Ещё вчера… - Николай Мельниченко

– Пожалуй, ты прав. Такую дуру подняли! Молодцы! Ну, – пошли отдыхать…

– Какой отдых, Юрий Николаевич, мы только начали работать. Теперь дело пойдет быстрее: мы уже знаем, чего бояться.

Ступин уходит на отдых один. До шести утра мы поднимаем еще три мачты. После завтрака спим четыре часа до обеда.

К следующему утру стоят уже все тридцатиметровые мачты и несколько поменьше высотой. Их мы "дергаем" половиной стрелы. Еще одна "продленка" и все три десятка радиомачт на Д-8 смотрят в небо, готовые принять нагрузку антенн.

На вертолете возвращаемся на Д-1. Нашей группы уже нет: Козлов вывез ее в Белушку, или "на точку Б". Будем догонять!

Френкель благодарит за работу, жмет руку. Подмигивает и смеется:

– А ты, дурочка, боялась! Может быть, хочешь остаться? Есть еще табак в пороховницах? Тут у меня есть для тебя и твоих асов еще кое-что. Да и яйца пошли на базаре…

– Давид Ионович, хотелось бы свои унести подальше! Когда? На чем?

– Ну ладно, – уноси. Послезавтра в Белушку идет "большой охотник". Ты и твои ребята уже включены в списки. Так что все закругляй, и – будь здоров!

У меня вырастают крылья. Домой, домой! Потом только соображаю: куда "домой"? В офицерское общежитие, из узеньких окошек которого видна только обувь пешеходов на Поцелуевом мосту? Нет, не домой, а "к ней"! Вот куда, подсознательно и неизменно, я стремлюсь, оказывается. Да и маму, и Тамилу я не видел уже два года…

Сначала "последние известия" сообщаю ребятам. Глаза у них радостно загораются, но Житков все же разочаровано тянет:

– Ну, вот Сеня, опять будем спать на старой соломе…

– Ничего, Коля, ты и примять ее не успеешь, как тебя опять на пуховые матрацы Шапиро положит, – утешают его друзья…

День у меня выдается напряженный. Надо сдать всю спецодежду, выписать аттестаты матросам, закрыть командировку и т. д. И главное – получить деньги. В экспедиции нам положены бесплатная кормежка и двойной оклад. Набежало кое-что.

Вечером в офицерской палатке – "отвальная". На огромной сковородке жарится яичница из нескольких десятков яиц, которыми меня соблазнял Френкель. Недалеко от Д-2 огромный птичий базар. На скалистом морском берегу птицы или природа устроила узенькие горизонтальные террасы. Конические, замысловато раскрашенные разноцветными точками, яйца кайр – больше куриных, слегка попахивают рыбой. Их сбор на базаре ведется просто и жестоко. В галдящую птичью массу на веревке опускается собиратель. Выбирает какую-нибудь террасу, и ногами очищает ее от птиц и их продукции. Кайры орут и щиплют за ноги, но затем успокаиваются и опять принимаются за дело. На следующий день с этой террасы уже сгоняются только кайры, а яйца собираются все подряд: их свежесть гарантирована. Несколько сотен яиц помещаются в ладный ящик от взрывчатки. В нем и ручки удобные, и дощечки шлифованные…

Кайриную яичницу все едят "от пуза" уже целую неделю. Женька Дедов пытается выйти из привычной колеи: жарит только желтки и с сахаром. Жареный сладкий гоголь-моголь, попахивающий рыбой, смог есть только он один, несмотря на бешеную рекламу продукта.

Другое дело – голец, морской или озерный. Этот хищник северных морей, по вкусу и цвету очень похожий на семгу, – просто лакомство. Гольца можно солить, вялить, жарить: он хорош в любом виде. Пытаются охотиться на гольца многие, но добычу приносит один – пожилой старший лейтенант Завальный. Он – военный топограф, а у них там со званиями негусто. Можно честно прослужить всю жизнь, оставаясь старшим лейтенантом. Маленького роста, рыжеватый и веснушчатый, с нависающими на прищуренные голубоватые глаза кустистыми бровями. Завальный всю свою жизнь проводит в совершенно необжитых местах: прежде чем они станут обживаться, он должен провести съемку и составить карты. Поэтому жизнь в истинно первобытных условиях, когда охотник должен добывать себе ежедневное пропитание, стала его жизнью. Он любит и понимает природу, кажется, что он может разговаривать с птицами, зверями, озером, речкой. Его очерки о природе разных медвежьих уголков Родины, которые охотно печатают журналы, полны поэзии и глубокой наблюдательности. Очень похож на него внешне и внутренне его помощник – молодой лейтенант Витя. Молчаливый Витек просто влюблен в своего шефа, и неизменно следует за ним в кильватерном строю с огромным рюкзаком.

Эта симпатичная пара в изобилии поставляет в офицерскую палатку больших свежих гольцов. На буржуйке, свободной от производства яичницы, часто шкварчит огромная сковородка с крупными кусками царских рыб. Жареные гольцы меняют розовый цвет на нежно желтый, вкус их, особенно – в качестве закуски после "приема вовнутрь, стает еще восхитительней. Завальный и Витек неизменно отказываются от выпивки, и с благожелательностью заботливых родителей наблюдают, как мы расправляемся с их дарами… Мне посчастливилось увидеть их "в деле".

В семь утра я с матросами, чистенькими и выглаженными, стоим уже на пирсе, хотя выход в море назначен на восемь. "Большой охотник" стоит у длинного, недавно выстроенного, пирса. Меньше трех месяцев назад на этом месте трактора сходили со льда, чтобы карабкаться с тяжелым грузом на гору. Сейчас бухта свободна ото льда, светит солнце, полный штиль. По всей длине пирса стоят человек пять-шесть военных с двумя просветами на погонах и хитрыми иностранными спиннингами. Это политработники. Они нагрянули на Землю чтобы "обеспечивать", а заодно и получить двойной оклад. Поскольку все остальные выше макушки загружены работой, то прибывшие "вдохновители и организаторы" маются от безделья. Недавно матрос нашел у скалы прозрачную кварцевую друзу, очень красивую. Так эти ребята взорвали скалу и перебрали все камушки в поисках природного хрусталя. Много драгоценных сил им приходится уделять птичьим базарам и охоте на гусей. Наша шестерка – занята рыбным промыслом.

Блесны улетают далеко в залив, затем катушки благополучно возвращают их к исходной точке. Ни у кого не клюет, поэтому настроение рыбаков мирное и спокойное: рыбы нет. Подходит Завальный с Витей, на обоих огромные рюкзаки: "все свое ношу с собой". Военная судьба бросает их в очередную "черную дыру", где придется не только работать, но и просто выживать.

Мы пришли слишком рано. Топографы снимают свои рюкзаки рядом с пожитками моих матросов. Минут пять Завальный с интересом наблюдает за рыбаками и работой их хитрой оснастки, затем не выдерживает и подает знак Вите. Тот раскрывает один из многочисленных карманов рюкзака, и подает шефу некую мизерную снасть. Шеф накалывает на крючок бумажку и опускает в воду. Через несколько секунд на веревочке что-то трепыхается. Это оказывается некая фиолетового цвета килька, напоминающая бычка. Этого бычка Завальный кромсает ножом, и его кусочки надевает на крючок побольше. Крючок плюхается в воду в метре от пирса, второй конец лески – в руках рыбака. Вода внезапно просто забурлила, и Завальный пошел по кромке пирса к берегу. Ведомый леской, выскочил и забился на камнях берега большой голец. Его подхватил мой Цопа, замочив при этом отутюженные брюки, и едва не выпустив скользкого гольца.