Синдром отката - Нил Стивенсон

– окружила его уже ярдах в пятидесяти от станции. Расстояние в половину футбольного поля. Один завис прямо перед ним. Руфус вскинул дробовик и подбил его на скаку. Звуки за спиной и слева подсказали ему, что второй дрон взяла на себя Скиппи. Он обернулся направо – и увидел, как из-за спины, нацелив на него ствол, плавно выскальзывает третий. Его движения напомнили Руфусу орла, который бросается на добычу: бьет крыльями, выпускает когти, но смотрит только на свою цель. Стрелять под таким углом было неудобно: пришлось выпустить приклад из левой руки, развернуться и стрелять только правой. Отдача задрала дуло кверху и едва не выбила у него ружье. Дрон ответил огнем – из его черного брюха вылетела гильза. Руфус поддержал ружье левой, выстрелил еще раз – снова мимо! Еще одна гильза вылетела и покатилась по земле. Дальше произошло несколько событий сразу. На дрон бросился сверху орел: чем дело кончилось, Руфус уже не видел – почти сразу схватку заслонил от него угол контейнера. А Пеглег издал крик, странно и страшно похожий на человеческий, и бросился вперед, под сень камуфляжной сетки. Он шатался, вихлялся и, кажется, еле держался на ногах – вот-вот упадет! Руфус выпростал из стремени правую ногу, перекинул через круп Пеглега и соскочил как раз в тот момент, когда конь упал на колени. Правда, выпростать левую ногу не успел, так что с размаху хлопнулся о землю; но земля здесь была гладкой и утоптанной, без камней, без кактусов. Пропахать носом такую почву – тоже не сахар, но падение хотя бы не выведет тебя из строя.

По счастью, Пеглег не стал перекатываться на левый бок. Конь упал на живот, Руфус выпутался из стремени, поднял дробовик и оглянулся. Над дорогой, по которой он сюда приехал, кружили разъяренные орлы, вдоль дороги валялись упавшие дроны; но «живых» и вооруженных противников не было. Прежде всего прочего Руфус перезарядил ружейный магазин, затем встал, нагнулся над Пеглегом и извлек из притороченного к седлу полотняного чехла винтовку. Справа от хвоста у Пеглега была открытая рана, из нее по бедру сочилась кровь. Рана глубокая, но задеты только мышцы. Умереть не умрет, однако встать и идти не сможет. Надо было сказать ему что-то ласковое, как-то поблагодарить, но времени совсем не оставалось; Руфус просто погладил коня по носу, пробормотал: «Молодчина!» – и бросился бежать.

Подбежав к дальнему углу контейнера, он присел и выглянул из-за угла. Где-то над сеткой жужжал дрон, но, по всей видимости, его не замечал. Руфус прицелился прямо через сетку, выстрелил – попал, затем развернулся и побежал через открытое пространство к двум следующим контейнерам.

На рельсах, обходящих склад с одной стороны и ведущих прямо к Шестиствольнику, стоял товарный поезд. Состоял он целиком из вагонов-самосвалов, доверху заполненных серой. С противоположного конца поезда виднелась огромная желтая пирамида, вроде той, что украшала собой причал в Хьюстоне, только поменьше. Руфус знал, что рядом с ней, прямо под рельсами, находится неглубокая яма, куда вагоны-самосвалы, один за другим, сбрасывают свой груз. Опустевшие вагоны под действием силы тяжести скатываются на боковую ветку; там их снова сцепляют друг с другом и отправляют назад в Хьюстон.

Из ямы к вершине серной горы ведет конвейер, разгружающий серу; с дальней стороны другие конвейеры подхватывают ее и везут в здание, где серу плавят и заливают в снаряды. Впрочем, это Руфуса сейчас не интересовало. Золотая гора была для него просто хорошо заметным ориентиром. Добраться бы до нее – а дальше до копра останется всего пара сотен ярдов.

Руфус полагал, что, если побежит вдоль поезда, этим обеспечит себе хотя бы частичное прикрытие. На открытой местности дроны могут атаковать его со всех сторон – поезд прикроет хотя бы с одной стороны. Все лучше, чем ничего.

Натянутые над головой сети оказались палкой о двух концах: они мешали дронам, но еще сильнее мешали орлам. Оставалось только двигаться – без остановок и как можно быстрее, чтобы дроны не успевали прицелиться. Всякий раз, выбегая на открытое пространство, он получал пару секунд форы, пока дрон разворачивался и нацеливал на него ствол; за это время Руфус успевал найти новое укрытие или просто его подстрелить. Как он радовался, что взял дробовик! Однако приходилось беречь патроны, так что предпочтительнее было прятаться. Перебегая от одного укрытия к другому, Руфус добрался до железнодорожных путей за несколько минут, израсходовав в процессе полдюжины патронов и вызвав пару выстрелов в свою сторону – оба раза промахи. Дронами определенно управляли люди, и находились эти люди очень далеко отсюда – сигнал шел с заметной задержкой. Руфусу это было на руку. Пока не стоял на месте – у него оставалась фора.

Добравшись до открытой полоски земли, тянущейся вдоль железнодорожных путей, Руфус обнаружил, что здесь его поджидали еще три дрона, но орлы уже со всеми расправились. Руфус перебежал через открытое место, на ходу перезаряжая ружье, добрался до ближайшего вагона и бросился на землю – в ту самую секунду, когда о стальной обод колеса с визгом ударилась пуля. Привстав на одно колено, Руфус развернулся на звук, сбил нападавшего одним выстрелом, а затем нырнул под вагон и выбрался на другой стороне. Пробежал вдоль вагона и, уходя от очередного дрона, нырнул под следующий. Выбрался с другой стороны, пробежал полвагона, снова нырнул ему под брюхо и перекатился по рельсам. Дрон, преследовавший его с левой стороны поезда, терял его, когда Руфус перекатывался под вагонами на правую, – и наоборот. После нескольких повторов у противника явилась новая мысль: дрон завис над вагоном, чтобы следить за ним с двух сторон. Это могло бы сработать, если бы пропеллеры дрона не взметнули густое облако измельченной серы. Руфус выкатился наружу как раз вовремя, чтобы увидеть, как враг беспомощно завис, ослепленный мелкой золотой пылью. Как был, лежа на спине, Руфус сбил его выстрелом и перезарядил ружье. Патронов осталось всего с полдюжины. В двадцати футах перед ним возник из ниоткуда орел, вонзил когти в еще один дрон, которого Руфус даже не заметил.

Пройденный путь он измерял в вагонах. До серной горы оставалось три. Потом два. Поначалу все шло легко – помогал адреналин; но теперь начала брать верх усталость. Нырять под вагоны и кататься по рельсам – то еще развлечение даже для человека вдвое моложе Руфуса. Весь он был покрыт синяками и ссадинами. Каждое соприкосновение с гравием или железом вызывало боль, и Руфус чувствовал, что начал двигаться медленнее.

Вдруг его внимание привлек человек,