Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Впустите меня! Позвольте мнѣ съ вами говорить! Я смирна, благодарна, спокойна, все, что вамъ угодно, только позволые мнѣ съ вами говорить!

Энергичное предложеніе просьбы, серьезное выраженіе лица, трепетаніе обѣихъ рукъ, поднятыхъ для умилостивительныхъ жестовъ, испуганный и почти замирающій голосъ, выходившій изъ ея высоко подымающейся груди, — все это слкшкомъ подѣйствовало на Герріэтъ, и она немедленно отворила дверь.

— Войти мнѣ или я должна объясниться здѣсь? — сказала женщина, схвативъ ее за руку.

— Что вамъ нужно? Что вы намѣрены сказать мнѣ?

— Очень немного, только позвольте мнѣ высказаться теперь же, или уже ничто въ свѣтѣ не вырветъ отъ меня этого объясненія. Я и безъ того порываюсь бѣжать, и какая-то адская рука отталкиваетъ меня отъ этого порога. Впустите меня, если только можете мнѣ вѣрить!

Обѣ женщины вошли въ ту самую комнату, гдѣ нѣкогда заморская скиталица отдыхала отъ труднаго пути и сушила свое платье.

— Садитесь, — сказала Алиса, становясь передъ нею на колѣни, — и взгляните на мое лицо. Помните ли вы меня?

— Да.

— Помните ли, какъ я говорила, откуда пришла въ ту пору, хромая и въ лохмотьяхъ, при буйномъ вѣтрѣ и дождѣ, который хлесталъ въ мою шею? Вы знаете, какъ я воротилась къ вамъ въ ту же ночь, какъ я бросила въ грязь ваши деньги, какъ я прокляла васъ и все ваше племя. Смотрите же теперь: я передъ вами на колѣняхъ. Думаете ли вы, что я шучу?

— Если вы хотите, — сказала Герріэтъ ласковымъ тономъ, — просить y меня прощенья…

— О, совсѣмъ не то! — возразила женщина, бросивъ на нее гордый взглядъ, — я прошу отъ васъ вѣры въ мои слова, и ничего больше. Размыслите, прошу васъ, можно ли мнѣ вѣрить, или нѣтъ.

Продолжая стоять на колѣняхъ, она устремила глаза на каминный огонь, бросавшій яркое пламя на ея погубленную красоту и ея черные волосы, которыхъ одна прядь, переброшенная черезъ плечо, обвилась вокругъ ея руки.

— Я была молода, прелестна, и нѣжныя руки ласкали этотъ локонъ, и страстныя губы впивались въ это чело, — она съ презрѣніемъ ударила себя по лбу, — родная мать не любила меня, какъ родного ребенка, но обожала меня, какъ смазливую дѣвченку, и гордилась мною. Она была скупа, бѣдна, жадна и устроила изъ меня родъ собственности. Никогда, конечно, знатная дама не распоряжалась такъ своею дочерью, никогда не поступила такъ, какъ моя мать, — такихъ примѣровъ не бывало, мы это знаемъ, — и это показываетъ, что чудовищныя матери, замышляющія нравственную гибель своимъ дочерямъ, встрѣчаются только въ нашемъ скаредномъ быту. Нищета, порокъ, гибель — три родныя неразлучныя сестрицы.

Она задумчиво смотрѣла на огонь, теребила и обвивала вокругъ руки длинный локонъ своихъ волосъ и, забывая, по-видимому, о своей слушательницѣ, продолжала мечтательнымъ тономъ:

— Что изъ этого вышло, нѣтъ надобности говорить. Несчастныхъ супружествъ не бываетъ для нашей сестры: на нашу долю достаются только униженіе и гибель. Проклятіе и гибель пали на мою долю… на мою долю!.. Я теряю время, слишкомъ дорогое время… a и то сказать, мнѣ бы не быть здѣсь, если бы я не вдумывалась въ эти вещи. Проклятіе и гибель, говорю я, выпали на мой пай, сдѣлали изъ меня хрупкую игрушку; позабавились мной и потомъ… потомъ вышвырнули меня за окно съ большимъ равнодушіемъ, чѣмъ хрупкую игрушку. Чья рука, думаете вы, вышвырнула меня?

— Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете? — сказала Герріэтъ.

— A зачѣмъ же вы дрожите? — отвѣчала Алиса, охватывая ее своимъ взоромъ. — И упала я глубоко въ этотъ бездонный омутъ проклятія и гибели, и вселился въ меня демонъ нравственной порчи, и скоро сама я сдѣлалась демономъ. Меня впутали въ кражу — во всѣ ея подробности, кромѣ прибыли — отыскали меня, судили и присудили къ ссылкѣ. Не было y меня ни друга, ни копейки за душой. Я была дѣвочкой нѣжныхъ лѣтъ, но скорѣе согласилась бы отправиться на тысячу смертей, чѣмъ идти къ нему за словомъ утѣшенія, если бы даже это слово спасло мою жизнь и честь… Да, самъ дьяволъ могъ изобрѣсти для меня адскія пытки, я бы вытерпѣла ихъ, a не пошла бы къ нему. Но моя мать, жадная и скупая, какъ всегда, отправилась къ нему, будто отъ моего имени, разсказала всю исторію моего дѣла и униженно просила милостыни, пустой милостыни, какихъ-нибудь пять фунтовъ и даже менѣе. Что же, думаете вы, сдѣлалъ этотъ человѣкъ? Омъ надругался надъ моею нищетой, позорно осрамилъ свою жертву и оставилъ меня даже безъ этого бѣднаго знака своего воспоминанія. Онъ былъ очень радъ, что его жертву отсылаютъ за море и не тревожатъ больше его. Кто же, думаете вы, былъ этотъ человѣкъ?

