Опция номер (СИ) - "FlatWhite"

Тсуна заливает футболку соусом и смущённо трёт её салфетками, пока мама добродушно посмеивается над его неряшливостью.

И Хаято кажется, после ужина у всех будет прекрасный лёгкий вечер. У всех, кроме него с его новым будущим.

Тсуна хочет пойти переодеться, неловко встаёт из-за стола, и, сделав пару неровных шагов, падает мешком на пол. Оба Сасагавы и Ямамото, посинев в лице, сползают под стол. Хару кидается к Тсуне, но, схватившись за живот, сваливается на него сверху.

— Не говори, что какие-то из этих блюд приготовила ты? — Хаято резко отодвигает стул.

— Ну, я немного расстроилась после утренней почты и какую-то из своих баночек, наверное, поставила не туда… — Бьянки задумалась. — К специям мамы?

— Десятый! — Хаято её уже не слушает. — Держитесь, я вас сейчас отнесу наверх. Или нет, принести вам тазик сюда?

— Всё происходящее сейчас лишь показывает, насколько мы не подготовлены к опасностям. — Реборн даже не шевелится, чтобы помочь своим бестолочам. — Кроме Гокудеры, ни у кого нет иммунитета к ядам. Даже минимальная доза сбивает их с ног. Что ж… Будем исправлять.

И правда, Хаято вырубает не её кулинария. Было бы хорошо, если бы остальные тоже привыкли переваривать камни, думает Бьянки. Но вырабатывать иммунитет количеством отравлений, а потом круглосуточно носить очки не только для душевного спокойствия Хаято, а для всех — не самая заманчивая перспектива. Бьянки аккуратно подхватывает под мышки бесчувственную Киоко:

— Давай не по моей рецептуре?

— Не вопрос, — улыбается Реборн.

***

Следующие полгода ничего не происходит. Точнее, остальным кажется, ничего, а Хаято всё мерещится: вот-вот сейчас точно пойдёт течка. Её приближение чудится, когда он простужается и температурит. Её близость ощущается, когда кружится голова после горячих источников. Ему хочется побить Ямамото, когда тот закидывает на него руку по пути в школу, хотя Хаято много раз говорил, так больше нельзя, пусть отвыкает. И дома у него жарко, ведь Ямамото альфа, а вовсе не из-за на редкость тёплой погоды и разливающегося по дому жара от кухни.

Хаято прилежно пьёт таблетки каждое утро — на всякий случай — и нервно ждёт неотвратимого. Реборн, вопреки ожиданиям, не стал проводить свой спецкурс для омег. Ни разу не столкнувшись с течками, Хаято многого не услышит и не поймёт, поэтому репетитор ждёт и просто присматривает за всеми, как и всегда, предпочитая сначала макнуть носом в проблему, а потом поучать, как надо было поступить.

Течки идут у одноклассниц и одноклассников, у некоторых спортсменов в бейсбольной команде, и Ямамото рассказывает об этом спокойно — после тестов все готовились к ним и принимали лекарства. У тренера были на руках медкарточки, графики тренировок скорректировали так же, как и состав команды на ближайшие соревнования между школами.

Хаято не верит его спокойствию. После бейсбольной тренировки Ямамото и дежурства Гокудеры в классе они возвращаются домой вместе. Такеши смотрит вперёд, и этот взгляд Хаято видел не раз — такой же сосредоточенный и серьёзный, как перед броском мяча. Только сейчас момент броска растянулся во времени и руки пусты. Но и дураку понятно, что он хочет и куда засадить.

От этого противно. Все постепенно раскрываются, и от темы течек его уже мутит. Буквально — Хаято сглатывает горькую вязкую слюну.

— Ты так спешил сбежать от своих бейсболоёбнутых омег? Даже душ не принял. — Хаято пытается его немного растормошить, но сам же не может сменить тему.

Ямамото не поворачивает голову и, кажется, не слышит его. Внимательно следит за чем-то невидимым впереди.

— Наоборот. Я долго там торчал. Мышцы ноют.

— Врёшь.

«Хуй у него ноет», — злобно проносится в голове, и Хаято пинает мелкий камушек на дороге. Чтоб от Ямамото так несло, он должен был бегать по полю прямо в этой школьной форме, а потом переобнимать всю бейсбольную команду. К поту примешался ещё какой-то микс неизвестных запахов.

— Правда ноют. — Ямамото сворачивает к своему дому. — Увидимся завтра.

