Обаятельный гад - Старр Матильда

Ладно. Что было, то было, а бумаги сами себя не соберут.

Я снова опустилась на пол, подбирая и отряхивая листы.

– Желтые – в двести шестнадцатый, розовые – в двести первый… – скороговоркой повторила я.

Глава 2

Не знаю, кто придумал, будто бы провинциалы, впервые попав в большой город, моментально очаровываются всем, что попадается им на глаза. Со мной было иначе. Меня пугали широкие улицы, спешащие толпы людей и чертовы двухэтажные автобусы, так и норовившие затормозить прямо передо мной…

Честное слово, я ожидала от жизни в столице совсем другого. Возможностей, шансов, интересных встреч… Какие уж тут шансы и встречи, если из дома высовываться нет желания. Ведь стоит только выйти, как со всех сторон на тебя обрушивается громадный человеческий муравейник, спешащий, бегущий, ревущий миллионами машин, рвущий мозг тоннами рекламы, душащий смогом, давящий умопомрачительными высотками. Сразу кажешься себе маленькой и ничтожной пешкой в чьей-то большой игре, и хочется лишь одного: со всех ног бежать на вокзал.

Но, разумеется, я этого не сделала.

Во-первых, представляю, как встретили бы меня дома! Носить почетное клеймо неудачницы пришлось бы до конца моих дней.

А во-вторых, у меня была назначена встреча с Элис! А это такое мероприятие, которое никак нельзя отменить без риска для здоровья.

С Элис мы подружились еще в начальной школе. Даже не знаю, почему. Мы были такими разными: она – общительная, энергичная, безумно артистичная и веселая, и я – застенчивая зубрилка, предпочитающая книги реальному общению. Но, говорят, противоположности притягиваются. Как бы там ни было, мы с Элис подружились сразу и навсегда.

Год назад она поступила в столичный колледж, а я осталась дома. И вот, приехала…

Я стояла на автобусной остановке. Одна. Что неудивительно: в такую погоду нормальные люди предпочитают добираться другими видами транспорта или находятся внутри зданий, а не мокнут под дождем. Я бы тоже сидела дома и не мокла. Но именно в это время и в этом месте была назначена встреча с Элис, на которую та безнадежно опаздывала. Вытаскивать руки из карманов и тыкать мокрыми пальцами в телефон, чтобы услышать «бегу-бегу» или «я уже рядом» не хотелось. Я вздохнула и поглубже забилась под козырек. Не помогло. Ветер налетал, казалось, со всех сторон и легко задувал дождевые капли под узкую крышу. И они оседали на пальто, волосах, стекали за воротник и противно щекотали шею. Зонтик, я, конечно, забыла в комнате общежития.

Наконец я увидела Элис! Она неслась ко мне со всех ног, и я невольно засмеялась: Элис была на шпильках. Насколько я помнила, раньше она предпочитала спортивную обувь. Большой город и ее изменил?

– Это теперь кеды такие? – невинно поинтересовалась я.

– Да ну тебя! – отмахнулась Элис и крепко прижала меня к себе. – Как я рада тебя видеть!

Я блаженно прикрыла глаза, зарывшись носом в ее длинные локоны.

– Я тоже. Ужасно рада…

Но Элис уже не слушала. Она отстранилась и деловито оглядела меня с ног до головы:

– Тебе нужно обсохнуть и согреться. Сейчас мы пойдем в одно классное место.

– Оно хоть недалеко, твое классное место? – уныло спросила я, – А то я устала и есть хочу. И мне тут не нравится!

Да уж. Отличная идея – вывалить сразу все, чем я недовольна.

– Ты скоро привыкнешь, – весело утешила меня Элис, схватила за руку и потащила за собой, ловко лавируя в толпе.

Буквально через несколько минут мы уже сидели в университетском кафе, удивительно уютном. Мне раньше почему-то казалось, что все заведения такого рода одинаковы: с неприятно ярким светом, пластиковыми столами, расставленными в шахматном порядке. И с отвратительным кофе в бумажных стаканчиках!

