Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Во внезапном одиночестве своего величия, боясь потерять все, он потянулся, чтобы прикоснуться к тому, что знал. Он чувствовал их теплые жизни, маленькие искры в пустынной, ветреной темноте. Множество жизней — таких значительных и таких ничтожных…

Он видел Рейчел — сгорбленную, постаревшую. Она сидела на скамеечке в пустой комнате, обхватив руками седую голову. Когда она стала такой маленькой? У ее ног лежала метла, рядом аккуратная кучка пыли. В комнате замка быстро темнело.

Принц Джошуа стоял на склоне горы и смотрел вниз. Отсветы далекого пламени окрашивали его мрачное лицо. Он видел сомнения и боль принца; он пытался двинуться к нему, чтобы дать уверенность и облегчение, но был не властен прикоснуться к жизням, проносящимся перед ним.

Маленький коричневый человек, которого он не знал, направлял плоскодонку вверх по течению. Огромные деревья почти касались ветвями воды, тучи мошкары дрожали в воздухе. Маленький человек заботливо коснулся куска пергамента, заткнутого за пояс. Ветер трещал в перепутанных ветвях, и маленький человек благодарно улыбался.

Большой человек — Изгримнур? А где его борода? — расхаживал по искореженной ветром пристани и смотрел в темнеющее небо, на иссеченный бурей океан.

Красивый старик со спутанными белыми волосами сидел на камне, играя с толпой полуобнаженных детей. Его голубые глаза были мягкими и далекими, окруженными морщинками спокойной улыбки.

Мириамель, коротко остриженная, смотрела через поручни корабля на тяжелые облака, сгущающиеся на горизонте. Мокрые паруса с щелканьем мотались у нее над головой. Он хотел задержать взгляд, но видение пронеслось мимо, словно падающий осенний листок.

Высокая эрнистирийская женщина стояла на коленях у двух каменных пирамидок в рощице стройных берез на высоком склоне овеваемой ветрами горы.

Король Элиас смотрел в глубину винной кружки, глаза его покраснели, на коленях лежал серый меч Скорбь. Меч был дикой, злобной тварью, которая притворялась спящей.

Моргенс в огненной короне внезапно возник перед ним, и это вонзило ледяное копье боли даже в его драконье сердце. В руках доктора была огромная книга, губы его дергались в безмолвном крике предупреждения: остерегайся фальшивого посланника… остерегайся…

И потом все лица ускользнули, все, кроме одного, последнего призрака.

Мальчик, худой и неуклюжий, шел по темным подземным переходам, с плачем полз по запутанному лабиринту, словно пойманное в ловушку животное. Каждая деталь его пути, каждый новый изгиб или поворот мучительно открывались его сознанию.

Мальчик стоял на склоне горы, освещенный полной луной, и в ужасе смотрел на белолицые фигуры и серый меч. Черная туча закрыла мальчика своей тенью.

Тот же мальчик, только повзрослевший, стоял перед огромной белой башней. Ослепительный свет сверкал на его пальце, хотя вокруг была сгущающаяся тень. Звонили колокола. И крыша башни вдруг вспыхнула пламенем…

Теперь темнота поглощала его, унося в иные, незнакомые миры — но он не хотел идти. Не раньше, чем вспомнит имя этого ребенка, глупого неуклюжего мальчика, который трудился в невежестве. Он никуда не пойдет, он вспомнит…

Мальчика звали… мальчика звали… Саймон!

Саймон.

И тогда его зрение наконец погасло.

— Сеоман, — довольно громко сказал чей-то голос. Саймон понял, что его зовут уже не в первый раз.

Он открыл глаза. Цвета были такими яркими и насыщенными, что он быстро зажмурился, ослепленный. За его сомкнутыми веками танцевали безумные вертящиеся серебряные и красные колеса.

— Приди, Сеоман, приди и присоединись к своим спутникам. Ты нужен здесь.

Он снова чуть-чуть приоткрыл глаза, медленно привыкая к свету. Цвета не было вовсе — все было бело. Он застонал, пытаясь пошевелиться, но ужасная слабость сковала его, как будто что-то тяжелое сдавило его со всех сторон; в то же время он казался себе прозрачным и хрупким, словно был соткан из чистого стекла. Лежа с закрытыми глазами, он чувствовал, как свет проходит сквозь него, наполняя сиянием, но не согревая.

