым, хотя только теперь я понимаю, что это был запах войны – запах пороха, гари и крови… Иногда мне кажется, что я помню его голос, его лицо. Хотя лицо я хорошо знаю по немногим сохранившимся фотографиям. В памяти отпечатался момент, когда он сажал нас на корабль. Как сейчас, я вижу кромку пустынного берега, граничащего с холодным осенним морем и его одинокую фигуру с поднятой в последнем прощании рукой…

Участь тех, кто не успел эвакуироваться, не сумел бежать, была поистине страшной. Людей загоняли на полусгнившие баржи, а затем топили в ледяной морской воде. Большевики не делали различия между теми, кто дрался до последнего и теми, кто в принципе не был способен взять в руки оружие.

Вместе с пленными и ранеными солдатами гибли женщины, старики, дети. Впрочем, для красивых женщин, девушек и даже девочек одно исключение озверевшие «красные» делали. Только это исключение для последних становилось порой более ужасной участью, чем смерть в ледяной воде.

…Родители познакомились в 17-ом году. Страшный год для моей Родины. Анархия, захлестнувшая страну, разрушила прежние устои жизни русских людей. Поместья разорялись крестьянами, а их владельцам в лучшем случае сохраняли жизнь. В городах же творился бандитский разгул: реформированная и забитая новой властью полиция была неспособна навести порядок. Людей грабили когда угодно и где угодно. Криминальный элемент скоро пополнился дезертирами с фронта и запасниками, нежелающими воевать. Они были вооружены и очень опасны для тех, кто не был способен себя защитить.

Очередной жертвой стала молодая графиня Калязина, от роду которой было 17 лет. На молодую девушку напали на улице в вечернее время. Если днём какой-то относительный порядок ещё соблюдался, то в темноте никто уже не рискнул бы прийти на помощь молящей жертве. Практически никто.

…Ломая пальцы, ей выкручивали руки, стаскивали кольцо. Из ушей вырвали серьги – дешёвка, мама в тот момент не носила дорогих украшений, но кто из налётчиков (бывшие солдаты) понимал их реальную ценность? За желание юности немного покрасоваться она расплатилась шрамами на ушах, которые всю последующую жизнь скрывала волосами. На ней уже рвали одежду, и молодая девушка внутренне готовилась к самому худшему моменту в жизни… Но тут появился ОН! Мой будущий отец, на тот момент являющийся юнкером Александровского военного училища.

С детства физически развитый, он любил на масленицу сойтись в извечной русской забаве – «стенка на стенку». В училище же серьёзно увлёкся боксом. И в тот ужасный вечер мощные удары его рук спасли жизнь и честь матери. До ужаса напуганной, в окровавленной и разорванной одежде, он не мог позволить ей добираться до дома в одиночестве. А на следующей неделе в увольнение явился с букетом цветов.

Сейчас я понимаю реакцию матери и её чувства, связанные с отцом. Те фотографии, что я видел, сохранили его чистый и мужественный взгляд, красивое лицо молодого человека. Человека, выбравшего служение Родине, как главную цель в своей жизни.

А она? По происхождению из достаточно богатой и влиятельной семьи, мама с детства купалась в заботе и любви близких. Родители ни в чём не отказывали любимому чаду, и это, безусловно, отложилось на её воспитании. С годами, превращаясь из шаловливого и капризного ребёнка в яркую и очень красивую девушку, она не знала недостатка мужского внимания. Уже в 16 лет кавалеры признавались юной чаровнице в любви и просили её руки и сердца. Кого только среди них не было: газетчики, крупные помещики, промышленники, офицеры и даже престарелый генерал. Конечно, замуж ей было ещё рано; впрочем, возможно, бабушка и дедушка могли бы дать согласие на брак с выгодной партией. Но тут уже они столкнулись со своенравным и капризным характером матери, которая мечтала о большой любви, знание о которой почерпнула из трогательных женских романов.

