Стихотворения (1926) - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МАРКСИЗМ — ОРУЖИЕ, ОГНЕСТРЕЛЬНЫЙ МЕТОД
ПРИМЕНЯЙ УМЕЮЧИ МЕТОД ЭТОТ!
Штыками двух столетий стыкзакрепляет рабочая рать.А некоторые употребляют штык,чтоб им в зубах ковырять.Все хорошо: поэт поет,критик занимается критикой.У стихотворца — корытце свое,у критика — свое корытико.Но есть не имеющие ничего, окромякрасивого почерка.А лезут в книгу, хваля и громяиз пушки критического очерка.А чтоб имелось научное лицоу этого вздора злопыха́нного —всегда на столе покрытый пыльцойнеразрезанный том Плеханова.Зазубрит фразу (ишь, ребятье!)и ходит за ней, как за няней.Бытье — а у этого — еда и питьеопределяет сознание.Перелистывая авторов на букву «эл»,фамилию Лермонтова встретя,критик выясняет, что́ он елна первое и что́ — на третье.— Шампанское пил? Выпивал, допустим.Налет буржуазный густ.А его любовь к маринованной капустедоказывает помещичий вкус.В Лермонтове, например, чтоб далеко не идти,смысла не больше, чем огурцов в акации.Целые хоры небесных светил,и ни слова об электрификации.Но, очищая ядро от фразерских корок,бобы — от шелухи лиризма,признаю, что Лермонтов близок и дорогкак первый обличитель либерализма.Массам ясно, как ни хитри,что, милюковски юля,светила у Лермонтова ходят без ветрил,а некоторые — и без руля.Но так ли разрабатывать важнейшую из тем?Индивидуализмом пичкать?Демоны в ад, а духи — в эдем?А где, я вас спрашиваю, смычка?Довольно этих божественных легенд!Любою строчкой вырваннойЛермонтов доказывает, что он — интеллигент,к тому же деклассированный!То ли дело наш Степа— забыл, к сожалению, фамилию и отчество,—у него в стихах Коминтерна топот…Вот это — настоящее творчество!Степа — кирпич какого-то здания,не ему разговаривать вкось и вкривь.Степа творит, не затемняя сознания,без волокиты аллитераций и рифм.У Степы незнание точек и запятыхзаменяет инстинктивный массовый разум,потому что батрачка — мамаша их,а папаша — рабочий и крестьянин сразу.—В результате вещь ясней помидораобволакивается туманом сизым,и эти горы нехитрого вздоранекоторые называют марксизмом.Не говорят о веревке в журнале повешенного,не изменить шаблона прилежного.Лежнев зарадуется — «он про Вешнева».Вешнев — «он про Лежнева».
19/IV-26 г.ПЕРВОМАЙСКОЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ!
Товарищ солнце, — не щерься и не я́щерься! — Вели облакам своротить с пути! — Сегодняшний праздник — праздник трудящихся, — и нечего саботажничать: взойди и свети!
Тысячи лозунгов, знаменами изо́ранных, — зовут к борьбе за счастье людей, — а кругом пока — толпа беспризорных. — Что несправедливей, злей и лютей?!
Смотри: над нами красные шелка — словами бессеребряными затканы, — а у скольких еще бока кошелька — оттопыриваются взятками?
Подняв надзнаменных звезд рогулины, — сегодня по праву стойте и ходите! — А мало ли буден у нас прогулено? — Мало простоено? Сколько хотите!
Наводненье видели? В стены домьи — бьется льдина, мокра и остра. — Вот точно так режим экономии — распирает у нас половодье растрат.
Товарищ солнце, скажем просто: — дыр и прорех у нас до черта. — Рядом с делами огромного роста — целая коллекция прорв и недочетов.
Солнце, и в будни лезь из-за леса, — жги и не пяться на попятный! — Выжжем, выжжем каленым железом — эти язвы и грязные пятна!
А что же о мае, поэтами опетом? — Разве п-е-р-в-о-г-о такими поздравлениями бодрят? — А по-моему: в о-п е р в ы х, подумаем об этом, — если есть свободные три дня подряд.
ЧЕТЫРЕХЭТАЖНАЯ ХАЛТУРА
В центре мира стоит Гиз —оправдывает штаты служебный раж.Чтоб книгу народ зубами грыз.наворачивается миллионный тираж.Лицо тысячеглазого треста блеститэлектричеством ровным.Вшивают в Маркса Аверченковы листы,выписывают гонорары Цицеронам.Готово. А зав упрется назавтрав заглавие, как в забор дышлом.Воедино сброшировано 12 авторов!— Как же это, родимые, вышло?? —Темь подвалов тиражом беля,залегает знание — и лишьбегает по книжным штабеля́мжирная провинциалка — мышь.А читатели сидят в своей уездной яме,иностранным упиваются, мозги щадя.В Африки вослед за Бенуя́миулетают на своих жилплощадях.Званье — «пролетарские» — нося как эполеты,без ошибок с Пушкина списав про вёсны,выступают пролетарские поэты,развернув рулоны строф повёрстных.Чем вы — пролетарий, уважаемый поэт?Вы с богемой слились 9 лет назад.Ну, скажите, уважаемый пролет,—вы давно динаму видели в глаза?— Извините нас, сермяжных, за стишонок неудачненький.Не хотите под гармошку поплясать ли? —Это, в лапти нарядившись, выступают дачникипод заглавьем — крестьянские писатели.О, сколько нуди такой городимо,от которой мухи падают замертво!Чего только стоит один Радимовс греко-рязанским своим гекзаметром!Разлунивши лысины лачки́,убежденно взявши ручку в ручки,бороденок теребя пучки,честно пишут про Октябрь попутчики.Раньше маленьким казался и Лесков —рядышком с Толстым почти не виден.Ну, скажите мне, в какой же телескопв те недели был бы виден Лидин?!— На Руси одно веселье — пити…—А к питью подай краюху и кусочек сыру.И орут писатели до хрипоты о быте,увлекаясь бытом госиздатовских кассиров.Варят чепуху под клубы трубочного дыма —всякую уху сожрет читатель-Фока.А неписанная жизнь проходит мимоулицею фыркающих о́кон.А вокруг скачут критики в мыле и пене:— Здорово пишут писатели, братцы!— Гений-Казин, Санников-гений…Все замечательно! Рады стараться! —С молотка литература пущена.Где вы, сеятели правды или звезд сиятели?Лишь в четыре этажа халтурщина:Гиза, критика, читаки и писателя.Нынче стала зелень веток в редкость,гол литературы ствол.Чтобы стать поэту крепкой веткой —выкрепите мастерство!
АНГЛИЙСКОМУ РАБОЧЕМУ