Тень пересекла его чувствительное лицо, ему показалось, что он ощущает ее реальный вес. Что-то мокрое и холодное коснулось его губ. Он глотнул, почувствовал ожог боли, закашлялся и глотнул еще. По вкусу можно было определить весь путь этой воды — ледяной пик, тяжелая дождевая туча, каменистый горный шлюз.

Он шире открыл глаза. Все вокруг, кроме маячившего поблизости золотистого лица Джирики, действительно было ошеломляюще белым. Он был в пещере с выбеленными пеплом стенами, исчерченными слабыми темными линиями. У стен грудами лежали шкуры, резные деревянные предметы и красивые изукрашенные чаши. Едва шевеля тяжелыми, онемевшими, но странно сильными руками, Саймон медленно ощупывал деревянное ложе и меховое покрывало. Как?..

— Я… — Он снова закашлялся.

— Ты болен, ты устал. Так и должно было быть. — Ситхи нахмурился, но выражение его светящихся глаз не изменилось. — Ты сделал нечто ужасное, Саймон, знаешь ли? Ты вторично спас мою жизнь.

— Мммм. — Его голова, казалось, так же онемела, как и мышцы. — Что произошло? Была гора… пещера… и… Дракон! — задыхаясь, воскликнул Саймон и попытался сесть. Меховая накидка сползла вниз, и только тут он понял, как на самом деле холодно в комнате. Из-за шкуры, висевшей на другом конце комнаты, сочился слабый свет. Волна внезапного головокружения лишила его всех сил. Он снова опустился на ложе.

— Пропал, — коротко ответил Джирики. — Живой или мертвый, я не знаю, но пропал. Когда ты ударил, он прополз мимо тебя и рухнул в пропасть. Я не разглядел, куда он упал, сложно различить что-нибудь в бездне снега и льда. Ты владел мечом, как истинный воин, Сеоман Снежная Прядь.

— Я… — Саймон прерывисто вдохнул и попытался еще раз. Когда он говорил, болело лицо. — Я думаю… это не я. Тёрн… использовал меня. Мне кажется, он… хотел, чтобы его спасли. Это наверное звучит глупо, но…

— Нет. Может быть, ты и прав. Смотри, — Джирики показал на стену пещеры в нескольких футах от них. Тёрн лежал на плаще принца, как на подушке, черный и далекий, как дно колодца. Как могла такая вещь казаться живой в его руках? — Не трудно было нести его сюда, — сказал Джирики. — Может быть, он хотел идти именно в этом направлении.

Слова ситхи запустили в мозгу Саймона медленное движение колеса воспоминаний.

Меч хотел попасть сюда — но куда это «сюда»? И как мы попали… Матерь Божья, дракон!..

— Джирики, — задохнулся он. — Остальные! Где остальные?

Принц осторожно кивнул.

— О да. Я надеялся подождать с этим, но вижу, что у меня нет выбора. — На секунду он прикрыл янтарные глаза. — Аннаи и Гримрик погибли. Их погребли на горе Урмсхейм. — Он вздохнул и сделал незнакомый, беспомощный жест. — Ты не знаешь, что значит похоронить вместе смертного и ситхи, Сеоман. Это случалось очень редко — и ни разу за последние пять веков. Деяния Аннаи будут жить до конца мира в Танце Лет, и имя Гримрика всегда будет рядом с ним. Они вечно останутся лежать под Деревом Удуна. — Джирики закрыл глаза и некоторое время молчал. — Остальные… Что ж, они все живы.

Сердце Саймона сжалось, но он отогнал на время мысли о погибших. Он увидел, что темные линии, испещряющие потолок, складывались в странные изображения змей и животных с длинными клыками. Пустые глаза животных тревожили его: ему казалось, что если слишком долго смотреть на них, они начнут двигаться. Он снова повернулся к Джирики.

— Где Бинабик? — спросил он. — Нам надо поговорить. Я видел странный сон… Самый странный сон…

Прежде чем Джирики открыл рот, в отверстие пещеры просунул голову Хейстен.

— Король все еще не хочет говорить? — спросил он, потом увидел Саймона. — А ты поднялся, парень! Это здорово!

— Какой еще король? — встревоженно спросил Саймон. — Надеюсь, не Элиас?