Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Как известно, – все кончается, а казенный спирт, – так еще и очень быстро. Олежка прихватывает очень важного майора – врача, который имел несчастье однажды попасть к нам "на огонек":

– Ну, ты майор, не жмись: наше шило пил, – давай теперь свои закрома раскрывай!

Интеллигентный майор не может устоять после такого намека, и робко появляется с литровой бутылкой синей жидкости.

– Ты что, зараза, потравить нас задумал? – вопрошает его Олежка. Майор горячо доказывает, что это – "чистейший", а окрашен он "для испуга" жаждущих приобщиться. Общество в тяжелых раздумьях: очень хочется поверить майору, но и себя – жалко. Олежка исчезает. Появляется через минуту с полуведерной банкой консервированных персиков. Объясняет коллективу, что если предлагаемый яд разбавить персиковым компотом, то последствия применения образовавшегося ликера вовнутрь будут не столь ужасными. Банка вспарывается и "юшка от персиков" наливается в миску. Туда же добавляется синяя субстанция. На наших глазах происходит чудо: смешиваемые компоненты образуют синий студень. Что делать с этим состоянием вещества – никто не представляет. Олежка достает ложку, отважно зачерпывает и пробует. Ошалевший майор, стремясь к реабилитации, – присоединяется. Сомнения успешно подавлены: в едином порыве коллектив

осушает миску синего студня ложками. Кто-то вспоминает о томящихся в забвении персиках. Закусывать синий студень желтыми персиками – это круто (или – клёво?).

Смены у нас меняются в 6 часов утра. К этому времени я развожу на тракторе дневную смену по точкам, проверяю работу ночной и даю задание дневной смене. Часам к 9-ти привожу в городок на завтрак и отдых ночную смену. Из палатки появляется проснувшийся от шума Олежка. Сладко потягиваясь и зевая, он вопрошает меня:

– Ну, как там у нас дела, Никола?

– Достопочтенный сэр, разрешит мне сначала откушать, дабы надлежащим образом укрепить свои слабые силы, прежде чем приступить к докладу? Или Его Высокопревосходительство требует немедленной и безоговорочной сатисфакции? – выпендриваюсь я от комизма ситуации.

Олежка заворожено слушает мои рулады, затем восхищенно произносит:

– Ну, ты даешь, Никола!

Когда мне очень некогда, я просто посылаю Олежку куда подальше. Он размышляет секунду:

– Что ты не можешь в осях хотя бы рассказать…

Тогда я спохватываюсь, и докладываю, что "в осях" мы бодро движемся к "зияющим вершинам", и советую "Его Высокопревосходительству" проср…ся по нашим великим стройкам для самоличного сбора информации "в осях". (Это его любимое словечко. Он не терпит избыточных точности и подробностей, ему более чем достаточно знать обстановку только "в осях"). Олежка не обижается, а мое пожелание просто пропускает мимо ушей. На следующий день все повторяется.

Матросы и солдаты работают с огромными перегрузками, без отдыха и выходных. Питались они в целом неплохо, но уж очень по "северному": макароны, консервы, сухая картошка. При работе по 16-18 часов молодым ребятам, конечно, этого было мало. Особенно страдала ночная смена, особенно сварщики, не вылезающие из задымленных казематов. Обратился к Френкелю; он предложил написать заявку. Ну, мы с Олежкой там порезвились в стиле "голубая мечта голодного детдомовца": все равно 2/3 срежут. Выдали однако все: рыбный балык, мясные консервы, сгущенку, сахар, сливочное масло, печенье, чай, кофе. Белый хлеб специально досылался через день из пекарни на базе.

Через пару дней "камбузный" мичман пожаловался:

– А куда девались ваши люди? Не приходят теперь ни на завтрак, ни на ужин…

Я обеспокоенный пошел в палатку. Моя команда устроила собственный камбуз в палатке и "не отходя от кассы" лакомилась тушенкой, балычком окуня, белым хлебом, разводила и гоняла чаи-кофеи со сгущенкой, печеньем и другими добавками за тяжелую работу. На столе стояла открытая огромная жестянка с томатной пастой.

– А этот деликатес откуда? – удивился я.

– Эту цистерну Симонов еще с парохода прихватил, – объясняет Житков. – Он вахтенным сказал, что на всю команду нам выдали особый крем для смазки резиновых сапог. Только нас всех подло обманули…

– Как это?

– Да мы думали, что там свиная тушенка… А теперь – уже месяц от изжоги мучаемся. Может быть, заберете в офицерскую палатку?

– Спасибо, благодетели! Там изжоги от ваших художеств хватает… Симонов вынес – пусть он и потребляет. Впрочем, сдайте мичману в холодильник: он ее в борщ будет добавлять. А заодно сдайте и пару своих ящиков балыка: здесь все испортится. "Больше дней, чем колбас", – как говорит моя мама. Будете оттуда брать понемногу, да так, чтобы оставалось место для харчей с камбуза, куда вы все будете теперь ходить, – это уже приказание Житкову.

У нас технические неприятности. В одной секции БК есть входная дверь, массивная и герметичная. К ней стыкуется под прямым углом секция-тамбур с аккумуляторами, вентиляторами и отоплением для всего бронеказемата. Если поставить секцию по проекту, то единственной двери некуда будет открываться. Я просто обалдел. Проверяю тщательно по чертежам: открывать дверь будет некуда. Срочно сообщаю Френкелю. Через час рядом с объектом садится вертолет, оттуда выходят Фомин, Барковский, Френкель и еще несколько офицеров рангом помельче. Показываю "клюкву" в натуре и на чертеже. Контр-адмирал "выражается" по-русски, затем приказывает Барковскому, своему заму по строительству, будущему генералу:

– Срочно вызывай сюда этого заср…а Лексакова!

– Петр Фомич, он сможет сюда приехать не раньше, чем через неделю, – отвечает Барковский. – Да и сами монтажники придумают, как исправить.

Фомин втыкает в меня испытующий взгляд:

– Можешь, лейтенант, что нибудь сделать?

– Можно вырезать отсек с вентиляторами и поднять его выше и ближе к входу. Потребуется усиление конструкции, – отвечаю я.

– Действуй! – решает адмирал. – А Лексакова – вызови, пусть полюбуется на свою стряпню, да в чертежи внесет изменения, – это уже Барковскому.

Несколькими месяцами позже генерал Евгений Никифорович Барковский в Ленинграде даст мне на отзыв проект подводной насосной станции водозабора на новоземельской базе Белушья. Станция эта скоро бы затонула: заварить герметично ее было почти невозможно. (Это я знал из опыта сварки бронеказематов – об "ошибке N2" я расскажу). Проект после рецензирования исполнителям пришлось капитально переработать. Надо сказать, что они (ГПИ-1) сделали это с благодарностью: очевидная неисправимая авария обошлась бы всем намного тяжелее и дороже.

А меньше чем через год я, дежурный офицер на ледяной трассе от ледокола до берега бухты Черная, выдерну Барковского почти из-под гусениц трактора. Выла пурга, на бровях и ушах генерала намерз снег, и он просто не видел и не слышал надвигающегося сзади трактора. Тракторист, заметенный снегом в открытой кабине, тоже ничего не видел дальше двух метров…