Лемминг Белого Склона - Виталий Кривонос

– Того самого?! – разинул рот юный Скегин. – Ты знал Хагена Волчий Крюк, советника Хруда конунга? А правда, что его воспитывали дверги?… А правда, что…

– Придержи постромки! – тихо засмеялся Гест. – Я действительно знал Хагена – ну, или мне казалось, что знал. Теперь за то не поручусь.

– Надобно тебе знать, сын Мовара, – тяжко глядя, процедил Сторвальд, – что мои родичи и сыновья, вот эти, Эрик и Скафтар, сражались при Хлордвике на стороне Волчьей Пасти, против Хруда конунга, которому служил этот Хаген. И там пали родичи моей супруги Герды, сыновья и внуки моего тестя Люнгви с хутора Еловый Корень. И я сильно надеюсь, – добавил хозяин едва слышно, глядя гостю в глаза, – что твой рассказ действительно будет нелживым. Очень бы хотелось мне знать, что это был за человек!

Гест выдержал тяжкий, горький взор, и подумалось хозяину Лисьей Норы, что этот оборванец тоже был там, в той страшной битве, которую обе стороны прозвали «наш Рагнарёк», и тоже потерял немало близких – если, конечно, сердце его знало, что такое узы человеческой приязни. А старуха Астрид внезапно произнесла, берясь за прялку:

– Пусть наш гость не думает, что попал к недругам. Конунги ведут свои войны, словно волки и вепри, а мы копошимся в лесу, словно лемминги. Кому-то перепало крошек да объедков, кому-то нет, всегда так было и будет, а по весне всё зарастёт травой.

– Словно лемминги, – задумчиво повторил Гест. – Ты кажешься мудрой, кэрлинг, и если бы твои слова попали в нужное время в уши нужных людей… Впрочем, итог один: всё зарастёт травой, не так ли? Что же, расскажу вам и о леммингах, и о волках с вепрями, и о том, как оно теперь будет, в вашем лесу. А начну, пожалуй, с того, что жил в народе двергов один юноша…

Пряжа норн

Прядь [2] 1: Рождённый над волнами

Что тебе молвить,

юный мой друг,

о горе моём?

Альвов светило

всех освещает,

кроме любови моей.

7

(продолжение)

Над Громовым Утёсом бушевал прибой. Волны обрушивались на скалистые берега, залитые восходящей луной, полной и сверкающей. Пена шумела в расщелинах, стекала в море, чтобы тут же с грохотом ударить в камень, снова и снова. Море рычало и рокотало, заливая мир раскатистым грохотом…

…где-то там, наверху. Здесь же, в подземелье, под полукруглым каменным сводом, эхо играло лишь обрывками грома. Звуки внешнего мира, пробиваясь сквозь толщу породы, сливались в неясный гул, однообразный и потому тяжёлый. Альвар, сын Свалльвинда, всегда удивлялся, отчего этот утёс назвали Громовым. Гнетущее гудение вовсе не походило на гром – скорее на заунывное пение стернманского рожка над пустынным фьордом. От него всегда болела голова и ныли зубы.

Особенно – в полнолуние.

Но Альвар, сын Свалльвинда, всё стоял под Громовым Утёсом, перед створками врат, слушал похоронный мотив и не мог заставить себя сделать шаг. Открыть каменные двери, ступить на гладкие плиты, по которым – ещё совсем недавно! – мчался сломя голову, сквозь мрак Нижнего мира, навстречу свету, жизни и любви… Теперь – не мог, не имел воли поднять ни рук, ни глаз. Он бегал слишком быстро, слишком неосторожно, и сломал-таки голову.

Сломал свет, любовь и жизнь.

И добро бы – лишь себе.

Но – где-то там, на другом конце колдовского пути, на диком севере, в стране краткоживущих Верольд, на холодной скале, над волнами у края обрыва, на пересечении ветров, под выстуженным небом, полным шторма, гнева и птичьих криков, – там лежал его новорожденный ребёнок. Лежал, брошенный всеми, ненужный никому, отвергнутый матерью, рождённый до срока, чудом оставшийся жить. Он лежал и кричал от холода и голода, и ещё, наверное, от страха, от нутряного озноба одиночества. Потому что вещие норны припасли ему суровую нить, и дева Верданди пока держит её в руках, дева Скульд в раздумье занесла свой беспощадный нож, чтобы свершить должное, а старуха Урд ничего не замечает, ибо судьба слепа. Младенец кричал в нескольких днях пешего пути от Громового Утёса, а муж недостойный, Альвар Свалльвиндсон, слышал его крик сердцем, ибо то кричала его кровь.

