Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

То, что возможно полно любить, даже уважая судьбу и призвание каждого, Франсуа доказал в отношениях с молодой вдовой Франсуаз Фремьо де Шанталь.

Они распознали друг друга духовно почти с первого взгляда: Франсуа понял, что она предназначена впитать всю суть его «духовного опыта», а Франсуаз поняла, что нашла все то, чего ее сердце желало в этом мире.

Это была в прямом смысле слова «встреча святости». Но мы должны быть способны дать этим терминам («духовный опыт», «святость») полное значение, которое не исключает из себя ничего из того, что является действительно человеческим.

Франсуа писал ей с большой выразительностью: «Пребывайте всегда в присутствии Божьем, со святой свободой духа, с полной уверенностью в Его милосердии, без излишней разборчивости, без тревоги, без смущения. Вложите ваше сердце в раны нашего Господа — мягко, а не с силой».

Долгие годы он воспитывал ее ввиду одной-единственной цели: чтобы ее сердце воспламенялось желанием, при одном лишь слышании слов «воля Божья», даже когда она еще точно не могла понять, к чему Бог намеревался ее привести.

Если извлечь из их переписки тысячи и тысячи педагогических указаний Франсуа, то мы получим сборник великолепных правил, которые все мы могли бы с пользой применить на практике.

«Все надобно делать из любви, и ничего — по принуждению. Следует любить послушание более, чем мы боимся непослушания».

«Я одобряю, что вы жалуетесь, обращаясь к нашему Господу, если только вы делаете это со смирением, с любовью и без отчаяния и тоски, — так, как это делают дети со своей мамой».

«Предайтесь полностью воле Божьей. Невозможно лучше служить Богу чем так, как этого хочет Он».

«Нет ничего страшного в искушении до тех пор, пока искушение будет вам неприятно».

«Будьте довольны, если вы считаете себя ничтожной, ибо ваше ничтожество необходимо Богу, чтобы Он мог проявить свое милосердие».

«Никогда не страшитесь Бога, потому что Он не хочет сделать вам ничего плохого. Наоборот, любите Его очень сильно, ибо Он желает сделать вам всяческое добро. Не пытайтесь преодолеть искушения насильственно, ибо эти усилия делают их еще настойчивей. Вообразите Распятого Иисуса в ваших объятиях и, целуя Его грудь, разверстую для любви, говорите Ему сотни раз: "Здесь моя надежда, здесь — живой источник моего счастья. Ничто и никогда не разлучит меня с моей любовью. Я обладаю ею и никогда больше не оставлю ее…"»

«Невозможно требовать того, чтобы ни один листок на вашем дереве не колыхался от ветра. Довольно, чтобы он оставался на ветке…»

«Бог сохранил вас до настоящего момента. Держитесь крепко за Его руку… Вы заметите, что там, где вы не можете идти самостоятельно, Он возьмет вас в свои руки и поведет вас».

И Франсуаз признавалась: «Когда я слушала моего святого духовного отца, то мне казалось, будто я слушаю самого Бога, и каждое его слово сходило с его уст в мое сердце, как слово Божие. Я видела в нем участие божества. Рядом с ним мне казалось, что я живу в присутствии Бога, который жил и говорил в своем служителе».

Разве удивительно в этом случае, что их переписка была буквально переполнена нежностью?

И наступил день, когда Франсуа попросил ее реализовать мечту, которую носил в своем сердце.

В то время женщинам, которые желали посвятить себя Богу, было доступно лишь затворническо-созерцательное призвание. Но он задумал реализовать в Церкви нечто новое: «община, характерной чертой которой были бы кротость и милосердие Христа».

Так родилась конгрегация (община) монахинь Посещения; они, как говорит их название, должны были нести в мир нежность и участие Святой Девы, которая, будучи беременна Христом, отправилась к престарелой родственнице Елизавете, чтобы дать ей облегчение в ее нуждах.

Церковь тогда еще не была к этому готова (новшество возымеет успех несколько лет спустя, со святым Венсаном де Поль). Было оказано столь сильное давление и другие авторитетные вмешательства, что они привели и это новое заведение в традиционно созерцательное русло.

Но идея осталась. И, конечно же, община «Посещения» сохраняет еще и сегодня нечто от своего изначального облика.

Вот мы уже и достигли последнего десятилетия жизни Франсуа, который умрет в расцвете зрелости, всего лишь в пятьдесят пять лет.

Епископские обязанности день за днем истощали его силы: пастырские визиты в четыреста пятьдесят приходов епархии, в том числе и в самые отдаленные, — высоко в горах, — на лошади, а чаще пешком; заботы о духовенстве, которое он лично готовил к служению по части проповеди и исповеди; постоянный катехизис для народа; реформа монастырей; дипломатические миссии при дворах Парижа и Турина; отношения со Святым Престолом.

В последние годы он чувствовал себя настолько погруженным в «путаницу дел», что ему случалось мечтать о пустынной келье, куда бы он хотел удалиться и жить там в молитве.

И невзирая на это, в последние годы Франсуа написал две книги, благодаря которым впоследствии он станет Учителем Церкви, уже после того, как они сделают его самой представительной фигурой того времени.

Итак, он написал «Наставление в благочестивой жизни» и «Трактат о Божественной любви».

Можно сказать, что эти «бедные книжонки», как называл их Франсуа, были одновременно чудом синтеза и новизны: синтеза — потому что они наследовали лучшие духовные традиции прошлого; новизны — потому что передавали их будущему с новыми формулировками и новым дыханием.

Церковь всегда проповедовала верующим призвание и долг святости, но фактически эта святость была возможна лишь для тех, кто оставлял мир и затворялся в монастыре, — некоей элите утонченных душ, отрешенных от превратностей жизни.

С другой стороны, уже за несколько веков до того времени Европа была захвачена дуновением гуманизма, носившего еще не совсем христианский характер: сначала этому препятствовали языческие корни Возрождения, затем мучительные перипетии, связанные с протестантской Реформацией.

Франсуа по природе своей был гуманистом, и он был святым.

То, что произвело на него самое сильное впечатление в его бесконечных контактах с самыми различными кругами — было стремление к святости, которое можно было уловить повсюду.

При самых светских дворах, — таких, как Парижский, — он встречал глубоко мистические души; в гостиных знати он видел расцветавшие движения нового христианства; страстную любовь к Богу он находил в детях, в юных обрученных, среди военных, среди бедного и необразованного деревенского люда, в хижинах, затерянных среди самых высоких гор, в убогих мастерских ремесленников.

За несколько лет до того у него возникла идея