Любитель Шампанского - Хью Пентикост

Джонни Сэндз вернулся! Он ворвался в зал, потрясая золотой трубой. Завизжали женщины, все вскочили с мест, приветствуя его. Взлетев на сцену, Джонни – на вид ему было не больше сорока – поднял руки, требуя тишины.

– Вы ждали слишком долго, – начал он. – Дайте мне еще десять минут. Я только переоденусь, а потом буду с вами сколько вы пожелаете. Хоть целую вечность.

Джонни спустился в зал. По пятам за ним следовал Эдди Уизмер, его близкий друг и помощник. У десятого ряда, где сидели Квист и Лидия, Джонни остановился. Вблизи он выглядел гораздо старше.

– Мне надо поговорить с тобой, дружище.

– Конечно, Джонни, – кивнул Квист. – Приходи ко мне завтра утром, часиков в одиннадцать, и мы вместе позавтракаем.

– Сегодня, – возразил Джонни, – сразу после концерта. Мне нужна твоя помощь, дружище. Если б ты только знал, как она мне нужна.

2

Едва ли кто-нибудь из зрителей мог забыть музыку, звучавшую в тот вечер. Джонни, казалось, не знал усталости. Он пел и играл Коула Портера и Джерома Керна, Гершвина и Берлина, песни «Битлз» и Бэрта Бахараха. Он не отказывал ни в одной просьбе. Дон Эдвардс, который аккомпанировал Джонни двадцать пять лет, словно таял под жаркими лучами прожекторов. Джонни, наоборот, черпал в них силы и энергию. Кое-кому из старожилов вспомнились даже двадцатые годы, когда после окончания мюзикла в «Уинтер Гарден» Ол Джолсон, бывало, подходил к рампе и спрашивал: «Хотите послушать еще? Мне хочется петь», – и пел чуть ли не до утра.

Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.

– Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, – сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в золотой смокинг. – Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.

– Кого именно? – спросил Квист.

– Пока неизвестно, – пожал плечами Марр.

Потом, когда Джонни вошел в азарт, Марр восхищенно покачал головой:

– Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.

– Два года отдыха, – напомнил Квист. – Его голосовые связки требовали покоя.

– Много пил, не так ли?

– И по-прежнему пьет.

– Не понимаю, почему он ушел.

– Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверное, приелись.

– Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?

– Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.

К Квисту подошел неизменный спутник Сэндза Эдди Уизмер.

– Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.

– В одиннадцать часов, – напомнил Квист.

– Так точно.

– Он отлично поет, Эдди.

– Великолепно. Так было и будет, – ответил Уизмер.

Двухэтажная квартира Квиста была расположена на Бикмен-Плэйс, неподалеку от высотного здания ООН. Редко кому удавалось попасть на второй этаж его апартаментов. Там располагалась спальня, окна которой выходили прямо на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состояла из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах не было ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлялись темно-синими портьерами.

На следующее утро после триумфального выступления Джонни в «Мэдисон Сквер Гарден» Квист проснулся как от толчка. Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя на улице уже начало светать.

Квист снял трубку.

– Какого черта? – шепотом спросил он.

– Извините, мистер Квист, – ответил швейцар. – Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.

– Пьяный?

– Нет, сэр.

– Дайте ему трубку.

– Вопрос жизни и смерти, как пишут в мелодрамах, дружище, – прокричал Сэндз.

– Любого другого я велел бы вышвырнуть вон.

– Я не обманываю тебя, дружище.

– Дай мне пять минут, – попросил Квист.

– Я подожду у двери в квартиру. Откроешь, когда будешь готов.

Квист положил трубку и повернулся к женщине. Черные волосы разметались по подушке. Она спала как младенец. Наклонившись, Квист поцеловал ее, сначала в один глаз, потом в другой.

– Пришел Джонни.

Она сладко потянулась:

– Боже, мы проспали до одиннадцати?

– Сейчас только шесть часов. Похоже, у него какие-то неприятности.

– Ты хочешь, чтобы я ушла к себе?

– Нет. Выходи к завтраку, когда захочешь. Через черный ход. А пока спи.

Еще раз поцеловав Лидию, Квист прошел в ванную, встал под ледяной душ, насухо вытерся. В гардеробной он надел брюки цвета загара и розовую приталенную рубашку, сунул ноги в сандалии, причесался и по винтовой лестнице спустился на первый этаж.

