Фейерверк в пробирке - Валерий Гусев

– У нас завтра отгадки, Евгений Иванович. Хочу отличиться.

И, похоже, я отличился!

Если я сделал лицо смущенным, то у Кажется-Жени оно вдруг, когда он прочел формулу, стало… я бы сказал, паническим.

– Что это, Дима? - Он снял очки, протер их краем простыни, снова повесил на уши и снова прочитал формулу. Будто не верил своим глазам даже в очках. - Где ты это нашел?

Пришлось признаться.

– Доктор! Доктор! - вдруг завопил наш Женя.

Я подумал, что ему стало плохо. И тоже сначала заорал: «Доктор!», а потом выскочил в коридор за врачом. Но он уже торопливо шел навстречу в развевающемся халате.

Оттолкнув меня, доктор вошел в палату. Я - за ним.

– Что такое, голубчик? - спросил он Евгения Ивановича и стал нащупывать пульс на его здоровой руке. И положил одновременно ладонь ему на лоб. - Что беспокоит?

– Доктор, - Евгений Иванович в крайнем возбуждении пытался сесть. - Доктор, возьмите в моей тумбочке… Там… визитка. Нашли? Это - следователь, который ведет мое дело. Срочно позвоните ему! Срочно, доктор! Скажите, чтобы он как можно скорее пришел ко мне. Скажите ему, что у меня есть для него сообщение чрезвычайной важности.

– Успокойтесь, голубчик, - врач почти насильно опрокинул его на подушку. - Успокойтесь. Я все сделаю. Вам нельзя волноваться.

– Да как же не волноваться!… - Голова его металась по подушке. - Скорее, доктор! Ведь это школа! Там же дети!

Мы с Алешкой переглянулись и вышли в коридор.

– Дим, - сказал встревоженно Алешка, - не зря он мне не нравится.

– Кто? - Я все еще не пришел в себя.

– Дядя Саша. Химик ваш.

И в это слово «химик» было столько вложено, что я почувствовал тревогу.

Вообще-то я люблю нашу школу. Неприятностей от нее, конечно, много, но и польза иногда есть. К тому же хочешь не хочешь, а чему-нибудь научишься. И уж, во всяком случае, в ее родных стенах никогда не бывает скучно. Ну, а как вы думаете? Если запереть на несколько часов в одном небольшом здании тысячу пацанов и девчонок, они что, будут сидеть сложа ручки, подобрав ножки и молча постигать всякие премудрости? Щаз-з! - как говорит мой младший брат, третьеклассник Алешка.

При таком количестве энергии в замкнутом пространстве, как говорит наш физик, постоянно вершится агрессивное броуновское движение. И как говорит на бегу наша Пробирка, реакция неосознанного протеста идет непрерывно. И непрерывно происходит, как говорит преподаватель литературы Бонифаций, брожение умов и столкновение характеров. А наш директор, бравый отставной полковник Семен Михалыч, выражается по этому поводу яснее всех, с армейской прямотой:

– Я такого базара даже в казарме для новобранцев не видал!

А когда однажды вдруг все так совпало, что шум, топот, крики, визги внезапно прервались и наступили тридцать секунд небывалой тишины, наш Семен Михалыч выскочил из своего кабинета с крайне встревоженным лицом: что случилось? Но в это мгновение на него снова обрушился наш базар, какого и в казарме не бывает. Полковник с облегчением перевел дыхание и опять вернулся в свой кабинет к своим кроссвордам.

У директора школы, как и у всех великих людей, была своя невинная слабость - он очень любил в свободное время разгадывать кроссворды. Его увлечение дошло до того, что иногда он и с нами разговаривал загадками.

– Вчера седьмой взвод… то есть седьмой класс на уроке физвоспитания совершил хулиганское деяние из девяти букв. Слово начинается на «п», кончается на «к». Жду ответа тридцать секунд.

– Проступок! - радостно гаркал седьмой «взвод».

– Так точно, - кивал довольный полковник. - Так и впишем в соответствующие клеточки. А за сообразительность я освобождаю седьмой… класс от дисциплинарного… на букву «в».

– Взыскания! - следовал дружный ответ.

…В общем-то, я люблю нашу школу. Со всем ее шумом, гамом, со всеми проблемами. Тем более что наша школа - семейная. Родители многих наших учеников тоже кончали эту школу. И, кстати, в вестибюле, напротив раздевалки, висит громадный стенд с фотографиями под названием «Наша гордость». Это бывшие ученики - выпускники нашей семейной школы, которые ее так или иначе прославили (в хорошем смысле). Среди них есть даже один космонавт и два героя-офицера. Есть писатель, которого никто не знает. И есть даже знаменитый бизнесмен, которого знают все. В благодарность за то, чему научила его родная школа, он подарил ей компьютерный класс. Правда, сейчас этот бизнесмен в тюрьме, но класс, конечно, остался.