– Я иду, малыш, – прошептал Альвар, раскрывая врата во тьму. – Слышишь? Я иду за тобой. Продержись, мой сын, мой милый, несчастный ублюдок. Осталось недолго. Проживи ещё несколько минут. Не умирай. Только не умирай там…

1

Служанка нашла его в купальне. Юноша сидел по шею в горячей булькающей воде с сернистым душком, прикрыв глаза, грея тело, изрядно продрогшее в походе. Шутка ли – без малого полгода в море! Да и возвращаться пришлось по осени, уже после Эйфендага, который ещё называют Свидар – День Бараньей головы, или Вентракема – «Зима Пришла». Теперь юноша понял – почему! С другой стороны – знал, на что идёт, и, уж конечно, не жалел. Не зазорно ли, добродушно подтрунивали моряки, сыну короля двергов отправляться в торговую поездку? Что же тут зазорного, отвечал юноша, коли я – младший сын, а какова доля младших сыновей – нет нужды говорить…

И все смеялись.

Они смеялись, а младший сын Свалльвинда конунга, правителя сольфов Круглой Горы, хотел плакать, когда корабль покидал фьорды, возвращаясь домой. Не тяготы морского пути печалили молодого королевича, не холод и качка, не труд наравне со всеми – подумаешь, натёр мозоли о вёсла и ванты! Нет, увы, не знал юноша, какое сокровище повстречается ему в Стране Заливов, и каким не суждено ему обладать, пока горы не сдвинутся с места.

А и знал бы – тем более подвизался бы с купцами. Потому что чашу своей судьбы следует пить до дна, и лучше – уж если норны примешали к мёду горечи – залпом…

– Вот ты где, сын конунга, – насмешливо бросила служанка, стоя в дверях и беззастенчиво разглядывая юношу. – Много ли рыбы можно поймать такой снастью?

Старший сын Свалльвинда конунга, Исвальд, будучи в хорошем расположении духа, ответил бы, что, мол, уж на такую рыбку, как Финда дочь Аки, большей удочки и не требуется, после чего затащил бы дерзкую девчонку в воду и всласть бы позабавился. Будучи не в настроении, Исвальд мог бы наставить дочери Аки синяков и самому Аки тоже. Младший Свалльвиндсон был не таков. Иной раз он, верно, смутился бы своей наготы, но теперь на сердце лежала такая гора, что он поленился даже открывать глаза:

– Чего это тебе, Финда, рыбки захотелось?

– Ничего мне не захотелось, Альвар хёвдинг. А тебя желает видеть госпожа Хрейна.

«Приплыли», – обречённо подумал Альвар.

Хрейна дочь Кьялара из Гульдсаллира была женой Свалльвинда конунга и – так уж оно вышло – матерью Альвара. То была женщина немногословная, властная и весьма неглупая. Все жители Сольфхейма почитали за лучшее уважать её и бояться, хотя и не сказать, чтобы народ очень её любил. Ей, впрочем, вполне хватало любви и преданности сыновей, ради счастья которых она была готова на большее, чем иные матери.

Младшего из её сыновей это весьма тяготило. С некоторых пор.

– Хотела переговорить с тобой до ужина, – мать встала из-за ткацкого станка и жестом указала сыну на крытый ковром рундук в углу, а сама выглянула за дверь и прикрыла створку. Альвар сел на рундук, а Хрейна опустилась в кресло напротив, глядя ему в глаза, и вдруг улыбнулась.

– Есть у меня для тебя подарок, сын мой! – заговорщицки прошептала королева сольфов, но тут же изменилась в лице, молвила сурово и укоризненно:

– Твой старший брат Исвальд уже восьмую зиму как женат, и скоро, хвала дисам, одарит меня вторым внуком. А ты всё никак не найдёшь себе супругу, и это печалит меня, и даже пугает. Не обрадуют никого из нас пересуды, коль поползут, о том, что мужу из рода Фьёрса моряки милее белоруких дев!

Альвар тихонько вздохнул. Эти речи были не в диковинку. Матушка вбила себе в голову, что младшего сына надобно срочно женить, а то так и будет мыкать свой век в одиночестве и печали – а век у двергов куда как долог… Правда, надо бы отдать ей должное: угрозы приберегла на крайний случай. Видать, отчаялась просватать сына, раз уж дошло до такого. Раньше, быть может, Альвар и устыдился бы.

Раньше.

До того мига, как увидел Хельгу, дочь Арнкеля конунга, идущую по осеннему саду.

До того мига, как погас для него солнечный свет.

Раньше…

– Жаль мне, милая матушка, огорчать тебя, – покорно сказал Альвар, опустив глаза. Поскорее кончила бы поучения да отпустила сына – броситься в море с Громового Утёса вниз головой или хоть напиться до беспамятства.

– Не достоин ты моего подарка, ну да ладно, – так же строго молвила Хрейна, но глаза её улыбались, – я договорилась с фру Асхильд, супругой Фьялара из рода Финнара Мудрого, а это достойный род, как тебе, конечно, ведомо. Их младшая дочь Гнипа примерно твоего возраста. Они должны прибыть на Йолль, и если всё обернётся удачно, можем засылать сватов уже к празднику Торри. За свою Гнипу они посулили, пока только предварительно, соляную мельницу в Тильхофе. Что сказать, небогатое приданое, но Фьялар Финнунг – знаток закона и лагеман, а иметь такого человека в родне не будет лишним и королю, не так ли, сын мой? Да слушаешь ли ты меня, Альвар!?