Хаято хочется сплюнуть, но сдерживается. Хотел же немного поработать над культурой поведения. Он таки правая рука босса и лицо семьи. Пора завязывать с некоторыми привычками.

Он молча идёт своей дорогой.

***

Каждое утро дисциплинарный комитет делает обход. Классы с младшими студентами проверяет всего один человек любого гендера: этого достаточно, чтобы отметить посещаемость и уровень дисциплины. Но во всех классах, где есть ученики, достигшие шестнадцати лет, проверки делают только парами: один альфа, один бета. Хаято замечает, как они задерживаются чуть дольше и прикрывают глаза — нюхают.

Хана говорит, в соседнем классе с утра посреди урока вывели одну омегу. Всё чинно: отправляют в медпункт, потом один бета сопровождает до дома. Комитет сообщает преподавателям об отсутствии студента по уважительной причине.

Умом вроде понятно, что действительно сложно оценить силу собственных феромонов, но всё равно выглядит неловко. Хана не соглашается — кому какое дело? И оборачивается на дверь:

— А вот и к нам пожаловали.

Впервые за долгое время к ним на проверку приходит Хибари собственной персоной. И потом ещё два дня подряд тоже. Хаято узнаёт его до того, как дверь класса отодвигается в сторону. На четвёртый Хибари выводит его, не задерживаясь ни на минуту, без формальностей перед преподавателем, поэтому Хаято не понимает — была ли это проверка феромонов или что-то случилось в семье.

Они идут к выходу из школы. На Хаято нет наручников, но руки тяжёлые, и тёплый металл браслетов — обычные побрякушки, каких у него много — впивается в кожу. Лицо Хибари ускользает, и на его месте пляшут тени и пятна.

— Еда дома есть?

Суть вопроса доходит с задержкой.

— Немного, а что?

В прилавке у дороги Хибари покупает большую бутылку чистой воды, какие-то пакетики с орехами или чем-то подобным. Хаято не вслушивается в разговор с пожилым продавцом. Ему нехорошо, и в сознании бьётся мысль: Мукуро втянул в иллюзию, только игра слишком невинна. Не его стиль.

Хибари словно окутан невесомым облаком. Когда он отходит от прилавка и движется к нему, в кончиках пальцев пощипывает от маленьких разрядов тока. Пахнет, как у Хибари дома, и ещё немного нагретым на солнце металлом. Прядь волос Хаято, выбившись из хвостика, неприятно прилипает к щеке, и кожа зудит. Он скребёт её ногтем и заправляет прядь за ухо, чувствуя, как пульс изнутри бьёт по барабанным перепонкам.

— Не выходи, — произносит Хибари.

Пакет хлопается на пол в коридоре, Хибари закрывает дверь с другой стороны. Прислушивается, пока не затихнет щелчок последнего замка, и лишь потом уходит.

Хаято трёт лицо первым попавшимся на кухне полотенцем, мнёт его в потных руках, и, пошатываясь, бредёт в ванную. В груди клокочет, и он медленно дышит, осторожно перебирая в уме мысли. Одним из тревожных вопросов был — станет ли ощущать угрозу от «своих» же альф.

Прорезиненный ковёр на полу прожимается под стопами. В душ не хочется.

Тревога? Прислушается, вертит в голове, откладывает в сторону. Да.

Испуг? Скользит по обрывкам воспоминаний, на ровную спину Хибари впереди. Не похоже.

Ему хотелось вжаться в Хибари, когда тот проплывал в дверном проёме, почти задевая его плечом. Но это — единственное. Срывать штаны с него явно не хотелось. Живот тянул и всё настойчивее болел, и это похоже на одно из отравлений после стряпни Бьянки. Когда ждёшь приближающегося спазма и гадаешь, лететь ли в туалет или замереть и сейчас попустит.

Из шкафчика над раковиной он вытягивает таблетки и наклоняется к крану, жадно глотает холодную воду, заливая плитку мелкими каплями брызг.

Что теперь? Лечь трупом и лежать? Как-то это… не айс. Он вопросительно смотрит на своё кольцо, в котором угадывается шевеление мордочки любимой кошки.

— Это у тебя по природе должны быть течки, дьявольское создание. Мир несправедлив.

Ури протяжно мурлычет. Не для того её создавали. И если на обмен чувствами и мыслями во время боя она согласна, то сейчас — дудки. Из них двоих животное — именно он, и пусть держит свой март при себе.