Темная Башня - Стивен Кинг

Пример показала Сюзанна, которая съехала вниз, используя волокушу как санки. Она выбрала место, где северо-западный конец Одд’с-лейн исчезал под снегом, а потом склон был не таким крутым. Спуск оказался коротким, но не гладким. Миновав три четверти пути, она наткнулась на валун, прикрытый корочкой снега, вывалилась из волокуши и добралась до расчищенной дороги после пары неуклюжих кувырков, захлебываясь от смеха. Волокуша перевернулась (перевернулась вверх дном, вы понимаете) и все их снаряжение разлетелось во все стороны, от забора до обеда.

Роланд и Ыш спустились следом. Роланд сразу же наклонился над ней, определенно тревожась, Ыш озабоченно обнюхал ее лицо, а Сюзанна все продолжала смеяться. Как и старикан. Папа Моуз сказал бы, что смех у него «такой же веселый, как лента на шляпе моего папаши».

— Я в порядке, Роланд, в детстве, катаясь с горок, так падала, что мало не покажется, будь уверен.

— Хорошо то, что хорошо кончается, — согласился Джо Коллинз. Посмотрел на Сюзанну здоровым глазом, чтобы убедиться, что она действительно в порядке, потом начал собирать их рассыпавшиеся вещи, наклоняясь через палку; седые волосы падали на розовое лицо.

— Нет-нет. — Роланд протянул руку, чтобы остановить его. — Я все сделаю сам, а не то ты шлепнешься на свои тиддли.

Старик захохотал, и Роланд присоединился к нему. Из-за дома опять донеслось громкое ржание, словно лошадь возмущало все это веселье.

— «Шлепнешься на свои тиддли»! Да, это хорошая шутка. Я понятия не имею, что такое тиддли, и однако шутка хороша! Это точно! — Он принялся стряхивать снег с пальто Сюзанны, сшитого из оленьих шкур, тогда как Роланд быстро собрал рассыпавшиеся вещи и сложил на волокушу. Ыш помогал, принеся несколько завернутых в шкуру кусков мяса и укладывая их в задней части волокуши.

— До чего умен этот маленький зверек! — восхищенно воскликнул Джо Коллинз.

— Он у нас настоящий путешественник и надежный друг, — согласилась Сюзанна. Теперь она радовалась тому, что они сделали остановку на Одд’с-лейн. Ни на что бы не променяла знакомство с этим добродушным стариком. Протянула правую руку в неказистой рукавице. — Я — Сюзанна Дин из Нью-Йорка. Дочь Дэна.

Он взял ее руку, пожал. Сам он был без перчаток, и хотя пальцы скрючило артритом, хватка осталась крепкой.

— Из Нью-Йорка, говоришь! Что ж, когда-то я там жил. А так же в Акроне, Омахе, Сан-Франциско. Сын Генри и Флоры, если тебе это важно.

— Так вы с американской стороны? — спросила Сюзанна.

— Да, Господи, да, только как давно это было, — ответил он. — Вы, наверное, скажете, делах. — Его здоровый глаз блеснул, а незрячий продолжал безо всякого интереса разглядывать снежные просторы. — А кем можете быть вы, друг мой? Я называю вас своим другом, как назвал бы любого, пока тот не доказал бы, что он мне не друг, а в этом случае я познакомил бы его с Бесси, такое имя я дал своей палке.

Роланд улыбался во весь рот. Ничего не мог с собой поделать, подумала Сюзанна.

— Роланд Дискейн из Гилеада. Сын Стивена.

— Гилеад! Гилеад! — От изумления здоровый глаз Коллинза округлился. — Это же название из прошлого, не так ли? Из тех, что встречаются в книгах.[197] Святой Петр, да вы, должно быть, старше самого Бога.

— Некоторые могут сказать, что да, — согласился Роланд, продолжая улыбаться, может, не столь широко… но тепло.

— А этот маленький дружок? — Старик наклонился. Из кармана достал еще две карамельки, одну красную, вторую — зеленую. Рождественские цвета, подумала Сюзанна, вновь испытав дежа-вю. Чувство это промелькнуло и исчезло. — Как тебя зовут, маленький дружок? Что они кричат, если хотят, чтобы ты вернулся домой?

— Он больше…

«…не говорит, хотя раньше и говорил», — вот что хотела сказать Сюзанна, но, прежде чем успела закончить фразу, ушастик-путаник ответил старику: «Ыш». Ответил ясно и отчетливо, как и в те времена, когда с ними был Джейк.

— Хороший малыш! — похвалил его Коллинз и бросил карамельки в пасть Ыша. А потом вновь протянул узловатую руку, а Ыш поднял ей навстречу лапу. Они обменялись рукопожатием, хорошо встретившись неподалеку от пересечения Одд’с-лейн и Тауэр-роуд.

— Будь я проклят, — выдохнул Роланд.

— Так в конце концов мы все будем, я полагаю, с Лучом или без Луча, — прокомментировал Джо Коллинз, отпуская лапу Ыша. — Но не сегодня. А сейчас я скажу, что мы все должны пойти туда, где тепло, и мы сможем посовещаться за чашечкой кофе, он у меня есть, все так, или за котелком эля. Я могу даже угостить вас яичным коктейлем,[198] если кто хочет. Он очень даже ничего, особенно с капелькой рома, но кто знает? Я уже лет пять, а то и больше не чувствую ни вкуса, ни запаха. Воздух Дискордии что-то сделал с моими вкусовыми сосочками и носом. Так что скажете? — Вновь его здоровый глаз блеснул.

— Я скажу, что звучит очень даже неплохо, — ответила Сюзанна. И редко ее голос звучал так искренне.

Старик дружески хлопнул ее по плечу.

— Хорошая женщина — что бесценная жемчужина! Не знаю, Шекспир это, или Библия, или комбинация… Слушай, Липпи, ну что случилось с твоими глазами? Куда, по-твоему, мы направлялись? Или тебе не терпелось познакомиться с нашими гостями, да?

Он уже не говорил, а ворковал, как обычно случается с людьми, которые долгое время живут в одиночестве, не считая одного или двух домашних животных. Его лошадь неуверенно подошла к ним, и Коллинз обнял ее за шею, похлопал с любовью, но Сюзанна подумала, что за всю жизнь никогда не видела более уродливого четвероногого. При виде этого существа часть хорошего настроения сразу же улетучилась. Липпи была слепа не на один глаз, а на оба, и худа, худа как жердь. При ходьбе кости болтались взад-вперед под покрытой коростой шкурой, и Сюзанна даже подумала, что какая-нибудь из них вылезет наружу. На мгновение ей вспомнился черный коридор под замком Дискордия, хлюпающие звуки, которые издавала преследующая их тварь и кости. Все эти кости.

Эти мысли, должно быть, отразились на ее лице и не укрылись от Коллинза. Так что заговорил он, чуть ли не оправдываясь:

— Она, конечно, старая и уродливая, я знаю, но когда вы доживете до ее лет, я сомневаюсь, что будете блистать на многих конкурсах красоты!

Он вновь похлопал лошадь по худой и шелудивой шее, затем схватил за редкую гриву, словно хотел вырвать остатки волос (хотя Липпи не показала, что ей больно), и развернул ее, чтобы она оказалась головой к дому. Как только он это сделал, с неба упали первые снежинки надвигающейся пурги.

— Пошли, Липпи, ты, старая говнапалата, пожирательница сена, чучело ходячее, четвероногая прокаженная. Разве ты не чуешь снег в воздухе? Потому что я чую, а моя нюхалка уже давным-давно отправилась на юга! Отдыхает, понимаешь ли.