— Зачѣмъ вы меня объ этомъ спрашиваете? — повторила Герріэтъ.

— A зачѣмъ вы дрожите? — сказала Алиса, положивъ свою руку на ея плечо и пожирая ее своими глазами. — Но я читаю отвѣтъ на вашихъ губахъ. Это былъ братъ вашъ, Джемсъ!

Герріэтъ затрепетала всѣми членами, но не отворотила своихъ глазъ отъ ея пожирающаго взора.

— Когда я узнала, что вы его сестра, вы помните, когда это было, я пришла назадъ усталая и хромая, чтобы бросить въ грязь вашъ подарокъ. Я чувствовала въ ту ночь, что y меня, усталой и хромой, достало бы силъ идти на тотъ край свѣта, чтобы пронзить его въ какомъ-нибудь уединенномъ мѣстѣ. Вѣрите ли вы теперь, что я не шучу?

— О, да! Господь съ вами! Зачѣмъ вы опять пришли?

— Съ той поры, — говорила Алиса, продолжая держаться за ея плечо, — я видѣла его. Я слѣдила за нимъ своими глазами среди бѣлаго дня. Если какая-нибудь искра ненависти задремала въ моей груди, она превратилась въ яркое пламя, когда глаза мои остановились на немъ. Вы знаете, чѣмъ и какъ онъ оскорбилъ гордаго человѣка, который — теперь его смертельный врагъ. Каково покажется вамъ, если скажу, что я доставила этому человѣку подробныя свѣдѣнія о немъ?

— Свѣдѣнія? — повторила Герріэтъ.

— Что, если я отыскала человѣка, который знаетъ тайну вашего брата, знаетъ подробности его бѣгства, знаетъ, гдѣ теперь скрываются онъ и его спутница? Что, если этотъ человѣкъ, по моему принужденію, объявилъ обо всемъ передъ его смертельнымъ врагомъ, который не проронилъ ни одного слова? Что, если я, наблюдая этого врага, видѣла, какъ лицо его, при этомъ открытіи, измѣнилось до того, что въ немъ едва остались признаки человѣческаго выраженія? Что, если я видѣла, какъ онъ, взбѣшенный до послѣдней степени, опрометью бросился впередъ, чтобы, не теряя ни минуты, пуститься въ погоню? Что, наконецъ, если я знаю, что онъ летитъ теперь во всю мочь и, быть можетъ, черезъ нѣсколько часовъ настигнетъ вашего брата?

— Отодвиньте свою руку! — вскричала Герріэтъ. — Прочь съ моихъ глазъ!

— Вотъ, что я сдѣлала! — продолжала женщина, не обращая вниманія на этотъ перерывъ. — Думаете ли вы, что я говорю правду? Вѣрите ли вы мнѣ?

— Вѣрю. Отпустите мою руку!

— Еще минуту. Вы можете судить о силѣ моей мстительности, если она продолжалась такъ долго и довела меня до этого поступка.

— Ужасно, ужасно! — сказала Герріэтъ.

— Стало быть, если я, — продолжала Алиса хриплымъ голосомъ, — стою здѣсь спокойно передъ вами на колѣняхъ, прикасаясь къ вашей рукѣ и не спуская глазъ съ вашего лица, то вы можете убѣдиться, что въ груди моей совершилась не совсѣмъ обыкновенная борьба. Я стыжусь самой себя, но принуждена сказать, что я раскаиваюсь. Презирая саму себя, я боролась съ собой весь день и всю прошлую ночь, но жалость безъ всякой причины прокралась въ мое сердце, и я хотѣла бы загладить, если можно, все, что сдѣлано мною. Я не желаю, чтобы они встрѣтились теперь, когда его врагъ ослѣпленъ и взбѣшенъ свыше человѣческой мѣры. Если бы вы сами видѣли его въ прошлую ночь, вы лучше понимали бы опасность.

— Что же мнѣ дѣлать? какъ предупредить ее? — восклицала Геррізтъ.

— Всю прошлую ночь, безконечную ночь, мерещилось мнѣ, a я не спала, что онъ умираетъ окровавленный. Цѣлый день я видѣла его подлѣ себя, и мое сердце надорвалось отъ этихъ видѣній!

— Что мнѣ дѣлать? что мнѣ дѣлать? — повторяла Герріэтъ дрожащимъ голосомъ.

— Пусть напишутъ къ нему, пошлютъ или поѣдутъ, не теряя ни минуты. Онъ въ Дижонѣ. Знаете ли вы, гдѣ этотъ городъ?

— Знаю.

— Извѣстите его, что онъ вовсе не понимаетъ человѣка, котораго онъ сдѣлалъ своимъ врагомъ, если надѣется спокойно встрѣтиться съ нимъ. Скажите, что онъ въ дорогѣ — я это знаю — и спѣшитъ изо всѣхъ силъ. Пусть онъ убирается куда-нибудь и какъ-нибудь, если еще не поздно; встрѣча грозитъ позоромъ и убійствомъ! Мѣсяцъ времени произведетъ огромную разницу въ чувствахъ его врага. Пусть только не встрѣчаются они теперь и чрезъ меня. Гдѣ-нибудь, только бы не тамъ! Когда-нибудь, только бы не теперь! Пусть его врагъ настигнетъ и найдетъ его самъ собою, но не черезъ меня! Довольно и безъ того позорной тяжести на моей головѣ.

Каминный огонь пересталъ отражаться въ ея черныхъ, какъ смоль, волосахъ и пламенныхъ глазахъ; ея рука спустилась съ плеча Герріэтъ, и на мѣстѣ, гдѣ она стояла, не было больше никого и ничего.