Псы из Тени - Павел Молитвин

– А других не сохранилось, – просто ответила Мирра.

– Как это?

– Да вот так.

Дьявол улыбнулся, показывая широко расставленные желтоватые зубы.

– Расскажите мне об этом, – попросил он. – Может, я вам помогу.

– Сомневаюсь.

– Мирра, – заговорил дьявол вполне серьезно, – вы верите, что я дьявол?

«Я, фамилия, имя, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина… Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин… всегда выполнять законы пионеров Советского Союза…» – промелькнуло вдруг в голове у Мирры.

Но она верила.

– Да, – выдавила она. – Я верю, что вы дьявол.

Он с чувством пожал ее руку. У него была сухая, очень холодная ладонь.

– Я помню их всех, – сказал дьявол тихо.

– Товарищи, – не выдержал наконец пожилой профессор, сидевший у них за спиной, – вы мешаете. Если вам так нужно поговорить, выйдите, будьте настолько добры.

– Извините, – прошептала Мирра.

И они с дьяволом вышли в длинный коридор библиотеки.

– Я помню их всех, – повторил дьявол. – Только сделайте одолжение: не читайте больше эту… ужасную книгу.

Мирра кивнула.

– Почему вы выбрали именно готский язык? – спросил дьявол.

– Просто это единственный германский язык той поры, который сохранился до наших дней. Остальные исчезли.

– А этот?..

– Готы перевели на него биб…

Дьявол стремительно протянул руку, прижимая ладонь к губам Мирры. Она вздрогнула от брезгливого чувства, и он поспешно отнял руку.

– Вы обещали. Мне очень трудно держаться, когда вы произносите эти слова.

– Хорошо, я постараюсь следить за своей речью, – послушно сказала Мирра. Она трепетала от волнения.

– Кстати, почему вы говорите «готы» перевели этот текст? Был совершенно конкретный человек, который проделал всю эту каторжную работу. Кстати, попортил мне немало крови. Я пытался ему мешать, но он просто не замечал меня. Один раз только сказал: «Пшел вон». Это мне-то!.. Лютер – тот хоть чернильницей бросался… Ладно, не будем уклоняться от темы. Ваш драгоценный текст перевел некий епископ Ульфила.

– Послушайте, – горячо сказала Мирра, – неужели вы хотите меня убедить, что один-единственный человек может выступать создателем литературного языка? Литературный язык, даже если его основы и были заложены деятельностью какого-то гения-одиночки, всегда есть результат деятельности масс… В конце концов, ваши заявления ненаучны.

– Ульфила ПЕРЕВЕЛ эту книгу, – повторил дьявол мрачно. – И никто не смог ему помешать. Даже смерть. Он воспитал целую ораву учеников, таких же твердолобых, как он сам.

Мирра алчно слушала.

– Ульфила не был оригинальным мыслителем, что правда то правда, – продолжал дьявол, поглядывая на нее со странной смесью снисходительности и благодарности. – И образования приличного не получил. Но лингвистическое чутье у мужика было отменное.

– Я читала об этом у Филосторгия, – сообщила Мирра. – Но думаю, что Филосторгий преувеличивает заслуги Ульфилы. В конце концов, и Филосторгий, и Ульфила – последователи арианской ереси… Слово «ересь» можно произносить? – спросила она на всякий случай. Когда дьявол кивнул, продолжала: – Естественно, этому историку хотелось выпятить заслуги своего товарища по арианской партии. Марксистское же языкознание полагает…

– Я ничего не ПОЛАГАЮ, – перебил дьявол. – Я знаю, как оно было, вот и все. Вы можете спросить меня, о чем угодно. Вам интересен этот Ульфила?

– В определенной степени.

– Упрямый, черствый как сухарь, настойчивый и начисто лишенный чувства страха человек, – сказал дьявол. – Мне было бы легко с ним справиться, если бы он не предался с детства другому господину.

– Текст, который сохранился, принадлежит ему? – быстро спросила Мирра.

Дьявол кивнул.

– Но ведь Ульфила жил среди везеготов и писал в IV веке, а списки, которые до нас дошли, относятся к VI и сделаны были остроготами, – сказала Мирра. – Вы не могли бы взглянуть и откомментировать те изменения, которые…

Лицо дьявола исказилось.

– Вряд ли я смогу взять в руки ваш фолиант, – произнес он с тихой угрозой. – Не говоря уж о том, чтобы прочесть его.

– Но как же быть? – Мирра почувствовала, как к горлу подступает комок. Получить такую возможность узнать – не выстроить доказательную гипотезу, а ДОСТОВЕРНО УЗНАТЬ из первых рук… И вот все рушится из-за пустого и глупого суеверия!

