Греховные радости - Пенни Винченци

Шарлотта начала всерьез опасаться, что все больше и больше превращается в тот тип человека, который ей меньше всего нравился.

Когда Джереми в самый первый раз высказал мысль, что неплохо было бы съездить вместе денька на три на Багамы, Шарлотта пришла в ужас и заявила, что он сошел с ума. Потом она как-то свыклась с этой идеей, убедила себя, что там будет даже меньше опасности оказаться кем-либо узнанными, чем в Нью-Йорке, вспомнила о том, что у нее вот уже больше двух лет не было нормального полноценного отпуска; не смогла противостоять феноменальной настойчивости Джереми и в конце концов сдалась. Три дня под солнцем, три ночи, до предела наполненные сексом, целых трое суток непрерывной радости, развлечений и удовольствий — мысль об этом казалась столь привлекательной, столь соблазнительной, что Шарлотта даже стала с нетерпением ждать приближения этих дней. Она накупила множество очень дорогих пляжных и вечерних туалетов, сказала Гейбу, что берет дни в счет давно уже положенного ей отпуска (и, замирая в душе от ужаса, повторила потом те же слова Фреду и Бетси), заказала себе билет до Нассау и обратно и потом сидела в аэропорту Джона Кеннеди, дожидаясь своего рейса и дрожа от панического страха, что здесь вдруг появится Фред, что он может оказаться с ней в одном самолете или же что он каким-то таинственным образом возникнет вдруг в аэропорту Нассау, где ее должен был встречать Джереми. Но Фред так нигде и не появился, а Джереми расхохотался, увидев перед собой ее мертвенно-бледное лицо и дикие глаза, за руку отвел к стоявшему на летном поле собственному самолету, на котором они долетели до Эльютеры, там усадил ее в поджидавший их белый «роллс-ройс» и отвез в «Коттон-бей», прелестнейшую гостиницу неподалеку от Рок-Саунда, стоявшую прямо на пляже, на извилистом берегу океана, где для них был забронирован номер на имя мистера и миссис Джеймс Фирт.

В Нью-Йорк она вернулась загоревшая, отдохнувшая и довольная жизнью. В Нассау они расстались как влюбленные, и Джереми, целуя ее на прощание, подарил ей часы «Ролекс», сделанные в форме устричной раковины. «Пусть они тебе всегда напоминают о том времени, когда ты была морским созданием», — улыбнулся он. Шарлотта обняла его, сказала, что она и без часов будет об этом помнить, но все равно спасибо. Всю обратную дорогу до Нью-Йорка она не сводила с них глаз: ей всегда хотелось иметь такие часики.

Домой она добралась только после полуночи, усталая, но счастливая. Теперь она жила уже не с Фредом и Бетси: начавшийся роман заставил ее наконец обзавестись собственным жильем; им стала очень симпатичная квартира-студия в верхней части Вест-Сайда. Квартира состояла из огромной гостиной, маленькой спальни, объемистого стенного шкафа, по площади почти равного спальне и теперь постоянно пополнявшегося все новыми и новыми экземплярами самой дорогой одежды (эта сторона их взаимоотношений весьма увлекла Шарлотту, впрочем не завладев ее чувствами: до встречи с Джереми она не придавала особого значения тому, во что одета, теперь же ей приходилось очень много и часто думать об этом), а также маленькой ванной комнаты и кухни.

Она перекрасила все стены в квартире в белый цвет, на все окна повесила длинные, от потолка до самого пола, занавески из плотного шелка, купила несколько современного вида кушеток, кофейных столиков, стульев и очень большую и просторную кровать и с чувством огромного облегчения начала жить самостоятельно. Джереми она принимала здесь крайне редко (опасаясь неожиданного прихода Фреда, который за первые десять недель ее жизни на новом месте дважды заявлялся к ней подобным образом: не очень часто, но вполне достаточно для того, чтобы держать ее нервы в постоянном напряжении), Крисси же приходила к ней сюда довольно часто, как и Мелисса и Кендрик; она даже устроила однажды тут небольшой торжественный ужин, пригласив на него дедушку с бабушкой, Мэри Роуз и всех троих ее детей (хотя Фредди в самый последний момент отказался, отговорившись тем, что у него невпроворот работы); ужин прошел в очень напряженной атмосфере, но Шарлотта почувствовала, что после этого события она окончательно стала в глазах всей семьи самостоятельным и независимым человеком.

