Кавказский пленник - Александр Пушкин

Часть вторая

    Ты их узнала, дева гор,Восторги сердца, жизни сладость;Твой огненный, невинный взорВысказывал любовь и радость.Когда твой друг во тьме ночнойТебя лобзал немым лобзаньем,Сгорая негой и желаньем,Ты забывала мир земной,Ты говорила: «Пленник милый,Развесели свой взор унылый,Склонись главой ко мне на грудь,Свободу, родину забудь.Скрываться рада я в пустынеС тобою, царь души моей!Люби меня; никто донынеНе целовал моих очей;К моей постеле одинокойЧеркес младой и черноокойНе крался в тишине ночной;Слыву я девою жестокой,Неумолимой красотой.Я знаю жребий мне готовый:Меня отец и брат суровыйНемилому продать хотятВ чужой аул ценою злата;Но умолю отца и брата,Не то — найду кинжал иль яд.Непостижимой, чудной силойК тебе я вся привлечена;Люблю тебя, невольник милый,Душа тобой упоена…»

    Но он с безмолвным сожаленьемНа деву страстную взиралИ, полный тяжким размышленьем,Словам любви ее внимал.Он забывался. В нем теснилисьВоспоминанья прошлых дней,И даже слезы из очейОднажды градом покатились.Лежала в сердце, как свинец,Тоска любви без упованья.Пред юной девой наконецОн излиял свои страданья:

    «Забудь меня: твоей любви,Твоих восторгов я не стою.Бесценных дней не трать со мною;Другого юношу зови.Его любовь тебе заменитМоей души печальный хлад;Он будет верен, он оценитТвою красу, твой милый взгляд,И жар младенческих лобзаний,И нежность пламенных речей;Без упоенья, без желанийЯ вяну жертвою страстей.Ты видишь след любви несчастной,Душевной бури след ужасный;Оставь меня; но пожалейО скорбной участи моей!Несчастный друг, зачем не преждеЯвилась ты моим очам,В те дни, как верил я надеждеИ упоительным мечтам!Но поздно: умер я для счастья,Надежды призрак улетел;Твой друг отвык от сладострастья,Для нежных чувств окаменел…

    Как тяжко мертвыми устамиЖивым лобзаньям отвечатьИ очи, полные слезами,Улыбкой хладною встречать!Измучась ревностью напрасной,Уснув бесчувственной душой,В объятиях подруги страстнойКак тяжко мыслить о другой!..

    Когда так медленно, так нежноТы пьешь лобзания мои,И для тебя часы любвиПроходят быстро, безмятежно;Снедая слезы в тишине,Тогда рассеянный, унылыйПеред собою, как во сне,Я вижу образ вечно милый;Его зову, к нему стремлюсь,Молчу, не вижу, не внимаю;Тебе в забвенье предаюсьИ тайный призрак обнимаю.Об нем в пустыне слезы лью;Повсюду он со мною бродитИ мрачную тоску наводитНа душу сирую мою.

    Оставь же мне мои железы,Уединенные мечты,Воспоминанья, грусть и слезы:Их разделить не можешь ты.Ты сердца слышала признанье;Прости… дай руку — на прощанье.Не долго женскую любовьПечалит хладная разлука:Пройдет любовь, настанет скука,Красавица полюбит вновь».

    Раскрыв уста, без слез рыдая,Сидела дева молодая.Туманный, неподвижный взорБезмолвный выражал укор;Бледна как тень, она дрожала:В руках любовника лежалаЕе холодная рука;И наконец любви тоскаВ печальной речи излилася:

    «Ах, русский, русский, для чего,Не зная сердца твоего,Тебе навек я предалася!Не долго на груди твоейВ забвенье дева отдыхала;Не много радостных ночейСудьба на долю ей послала!Придут ли вновь когда-нибудь?Ужель навек погибла радость?..Ты мог бы, пленник, обманутьМою неопытную младость,Хотя б из жалости одной,Молчаньем, ласкою притворной;Я услаждала б жребий твойЗаботой нежной и покорной;Я стерегла б минуты сна,Покой тоскующего друга;Ты не хотел… Но кто ж она,Твоя прекрасная подруга?Ты любишь, русский? ты любим?.Понятны мне твои страданья…Прости ж и ты мои рыданья,Не смейся горестям моим».

    Умолкла. Слезы и стенаньяСтеснили бедной девы грудь.Уста без слов роптали пени.Без чувств, обняв его колени,Она едва могла дохнуть.И пленник, тихою рукоюПодняв несчастную, сказал:«Не плачь: и я гоним судьбою,И муки сердца испытал.Нет, я не знал любви взаимной,Любил один, страдал один;И гасну я, как пламень дымный,Забытый средь пустых долин;Умру вдали брегов желанных;Мне будет гробом эта степь;Здесь на костях моих изгнанныхЗаржавит тягостная цепь…»

    Светила ночи затмевались;В дали прозрачной означалисьГромады светлоснежных гор;Главу склонив, потупя взор,Они в безмолвии расстались.