Гостиная Квиста не имела ничего общего с его спартанской спальней. Стены покрывали сотни фотографий знаменитостей с дарственными надписями. Тут были звезды кино и театра, крупные политики, в том числе президент США, промышленные магнаты и несколько близких друзей, известных лишь узкому кругу. Висел на стене и написанный маслом портрет спящей на втором этаже женщины, принадлежащий кисти Гордона Стивенсона.

Гостей приглашали обычно только в эту комнату. На первом этаже находились также кабинет, кухня и столовая, которой пользовались очень редко.

Выбрав в серебряном ящичке длинную тонкую сигару, Квист закурил и пошел открывать дверь. Увидев Джонни Сэндза, он ужаснулся. Куда девалась бьющая вчера вечером через край энергия. Джонни стал даже меньше ростом, будто ссохся. Глаза остекленели. Он лихорадочно, словно от этого зависела его жизнь, затягивался сигаретным дымом. Коричневый шерстяной костюм и желтый свитер сменили золотой смокинг.

– Ты не торопишься, дружище, – входя пробормотал Сэндз. В гостиной он прямиком направился к бару, выбрал бутылку ирландского виски, налил и тут же опрокинул в себя полный бокал.

Квист уселся поудобнее:

– Тоже сядешь или будешь ходить из угла в угол?

– Почему ты не спрашиваешь, что за вопрос жизни и смерти?

– Расскажи сам, только поподробнее, если тебя это не затруднит.

Джонни налил второй бокал и закружил по гостиной.

– Твоя крошка наверху? – он взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж. – Впрочем, это неважно. Она все узнает, даже если я и заставлю тебя поклясться хранить тайну. Так?

– Так.

– Ну почему мне не довелось встретить такую девушку!

– Здесь нужно особое везение.

– Ты не собираешься жениться на ней?

– Мне кажется, это не твое дело, Джонни.

– Спрашиваю из чистого любопытства, дружище. Моя беда в том, что я слишком часто женился, и все не на тех.

Сэндз замолчал, – старый, безмерно уставший человек.

– Ты говорил – вопрос жизни и смерти, Джонни, – напомнил Квист.

– О, братец, – Сендз вдавил окурок в пепельницу, зажег новую сигарету. – Ты читал утреннюю газету или, по крайней мере, слушал радио?

– Нет.

– Прошедшая ночь не ограничилась ненайденной бомбой в самолете.

– Да?

– В туалете чикагского аэропорта застрелили мужчину.

– Брайан Марр говорил об этом.

– Я знал парня.

Брови Квиста удивленно поползли вверх:

– Убитого?

– Да, я знал его. И сегодня или завтра кому-нибудь может прийти в голову светлая идея о том, что у меня были причины рассчитаться с ним.

– Его убил ты?

– Разумеется, нет! – Джонни глотнул виски. – Я отменил нашу вечернюю встречу, потому что один мой приятель захотел повидаться со мной. Этот приятель тоже знал человека, застреленного в Чикаго.

– То есть ты встретился с ним.

– Я с ним не встретился! – воскликнул Сэндз. – Я ждал его в отеле после концерта. Он не пришел.

– Передумал?

– Нет. Он не передумал. Ему помешали прийти. Примерно в четыре часа утра его сбила машина всего в квартале от моего отеля. Он умер на месте.

– Двое в одну ночь.

– Да.

– Ну, едва ли кто сможет связать тебя еще и с этой смертью, не так ли?

– Держу пари, смогут.

– Как?

– Не знаю. Но если б они не рассчитывали на это, то не убили бы его.

– Они? Что за «они», Джонни?

– Если б я знал! – вздохнул Сэндз.

Квист стряхнул пепел. На его губах заиграла легкая улыбка.

– Не хочешь ли ты прилечь на кушетку? Чувство вины за два убийства, которых ты не совершал, требует вмешательства психоаналитика. Излей свою душу доктору Квисту.

– Прекрати, – огрызнулся Сэндз.

– Если ты будешь молчать, Джонни, я лучше пойду спать.

Сэндз подскочил к бару. Наполнил бокал. Зажег очередную сигарету.