Здесь же деревянные столики, по-домашнему милые, тянулись вереницей вдоль стен. И светильников было немного: по одному на каждый столик, да гроздь подвесов в центре зала. Но этого хватало, чтобы залить все пространство теплым, приглушенным сиянием. А главное, никаких бумажных стаканчиков, пластиковых ложек и прочей одноразовой ерунды! Кофе тут подавался в симпатичных чашках. И какой кофе! Не растворимая бурда, а настоящий, из зерен. Его дразнящий горьковатый запах ощущался даже на улице, в паре метров от кафе, а уж внутри… Нет, здесь мне определенно нравилось!

– Сначала я тоже всего боялась, – говорила Элис. – А теперь не хочу уезжать даже на каникулы. Знаешь… Здесь столько всего интересного, жизнь кипит! А что дома? Тишина, покой и прочее благолепие.

Я медленно помешивала ложечкой свой кофе. Золотисто-коричневая пенка раздвигалась, открывая тёмную ароматную жидкость.

– Не знаю, Элис, – вздохнула я наконец. – Пока шел конкурс, я так мечтала победить, учиться здесь. Или, может быть, мне просто хотелось изменить свою жизнь. И вот свершилось, а я… Я боюсь этого огромного чужого города, бесконечных толп, автобусов, метро…

– Глупости! – рассердилась Элис. – Николь Робертс, ты выиграла шикарный приз – обучение в столице, в лучшем университете! Вырвала его с боем, обставив целую кучу неслабых соперников. И ты тут мне рассказываешь, что тебя пугает какое-то метро?!

Ну да, с боем. Что ж, может, она и права. Наверное, я и правда привыкну.

Когда-нибудь.

– Послушай, – Элис наклонилась ко мне так близко, что я могла различить каждую волосинку в ее густой челке. – У тебя что, кто-нибудь остался? Ну… дома?

– Родители остались. А почему ты шепчешь?

– Да я не о них! Я говорю о…

– Ах, это! – я стремительно покраснела и уткнулась в свой кофе.

Элис охотно делилась со всем светом подробностями своей бурной личной жизни, но я никогда не могла себя заставить рассказать что-то о своей собственной. Да и что было рассказывать? Не считать же романом невнятные отношения с Чарли. Он жил с родителями, старшим братом и чёрным спаниелем Маффином, который поднимал страшный визг каждый раз, когда мимо проезжала машина. Чарли был очень высоким, очень нескладным, очень молчаливым. Но главным его «очень» были уши: очень большие, слегка оттопыренные и вечно полыхающие, как закатное солнце.

Каждый вечер, строго в одно и то же время, он появлялся у нашего дома, вооруженный губной гармошкой. Поднимался по ступенькам, негромко стучал в дверь. Я выходила, и мы устраивались на террасе. Чарли наигрывал мне мелодии собственного сочинения, а я любовалась удивительным цветом его ушей. Лучи заходящего солнца подсвечивали их, делая полупрозрачными, и по мере того, как оно опускалось за крышу соседнего дома (ну или Чарли смущался), цвет становился все более насыщенным. Потом наступали сумерки, и мы расходились по домам.

Когда выяснилось, что я все же уезжаю из нашего городка, Чарли явился вне расписания и, кажется, впервые в жизни заговорил со мной.

– А как же мы? – спросил он, причем в голосе его отчетливо слышались возмущенные нотки.

Мы? Я удивленно уставилась на него.

– Чарли, – мягко начала я, – о чем ты говоришь?

– Ну… я думал, мы с тобой… как бы… в общем… – Чарли вовсю боролся с нагрянувшим косноязычием, но явно проигрывал. Наконец собрался с силами и выпалил: – Что мы встречаемся.

– Но ведь я…

– Да ладно, я все понял! – Он выпрямился, напустив на себя беззаботный вид, но уши предательски налились багрянцем.

И тогда я в первый раз посмотрела ему в глаза. Они оказались большими, влажными, ярко-зелеными. И тоскливыми, как у замерзающей на льдине обезьянки. «Переживает», – растроганно подумала я. И неброское мужество, с которым держался Чарли в преддверии скорой разлуки, впечатлило до глубины души…

В общем, у меня был парень, а я этого даже не заметила.

Рассказывать Элис о Чарли я, конечно, не стала.

– Нет, – пробормотала я. – То есть ничего серьезного… А как у тебя?

Но Элис меня уже не слушала. Я проследила за направлением ее взгляда и сразу поняла, чем вызвана внезапная ее глухота. Только что в кафе вошел потрясающий красавец. Спортивная фигура, широкие плечи, черные как смоль волосы, карие глаза…