Есть на нашем стенде среди других гордостей и наша личная с Алешкой гордость: наша мама. На фотографии ее ни за что не узнать. Она сидит за партой, аккуратно сложив ручки, в глазах ее воплотились дисциплина, внимание и ум. Мама одета в форменное платье и белый фартучек (тогда носили такие послушные ученицы), на груди у нее - красный пионерский галстук и две аккуратные косички, переброшенные со спины.

Мама прославила школу отличной учебой и примерным поведением. Нам часто ставят ее в пример. Знания, полученные мамой, до сих пор ею не утрачены. Она даже таблицу умножения помнит лучше нас. Особенно на большие цифры. После «пятью пять».

Папа, когда один раз ходил на родительское собрание (его специально вызвали, чтобы он больше внимания уделял нам с Алешкой), долго вглядывался в эту мамину фотографию, а потом с недоумением тихо проговорил:

– И что она во мне нашла? Такая умная…

А вот папа никаких следов пребывания в родной школе не оставил. Кроме… Впрочем, об этом потом. В своем месте…

…В общем-то, я люблю нашу школу. Особенно сейчас, когда мы все готовимся к нашему общему празднику. Он отмечается каждый год, в середине сентября - это день рождения нашей родной школы. К этому событию наступает временное перемирие между педсоставом и составом учащихся. И мы все дружно занимаемся общим делом. Оформляем актовый зал и коридоры, готовим самодеятельность и дискотеку. Придумываем всякие соревнования на стадионе и в спортзале, всякие викторины и приколы.

Люблю я эту предпраздничную суматоху в школе. Хоть стой в это время на голове, хоть на руках ходи - никто не заметит. А если и заметит, то подумает, что так и надо.

После уроков поманил меня из класса Сережка Никишов, один из самых активных участников подпольного химического кружка и член секции подпольных единоборцев.

– Димон, никому ни слова! - прошептал он так, что, наверное, даже наш директор услышал. - Испытания! В парке! Пошли!

По дороге он мне все объяснил. Тоже шепотом. Таким шепотом, что все прохожие и встречные от нас шарахались.

– Сюрприз, Димон! К празднику! Мы с Волчком, - так ребята прозвали Сашу Волчкова за его способности вертеться на татами, - такие петарды сделали! Отпад! Он сказал - покупать не будем, опасно! Да и денег нет. Сами сделаем! И сделали! Гляди!

Мы уже находились в самой середке парка, где была заброшенная детская площадка. Ее забросили уже давно. Когда во всех сказочных избушках поселились бездомные люди. Со своими бездомными собаками. И ходить туда стало опасно. Собаки были злые. С тех пор, хотя милиция и навела порядок, это местечко в парке не пользовалось популярностью. Там только собирались попить пиво окрестные жители - из тех, кому дома пиво не пьется.

В общем, место было уединенное и безлюдное, вполне подходящее для испытаний всякой пиротехники.

Ребята под руководством Волчка расставили на земле, полукругом, картонные стаканчики и отошли в сторонку. Волчков поджег по очереди фитили и тоже спрятался на всякий случай за дерево.

Испытание прошло успешно. На площадке беззвучно вспыхнули разноцветные фонтаны, разбросали во все стороны красивые огни, подымили и погасли. В общем, сработали ничуть не хуже покупных. Ребята затоптали кое-где тлеющие остатки и пошли в школу, окружив Волчкова, как мухи немытую тарелку.

Мы с Серегой немного отстали.

– А ты, Димон, что не ходишь на борьбу? Так здорово! Мы сейчас такие приемы отрабатываем! Отпад!

Именно из-за этих отпадных приемов я и ушел из секции. Сначала мне там нравилось, интересно было. А потом, когда Волчков выдал свою концепцию боя (он так и говорил), у меня к этим занятиям окончательно оформилась неприязнь. Концепция у него была такая: «Раз уж вы вступили в единоборство с реальным противником, не подчинились его требованиям, значит, вы обязаны довести дело до конца, а противник может быть сильнее и опытнее вас, значит, вы должны воспитывать в себе жесткость и обязательно завершать каждую атаку добивающим ударом…»

Вот этот «добивающий удар» меня и отвратил от занятий. Не люблю я вообще никого бить, а тем более добивать. А ребятам, похоже, нравится. Все из себя Ван-Даммы и Сталлоне в одном флаконе.

И сейчас, когда я слушал Сережку, как он хвалится, мне немножко смешно было и немножко жалко его. Он вообще-то тихий и добрый парень. И все проблемы старался решать головой, а не кулаками. В крайнем случае - ногами. Путем убегания. В смысле разумного бегства.