Темная Башня - Стивен Кинг

— Меньше трех недель, даже если нам придется идти. — Роланд наклонился к полароидной фотографии темной каменной башни на фоне закатного неба, но не прикоснулся к ней. Словно, подумала Сюзанна, боялся прикоснуться. — После стольких лет и стольких миль.

«Не говоря уже о галлонах пролитой крови», — добавила про себя Сюзанна, но не произнесла бы эти слова, даже если бы они были вдвоем. А чего произносить, он не хуже ее знал, сколь много пролилось крови. Но что-то здесь не складывалось. Что-то не складывалось или было не так. А стрелок, похоже, совершенно этого не чувствовал.

Сочувствие — уважение чувств другого. Эмпатия — умение разделить эти чувства. Так почему люди могут назвать какую-либо страну Эмпатикой?

И почему этот милый старикан солгал насчет названия?

— Ответь на мой вопрос, Джо Коллинз, — обратился к старику Роланд.

— Да, стрелок, отвечу, если смогу.

— Ты подходил к самой Башне? Прикоснулся рукой к ее каменной стене?

Старик сначала посмотрел на Роланда, чтобы убедиться, не подкалывает ли тот его. Когда понял, что об этом нет и речи, даже отпрянул.

— Нет. — Впервые, пожалуй, Сюзанна услышала в его голосе чисто американские интонации. — Я сделал эту фотографию с самого близкого расстояния, на которое решился подойти. С границы поля роз. Где-то с двухсот — двухсот пятидесяти ярдов. Как сказал бы робот, с пятисот оборотов колеса.

Роланд кивнул.

— И почему не подошел?

— Потому что подумал, что она сможет меня убить, если я подойду ближе, а мне не удастся остановиться. Голоса притянут меня к ней. Так я подумал тогда, так думаю и теперь, даже сегодня.

После обеда — для Сюзанны точно самого лучшего с того дня, как ее «выдернули» в другой мир, а возможно, самого лучшего в ее жизни — язва под губой вскрылась. Вина в определенном смысле лежала на Джо Коллинзе, но даже потом, когда у них возникли и другие претензии к единственному обитателю Одд’с-лейн, за это она на него не обиделась. Кто-кто, а уж он точно этого не хотел.

Он накормил их жареной курицей, особенно вкусной после всей этой оленины. Вместе с курицей на столе появилось картофельное пюре с подливой, клюквенное желе, порезанное на толстые красные кругляши, зеленый горошек («Консервированный, другого нет», — сказал он им) и чуть обваренный лук в сладкой сгущенке. Приготовил он и яичный коктейль. Роланд и Сюзанна выпили его с детской жадностью, хотя оба не прокомментировали «капельку рома». Ыш получил свой обед. Джо положил на тарелку кусок курицы и пюре и поставил ее на пол у плиты. Ыш быстренько очистил тарелку, а потом улегся в дверях между кухней и гостиной/столовой, сладко облизываясь, чтобы не оставить на усиках даже капельку подливы, и, с ушами торчком, наблюдал за челами.

— Десерт я съесть не смогу, даже не просите, — заявила Сюзанна после того, как ее тарелка опустела второй раз. Остатки подливы она подобрала корочкой хлеба. — Я не уверена, что мне удастся сползти с этого стула.

— Ну, хорошо. — На лице Джо отразилось разочарование. — Может, позже. У меня шоколадный пудинг и ириски.

Роланд поднес салфетку ко рту, чтобы заглушить отрыжку.

— Думаю, я съел бы по чуть-чуть и того, и другого.

— Ну, если на то пошло, я бы тоже не отказалась, — признала Сюзанна. Сколько веков прошло с тех пор, как она в последний раз пробовала ириски?

Когда они покончили с пудингом, Сюзанна предложила помочь помыть посуду, Джо замахал руками, сказав, что просто поставит кастрюли и тарелки в посудомоечную машину, чтобы сполоснуть их, а настоящим мытьем займется позже. Когда он и Роланд относили грязную посуду на кухню, ей показалось, что их хозяин стал заметно шустрее и все реже опирался на палку. Сюзанна предположила, что причина тому «маленькая капелька» рома — может, и несколько капелек — в яичном коктейле, плюс большая капелька, которой они угостились в конце обеда.

Он налил кофе, и все трое (четверо, считая Ыша) уселись в гостиной. Снаружи темнело, ветер завывал все громче. Мордред где-то там, сидит в вырытой в снегу яме или в роще деревьев, — подумала Сюзанна и вновь подавила поднимающуюся жалость к нему. Ей было бы проще, если б она не знала, что он, убийца или нет, всего лишь ребенок.

— Расскажи нам, как ты попал сюда, Джо, — предложил Роланд.

Джо широко улыбнулся.

— Это одна из тех историй, от которых волосы встают дыбом, но, если вы действительно хотите услышать ее, я готов рассказать. — Улыбка чуть ужалась. — Это так приятно, когда в доме у тебя люди, с которыми можно поговорить. Липпи слушать умеет, да только ничего не скажет в ответ.

Поначалу он пытался учительствовать, начал Джо, но быстро понял, что такая жизнь не для него. Ему нравились дети, чего там, он их просто любил, но терпеть не мог административное дерьмо и систему, которая стригла всех под одну гребенку. В школе он выдержал только три года, а потом подался в шоу-бизнес.

— Ты пел или танцевал? — полюбопытствовал Роланд.

— Не то и не другое, — ответил Джо. — Я с ними говорил.

— Говорил?

— Он хочет сказать, что был комиком, — пояснила Сюзанна. — Рассказывал зрителям шутки.

— Совершенно верно! — просиял Джо. — Некоторые, кстати, находили их забавными. Конечно же, они оставались в меньшинстве.

Он нашел себе агента, чья предыдущая антреприза, дискаунтный магазин мужской одежды, разорился. Одно вело к другому, рассказывал Джо, одно выступление — к следующему. Со временем он уже работал во второ— и третьеразрядных ночных клубах, мотаясь на своем стареньком, но надежном «форде-пикапе» по всей стране, ехал, куда указывал Шанц, его агент. По уик-эндам практически не работал. На уик-энды даже третьеразрядные клубы приглашали рок-н-ролльные группы.

Происходило это в конце шестидесятых и начале семидесятых, и недостатка, как говорил Джо, в «материале текущих событий», он не испытывал: хиппи и яппи, сжигательницы бюстгальтеров и Черные пантеры, кинозвезды и, как всегда, политики… но он сказал, что больше ориентировался на традиционные шутки. Пусть Морт Сал[203] и Джордж Карлин[204] обыгрывают политику, если им того хочется, он же отдавал предпочтение тем шуткам, что начинались с фраз «Раз уж речь зашла о моей теще…» или «Говорят, наши польские друзья — тупицы, но позвольте рассказать о той ирландской девушке, с которой я недавно познакомился…»

Во время его рассказа произошла странная (и, для Сюзанны по крайней мере, довольно пикантная) трансформация. Диалект Срединного мира Джо Коллинза, с «ага» и «по праву и по крови», уступил место языку и выражениям, свойственным, по ее разумению, остряку-американцу. Она даже ожидала, что он заговорит с интонациями Эдди, но только потому, что провела с последним много времени. Она подумала, что Джо Коллинз — один из прирожденных имитаторов, звуковой эквивалент «Силли Путти»,[205] который мгновенно подхватывает местный выговор. Так что в бруклинском клубе он бы говорил, как уроженец Бруклина, в питтсбургском — Питтсбурга.