Дьявол почувствовал ее отчаяние. Произнес примирительно:

– Давайте сделаем так. Вы будете называть мне отдельные слова, а я комментировать. По крайней мере, прояснится хоть кое-что.

Мирра улыбнулась.

– Вы знаете, – доверительно сказала она, – я совершенно ни с кем не могу поговорить по-готски. Во всем Ленинграде этот язык понимали всего три человека, но один погиб, а второй в эвакуации. – Мирра быстро стала деловита. – Прежде всего, меня интересует произношение гласных. Собственно, почему я предполагаю, что дошедший до нас вариант готского языка есть живой остроготский язык VI века, а не везеготский IV-го, на котором писал Ульфила?

Дьявол слушал с искренним интересом. Мирра зарделась, разрумянилась.

– Как известно, грамматики готского языка до Ульфилы не существовало. Эту грамматику создал Ульфила в IV веке. Вопрос. Стал бы он писать слова иначе, чем они слышатся? На самом раннем этапе становления орфографии написание слов всегда соответствует их произношению. И лишь впоследствии, когда произношение по тем или иным причинам изменяется, а орфография как более консервативная область остается прежней, возникает различие между тем, что слышится, и тем, что пишется. Вы согласны?

– Совершенно.

– Итак, зачем бы Ульфиле усложнять задачу и с самого начала создавать различные орфографические исключения, плодить трудности правописания?

– Незачем, – согласился дьявол.

– Следовательно, орфография Ульфилы отражает произношение, которое господствовало среди везеготов в IV веке. Эта орфография механистически была перенесена на язык остроготов, которые произносили слова уже совершенно иначе. Анализ написания некоторых имен ясно доказывает это.

– Вы не могли бы написать мне хотя бы несколько слов, чтобы я мог лучше вас понять?

Мирра поспешно вырвала клочок из тетради. Нацарапала несколько слов, протянула дьяволу. Тот взял, пристально посмотрел, прочитал вслух.

– Да, – сказал он наконец. – Разумеется, остроготы произносили это иначе. Но и везеготы тоже.

Мирра раскрыла рот.

– Тогда я не понимаю…

– Я тоже. Хотя… Постойте! – Вдруг дьявол разразился счастливым хохотом. – Дошло! – закричал он. – Дошло! Мирра! Если бы вы только знали, какую радость мне доставили… – Поглядел на нее сбоку, по-птичьи. – Дьявол ведь обожает науки, теории, изыскания. «Теория, мой друг, суха, но зеленеет древо жизни» или как там в переводе Холодковского. – Он так лихо процитировал Гете, что Мирра невольно улыбнулась в ответ.

– Вы не будете кидаться в меня этой авторучкой? – опасливо спросил он. Мирра поглядела на перо в своей руке. Выскакивая из читального зала, она прихватила его с собой. Это было обыкновенное перо, испачканное в фиолетовых чернилах. – Если в глаз попадете, то будет неприятно.

– Что за дикая мысль… – начала Мирра и вспомнила Лютера.

– Да, да, я о нем, о Мартине, – сказал дьявол. – Я предложил ему несколько хороших идей, и он отблагодарил меня чернильницей по голове.

– Я всего лишь научный сотрудник, – сказала Мирра гордо.

– Вы знаете, моя дорогая, кем был Ульфила?

– Еписко… то есть, церковником.

– Для начала, он не был готом.

– Значит, это правда, что он принадлежал к эксплуатируемому большинству?

– Ну… если считать пленных, которые освоились среди своих победителей, эксплуатиру… тьфу, ну и лексика у вас, моя дорогая! В общем, он действительно был урожденный каппадокиец. Его родной язык – греческий, а не готский. Готскому учился потом, уже вне родительского дома.

– И что с того?

– А то, что каппадокийский греческий, моя дорогая, – это было нечто ужасное. У настоящих греков судороги делались, когда они слышали каппадокийца. Каппадокийцы, к примеру, не различали долгие и краткие гласные. Лепили все подряд. – Он помолчал и с торжеством заключил: – Ульфила создал грамматику под свое собственное ужасное каппадокийское произношение. А вы тут голову ломаете.

Мирра взвизгнула и повисла у дьявола на шее.

Он отечески похлопал ее по спине.

– Ладно, будет вам. Можете включить мою гипотезу в вашу книгу.

Она затрясла головой.

– Вы что? Я же не могу присвоить себе чужое открытие. Вы должны пойти со мной… Вы должны написать… Вы…

Он отстранился.

– Мирра. Вы забыли одну маленькую деталь. Я – дьявол.

– Это чертовски осложняет дело, – согласилась Мирра.