Бессердечное небо - Каролайн Пекхам

Не только мои собственные женские капризы удерживают меня от этой помолвки, но и моя дорогая мама. На смертном одре, когда жестокий и вечный Фейтис обглодал ее кости и унес ее от нас на крыльях звездного ночника, она просила меня всегда держать свое слово. Ибо в глазах моей милой мамочки не было ничего хуже, чем язык, который в задумчивости говорит об одном снежном колокольчике, а потом выбирает другой. Она была воплощением верной, преданной женщины, моей путеводной звездой на протяжении всех лет, прошедших с тех пор, как она перешла за Завесу в объятия наших сиятельных вершителей судеб. И если я откажусь от своего слова, данного Джастину, что она подумает обо мне?

Папа поспешил вперед, отперев дверь в камеру и выпустив Джастина, извиняясь перед ним и объясняя тот факт, что было обнаружено еще одно тело, в то время как я затаилась в подворотне, словно пук, который никто еще не заметил. Но когда его взгляд встретился с моим, я поняла, что его настигла вонь предательства.

— О милые саламандры, — проговорила я. — Сможете ли вы когда-нибудь простить меня за то, что я считала вас способными на такие отвратительные и жестокие поступки?

Брови Джастина удивленно изогнулись, его простое лицо выражало замешательство, когда он оказался на свободе, папа снял ограничивающие магические наручники, которые использовались для его сдерживания, с помощью ключа из кармана.

— Вы поймали настоящего преступника? — спросил он, не отвечая на мой вопрос, и я позорно вдохнула, покачав головой.

— Чего мне стоит заслужить твое прощение? — взмолилась я, и он слегка покраснел, когда его взгляд упал на щедрость моей груди, давая мне понять, что он желает плотского вознаграждения.

— Рогалики! — крикнула я, да так громко, что папа чуть не упал, а Джастин вздрогнул. — Этому человеку нужны рогалики, хотя я никогда не видела человека, нуждающегося в них.

Я резко повернулась и поспешила прочь, слыша шаги Джастина, преследующие меня, а мои уши пылали от ужаса перед перспективой позволить ему поливать мой газон.

Я бежала, как павлин по теннисному корту, ведя его к столовой, где прокричала всем присутствующим, чтобы они аплодировали ему и извинились за то, что когда-либо сомневались в его несгибаемом сердце, а затем скрылась в толпе на кухне.

Всхлипывания застряли у меня в горле, когда я начала готовить тесто, месила его, как ящерица на перекати-поле, пытаясь создать свои фирменные рогалики. Но сегодняшняя партия наверняка окажется неудачной. Потому что мои слезы добавят больше соли, чем барракуда с сыпью на заднице, и не найдется ни одного Фейри, который бы их съест и не узнает правду в кратчайшие сроки.

— Джерри?

Мое сердце замерло при звуке этого голоса, и я резко вдохнула, застыв на месте и размышляя, не вызвала ли я в своем сознании мысль о нем.

— Джерри, поговори со мной.

Я почувствовала его у себя за спиной еще до того, как он прикоснулся ко мне, его руки нашли мои предплечья и скользнули вниз по коже, пока его пальцы не встретились с моими, и он начал вести меня в танце замешивания теста.

— Я чувствую, как разбивается твое сердце, — прошептал он мне на ухо, и я снова зарыдала, закрыв глаза и прислонившись к нему, сосредоточившись на ощущении теста между нашими пальцами и его груди, прижатой к моей спине.

— Кто я такая, если не леди своего слова? — спросила я, ощущая тепло его дыхания на своей шее, словно перышко с рассветным хохолком, кружащееся в воздухе.

— Ты — Джеральдина Грас, — ответил он. — И ты для меня, блядь, все.

При этих словах мое трепещущее сердце свободно упало в глубины души, и я разбилась перед ним, как яйцо, расколовшееся на части и открывшее ему вид на мои желчные внутренности.

— Но ты — хам, а я — леди, — вздохнула я. — Мы так же маловероятны, как рыба и одуванчик в поисках истинной любви.

— Ну, эта рыба отрастит ноги и выползет из воды, чтобы сидеть с тобой, одуванчик.

Мое горло перехватило, а пальцы замерли на тесте.

— А что, если подует ветер и мои семена взлетят? — пробормотала я.

— Тогда я отращу крылья и последую за тобой на Луну, — ответил он. — Потому что ничто в этом мире не значит для меня больше, чем ты, Джерри. И нет никаких различий, которые мы не сможем преодолеть, чтобы быть вместе.

Я повернула голову, мои глаза расширились и наполнились слезами, которые открыли взору его красивое лицо.

— Тогда встретимся на Луне, — вздохнула я, соглашаясь на то, чего, как знаю, не должна делать, и разомкнула губы для ласк его рта. Возненавидит ли меня за это мама, проклянет ли она мое имя один, два, три раза за Завесой и назовет ли она меня треплом?

Он поцеловал меня так, словно я была мотыльком, танцующим на легком ветерке, а я поцеловала его так, словно он был мангустом, который просто нуждался в любви.

Это было сладко, честно и полностью наше, и когда наши руки вернулись к замешиванию теста, я погрузилась в ритм процесса выпечки, и вместе мы сделали самые масляные рогалики, которые я когда-либо делала, которые мы съели вместе вдали от толпы. И ни одна крошка не была предложена тонким губам Джастина.

Лайонел

Я стоял, сложив руки у основания позвоночника, и смотрел на проливной дождь, бьющий по стеклу королевского зимнего сада. За стеклом двери передо мной находились почти прозрачные изображения Гидры и Гарпии, и я смотрел, как по ним стекают капли дождя, а король и королева, казалось, плачут передо мной. Но даже это не принесло мне удовлетворения этим утром.

— Ветер дует с востока, мой король, — произнес откуда-то сзади Вард, и я усмехнулся, мотнув головой в его сторону, когда во мне забурлила ярость. Я подверг его пыткам за его промахи, позволив моему сыну и его спутникам проникнуть в мой дворец и вырвать глаз с его никчемного лица.

— Если ты не предложишь мне полезного пророчества до истечения недели, я отправлю тебя обратно в темницу, и ты останешься там, пока мой мучитель не выудит из твоей башки хоть что-то полезное.

— И-извините, сир, — испуганно пролепетал он. — Я все еще привыкаю к Зрению без моего теневого глаза.

Я повернулся к нему лицом, отпустив руки по бокам, приближаясь к этому