Дома на автоответчике ее ждали два сообщения: одно было от Гейба с просьбой позвонить ему на работу, в какое бы время она ни вернулась, а другое от Крисси, которая по ней очень соскучилась. Шарлотта сварила себе целый кофейник кофе, налила чашку и набрала прямой номер Гейба.

Гейба почему-то очень раздражало то, что она потребовала отпуск; прежде чем отпустить ее, он трижды спрашивал, действительно ли отпуск необходим именно сейчас. Видимо, теперь он собирался так или иначе отомстить ей за упорство.

— Привет, Гейб. Это я. Я вернулась. Что стряслось?

— Да ничего особенного. — Голос у него был какой-то странный и напряженный. — Ты не могла бы приехать сюда? Или я приеду к тебе, если можно. Извини, но это очень важно.

— Ничего. Приезжай лучше ты ко мне, хорошо? На сегодня я уже напутешествовалась и теперь с места тронуться не могу.

— Хорошо. Ты где живешь?

— Западная сторона Центрального парка, дом семьсот девяносто три, квартира пять. Записал? А я пока приготовлю нам кофе.

— Спасибо.

Шарлотта была удивлена и озадачена. Гейб говорил с ней как-то очень странно, совсем не так, как обычно. Она переоделась в джинсы и майку, убрала вещи, с которыми ездила на Багамы. На всякий случай щедро побрызгала на себя духами от Сен-Лорана и положила в маленький морозильник бутылку шампанского. Вдруг окажется кстати, кто знает.

Гейб приехал через двадцать минут после их разговора. Он позвонил снизу: «Привет, Шарлотта, это я». Она нажала кнопку домофона, открывая ему дверь; при первом звуке его голоса ей уже стало противно.

На уме у Гейба было что угодно, но явно не секс. Войдя в квартиру, он едва взглянул на Шарлотту, рассеянно помотал головой в ответ на ее предложение чего-нибудь выпить, попросил черного кофе и ни одним словом не помянул о том, что ее несколько дней не было. Шарлотта вздохнула, с сожалением подумала о так быстро пролетевших трех днях, вспомнила, чем — и кем — они были наполнены, налила себе вторую чашку кофе и устроилась с ней на противоположном от Гейба конце дивана. Возможность обоим сесть рядом в центре дивана была со всей очевидностью исключена.

— Эта сделка по «Блуму», — тихо проговорил Гейб, осушив чашку кофе, — ты никому не говорила о ней, а?

— Разумеется, нет, — резко ответила Шарлотта. — Ты же знаешь, что я никогда не стану ничего болтать. Надеюсь, знаешь, — зло добавила она. Сделка по «Блуму» была их самым крупным в последнее время делом, которым они занимались на протяжении уже нескольких месяцев. За «Блумом», крупным конгломератом, включавшим фабрику по производству бумаги и значительные издательские мощности, изначально охотились четыре хищника; два из них отпали, два других остались — фирма «Тарквин», один из клиентов «Прэгерса», и еще одна фирма, представленная «Кларксоном Веллингтоном», сравнительно небольшим банком, тоже проявившим свою заинтересованность. Сделка была весьма чувствительна, поскольку речь шла о колоссальных суммах, к тому же, как часто бывает при заключении подобных сделок в теперешнее сумасшедшее время, непропорционально больших, если сравнивать их с реальной стоимостью компании. В общем-то, было обычной практикой, что при слиянии компаний банки выступают в роли держателей средств всех участников такой сделки и выдают кредиты всем, кто оспаривает между собой право приобретения продаваемой фирмы.