    Унылый пленник с этих порОдин окрест аула бродит.Заря на знойный небосклонЗа днями новы дни возводит;За ночью ночь вослед уходит;Вотще свободы жаждет он.Мелькнет ли серна меж кустами,Проскачет ли во мгле сайгак, —Он, вспыхнув, загремит цепями,Он ждет, не крадется ль казак,Ночной аулов разоритель,Рабов отважный избавитель.Зовет… но всё кругом молчит;Лишь волны плещутся, бушуя,И человека зверь почуя,В пустыню темную бежит.

    Однажды слышит русский пленный,В горах раздался клик военный:«В табун, в табун!» Бегут, шумят;Уздечки медные гремят,Чернеют бурки, блещут брони,Кипят оседланные кони,К набегу весь аул готов,И дикие питомцы браниРекою хлынули с холмовИ скачут по брегам КубаниСбирать насильственные дани.

    Утих аул; на солнце спятУ саклей псы сторожевые.Младенцы смуглые, нагиеВ свободной резвости шумят;Их прадеды в кругу сидят,Из трубок дым, виясь, синеет.Они безмолвно юных девЗнакомый слушают припев,И старцев сердце молодеет.

    В реке бежит гремучий вал;В горах безмолвие ночное;Казак усталый задремал,Склонясь на копие стальное.Не спи, казак: во тьме ночнойЧеченец ходит за рекой.

    Казак плывет на челноке,Влача по дну речному сети.Казак, утонешь ты в реке,Как тонут маленькие дети,Купаясь жаркою порой:Чеченец ходит за рекой.

    На берегу заветных водЦветут богатые станицы;Веселый пляшет хоровод.Бегите, русские певицы,Спешите, красные, домой:Чеченец ходит за рекой.

    Так пели девы. Сев на бреге,Мечтает русский о побеге;Но цепь невольника тяжка,Быстра глубокая река…Меж тем, померкнув, степь уснула,Вершины скал омрачены.По белым хижинам аулаМелькает бледный свет луны;Елени дремлют над водами,Умолкнул поздний крик орлов,И глухо вторится горамиДалекий топот табунов.

    Тогда кого-то слышно стало,Мелькнуло девы покрывало,И вот — печальна и бледнаК нему приближилась она.Уста прекрасной ищут речи;Глаза исполнены тоской,И черной падают волнойЕе власы на грудь и плечи.В одной руке блестит пила,В другой кинжал ее булатный;Казалось, будто дева шлаНа тайный бой, на подвиг ратный.

    На пленника возведши взор,«Беги, — сказала дева гор, —Нигде черкес тебя не встретит.Спеши; не трать ночных часов;Возьми кинжал: твоих следовНикто во мраке не заметит».

    Пилу дрожащей взяв рукой,К его ногам она склонилась:Визжит железо под пилой,Слеза невольная скатилась —И цепь распалась и гремит.«Ты волен, — дева говорит, —Беги!» Но взгляд ее безумныйЛюбви порыв изобразил.Она страдала. Ветер шумный,Свистя, покров ее клубил.«О друг мой! — русский возопил, —Я твой навек, я твой до гроба.Ужасный край оставим оба,Беги со мной…» — «Нет, русский, нет!Она исчезла, жизни сладость;Я знала всё, я знала радость,И всё прошло, пропал и след.Возможно ль? ты любил другую!..Найди ее, люби ее;О чем же я еще тоскую?О чем уныние мое?..Прости! любви благословеньяС тобою будут каждый час.Прости — забудь мои мученья,Дай руку мне… в последний раз».

    К черкешенке простер он руки,Воскресшим сердцем к ней летел,И долгий поцелуй разлукиСоюз любви запечатлел.Рука с рукой, унынья полны,Сошли ко брегу в тишине —И русский в шумной глубинеУже плывет и пенит волны,Уже противных скал достиг,Уже хватается за них…Вдруг волны глухо зашумели,И слышен отдаленный стон…На дикой брег выходит он,Глядит назад, брега яснелиИ, опененные, белели;Но нет черкешенки младойНи у брегов, ни под горой…Всё мертво… на брегах уснувшихЛишь ветра слышен легкой звук,И при луне в водах плеснувшихСтруистый исчезает круг.

    Всё понял он. Прощальным взоромОбъемлет он в последний разПустой аул с его забором,Поля, где, пленный, стадо пас,Стремнины, где влачил оковы,Ручей, где в полдень отдыхал,Когда в горах черкес суровыйСвободы песню запевал.

    Редел на небе мрак глубокий,Ложился день на темный дол,Взошла заря. Тропой далекойОсвобожденный пленник шел;И перед ним уже в туманахСверкали русские штыки,И окликались на курганахСторожевые казаки.

Эпилог