Отечественная война тогда ещё никак не коснулась жизни тыла. Конечно, где-то случались перебои со снабжением, и поднимались цены на отдельные продукты, но всё это было частными явлениями. В больших городах ещё давались роскошные балы и накрывались богатые застолья… пока ещё.

С отречения Царя в стране началась настоящая смута. Куда-то пропали все кавалеры, что трепетно признавались маме в любви. Начались перебои с едой – Москва 1917 года голодала. Хуже всего было то, что дед пропал где-то в февральском Петербурге…

Деньги быстро теряли цену, а дворянок и купчих, пытающихся менять драгоценности на продукты, зачастую грабили.

Чем дальше, тем становилось хуже. Если весну 17-го продержались на старых запасах, то осенью нечем было даже топить дом. Мама попалась в руки грабителей во время поиска бесхозного топлива.

Жизнь, разрушенная за год, потеря близких людей, наконец, травма, обезобразившая её красоту – всё это полностью сломало её. От каких-либо необдуманных поступков (а экзальтированная молодёжь любила самоубийства) спасало постоянное присутствие бабушки, да смутные грёзы о герое, что спас её. В темноте, не отойдя ещё от пережитого ужаса, она не смогла разглядеть юнкера. И надломленное сознание посещали разные нежные образы и мечты, что казались совершенно несбыточными.

Но вот он пришёл к ним домой. Не такой, каким она себе его представляла, а гораздо лучше – настоящий. Да вдобавок высокий, сильный и мужественный. В парадной форме и с цветами, он показался ей воплощением истинной мужской красоты. Пытаясь наспех привести себя в порядок после недельной хандры и практически полного отсутствия питания, она провозилась довольно долго. Но отец, тем не менее, терпеливо ждал, хотя увольнение было коротким.

Его напоили жиденьким морковным чаем, а от предложения сдобрить его настоящим французским коньяком юнкер отказался – не хватало ещё прийти с запахом спиртного в часть. Накормить же молодого человека было и вовсе нечем. Подавленная травмой мама не могла вымолвить ни слова от смущения, а вопросы о здоровье и самочувствии заставляли её лишь сильнее закрыться в себе. Беседу в основном вела бабушка.

Однако юнкер тогда неправильно понял переживания матери. Сочтя, что его не воспринимают как ровню в такой именитой семье (а многие офицеры и юнкера тогда жили ещё старыми понятиями), он решил уйти. Отец действительно почувствовал себя чужим; выходец из не очень зажиточной мещанской семьи, он был бы рад спасти кого-нибудь попроще. Но судьба в тот злополучный вечер решила свести именно их. Скорая схватка с вооружёнными грабителями, красивая (даже в темноте это угадывалось) девушка, которую он защитил… Её приходилось (и не без удовольствия) близко прижимать к себе, пока он провожал её, дрожащую, до дома… Разорванная одежда не могла скрыть изгибов нежной шеи и мрамора кожи. Столь волнующее соседство при столь бурных обстоятельствах не могло не сказаться на чувствах юнкера. Практически не знающий женщин (и ни одной до того не познавший), отец и сам грезил новой встречи не хуже матери.

Но холодный приём оттолкнул его. Списав всё это на извечную гордость знатных дворян, он, раздосадованный, направился к выходу. Но в тот момент мама встрепенулась и в неконтролируемом порыве чувств резко встала и непослушные локоны обнажили причину сковывавшего её стыда. Исхудавшие щёки девушки зарделись, а в глазах заиграла непередаваемая палитра чувств: боль, смущение, смятение, надежда. На них сразу навернулись слёзы; из-за волнения и недоедания дыхание её участилось. Она молчала, не в силах произнести ни слова. Но в тот миг всё сказали глаза.

Отец, внимательный и чуткий, мгновенно прочитал во взгляде будущей жены всё то, что не было сказано. И тогда он спросил:

– Сударыня, позволит ли ваша маман, и не будите ли вы против ещё одного моего визита?

Девушка оживилась, резко повернулась к бабушке:

– Мама…

Бабушка лишь кивнула с лёгкой улыбкой в ответ: