Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

В течение 17 июня британские войска выводились из Франции. У Сен-Назера лайнер «Ланкастрия» был разбомблен немецкой авиацией. Погибли почти три тысячи военных и гражданских лиц, находившихся на его борту. Черчилль запретил публикацию информации о крупнейшей морской катастрофе с начала войны, сказав советникам: «По крайней мере, на сегодня газетчикам достаточно катастроф». В этот же день ушедший в отставку Рейно написал Черчиллю из Бордо: «Проект франко-британского союза достоин вашего воображения и вашей смелости. Именно на нем зиждется будущее наших двух стран». Вечером в Лондон прилетел активный сторонник союза генерал де Голль. В стремлении сделать его центром французского Сопротивления, Черчилль одобрил предложение Десмонда Мортона выделить деньги на специалиста по общественным отношениям для пропаганды имени и дела де Голля.

Теперь Черчиллю нужно было поднять и поддерживать моральный дух нации. В рамках этой задачи он прикладывал все усилия, чтобы прекратить нарастающее желание найти виновных в довоенном пренебрежении обороной Британии. 18 июня он заявил в палате общин: «Есть много таких, кто хотел бы начать расследование поведения предыдущих правительств – и парламентов, ибо они тоже к этому причастны – в те годы, которые привели нас к этой катастрофе. Они хотели бы взвалить вину на тех, кто несет ответственность за наши дела. Это был бы глупый и пагубный процесс. Слишком многое так сложилось. Пусть каждый обратится к своей совести и к собственным выступлениям. Я лично часто так делаю». И закончил Черчилль предупреждением: «Уверен в одном: если в настоящем мы начнем поливать грязью прошлое, может случиться так, что мы потеряем будущее».

В этом же выступлении Черчилль сообщил парламентариям, что под энергичным руководством Бивербрука производство самолетов в Британии выросло с 245 до 363 в неделю. Теперь, сказал Черчилль, летчикам предстоит снискать «славу спасителей родной земли, своего острова, всего, что они любят, от самых смертоносных из всех нападений». То, что Вейган назвал «битвой за Францию», закончилось. «Я жду, что скоро начнется битва за Британию. От этой битвы зависит жизнь самой Британии, непрерывности существования нашей империи и всей нашей системы. Скоро враг обрушится на нас со всей своей силой и яростью. Гитлер понимает, что ему придется сломить нас на нашем острове или проиграть войну. Если мы сумеем ему противостоять, вся Европа может вновь обрести свободу, и жизнь во всем мире двинется к залитым солнцем высотам. Но если мы уступим, тогда весь мир, включая Соединенные Штаты, и все, что нам близко и дорого, рухнет в пропасть новых Темных веков, более зловещих и, возможно, более продолжительных вследствие влияния извращенной науки. Поэтому давайте соберемся с духом, исполним свой долг и поведем себя так, что, если Британская империя и Содружество простоят еще тысячу лет, люди все равно будут говорить: это был их звездный час».

Через четыре часа Черчилль повторил эту речь по радио. Он устал, и для тех, кто слышал его раньше в палате общин, по радио она прозвучала гораздо менее убедительно. Но для тех, кто сидел у радиоприемников и слушал ее впервые, она стала источником вдохновения. Это были «только слова», позже вспоминал он. Иностранцы, которые не понимали «характер распространившейся по всему миру британской расы, когда у ее предстателей вскипает кровь, возможно, предполагали, что это лишь смелый фасад, выстроенный как хорошая прелюдия для мирных переговоров». Он понимал, что «риторика – не гарантия выживания». Под множеством «благовидных предлогов» можно предложить различные условия мира. Многие, вероятно, задавались вопросом, почему бы Британии не присоединиться к «зрителям» из нейтральной Японии, Соединенных Штатов, Швеции, Испании и не наблюдать с отстраненным интересом или даже с удовольствием за «битвой на взаимное уничтожение между нацистской и коммунистической империями».

Этой ночью 120 немецких бомбардировщиков совершили налет на Восточную Англию. Погибли девять гражданских лиц. Началась новая фаза войны. «К этому надо привыкнуть, – сказал Черчилль на секретном заседании палаты общин 20 июня. – Змеи привыкли менять кожу». Постоянные и временами интенсивные бомбардировки стали «обычным состоянием» британской жизни. Исход битвы будет зависеть от «мужества простых мужчин и женщин».

Из Западной Франции были эвакуированы более 111 000 британских солдат. Около 16 000 оказались в плену. «Вполне возможно, – сказал Черчилль на секретном заседании, – что наши доблестные армии еще не сказали «прощай» континентальной Европе». Британия уже строила планы «на 1941 и 1942 гг.». Сможет ли она продержаться так долго? Выходные дни, проведенные в Чекерсе, прошли под знаком мучительной озабоченности, которую вызывали и медленная скорость поставок из Соединенных Штатов, и судьба Франции, и хранящееся в тайне знание слабости самой Британии в случае немецкого вторжения. Каждый, кто имел представление о степени грозящей опасности, испытывал невероятное напряжение. Больше всего оно сказывалось на Черчилле, чья ответственность, так недавно приобретенная, была велика, а власть, которой он так долго был лишен, быть может, недостаточна для предотвращения угрозы.

Настроение Черчилля, связанное с суровостью момента, проявлялось даже в его поведении, так что один из друзей в выходные пожаловался Клементине, которая написала мужу:

«Дорогой мой!

Надеюсь, ты простишь меня, если скажу тебе кое-что такое, что тебе следует знать. Один верный друг из твоего окружения сказал мне, что твоих коллег и подчиненных обижает твоя грубая, саркастичная и властная манера – кажется, твои личные секретари согласились вести себя как школьники и «принимают то, что им достается», а затем в твое отсутствие пожимают плечами. Более того, если выдвигается какая-то идея (скажем, на конференции), ты относишься к ней с таким презрением, что скоро не будут выдвигать никаких идей, ни плохих, ни хороших. Я была удивлена и расстроена, потому что за все годы я привыкла к тому, что все, кто работает с тобой или под твоим руководством, любят тебя. Я так и сказала, а мне ответили: «Несомненно, это напряжение». Мой дорогой Уинстон, должна признаться, я заметила изменение к худшему в твоем поведении: ты стал не так добр, как раньше. Твое дело отдавать приказания, и, если они плохо исполняются, ты можешь уволить любого и каждого, за исключением короля, архиепископа Кентерберийского и спикера. Следовательно, с этой огромной властью ты должен сочетать вежливость, доброту и, если возможно, олимпийское спокойствие. Ты привык цитировать: «On ne règne sur les âmes que par le calme»[43], и мне невыносимо думать, что те, кто служит стране и тебе, могут не любить тебя, равно как и не восхищаться тобой и не уважать тебя. Кроме того, вспыльчивостью и грубостью ты не добьешься лучших результатов. Они породят либо неприязнь, либо подобострастность – о бунте в военное время речь не идет! Прости, пожалуйста, твою любящую, верную и бдительную Клемми».

Под письмом Клементина нарисовала кошку. Затем порвала его, а через четыре дня собрала обрывки и отдала мужу. Нервное напряжение Черчилля было хорошо понятно. «Последние две недели наверняка стали для вас настоящим кошмаром», написал Сэмюэл Хор из Мадрида неделю спустя.

21 июня Черчилль узнал, что в результате перехвата и дешифровки секретных радиопереговоров немецких военно-воздушных сил обнаружена система пересекающихся лучей, которые используют немецкие ночные бомбардировщики для точного выхода на цель, после чего бомбы сбрасываются автоматически. Зная, что британские ночные истребители почти беспомощны, новость об этих лучах, как он вспоминал позже, оказалась «одним из мрачнейших моментов войны». Но молодой ученый Р. В. Джонс, который их обнаружил, нашел и противодействие им. Лучи можно искривлять, сбивая бомбардировщики с курса. Соответственно, им придется сбрасывать бомбы в безлюдной местности.

В течение последней недели июня и первой недели июля Черчилль ежедневно обсуждал со своими советниками планы противостояния вторжению противника, предлагал области, требующие срочного изучения и немедленной подготовки, посещал участки побережья, на которые могут высадиться немцы, и встречался с командирами дивизий, в задачу которых входило отражение наступления. На него большое впечатление произвела проведенная генералом Монтгомери учебная атака на прибрежный аэродром, якобы захваченный противником. Вечером в Брайтоне за ужином они в окно наблюдали за взводом солдат, которые устраивали пулеметное гнездо в будке на причале. Черчилль рассказал Монтгомери, что в 1880‑х гг., когда учился в школе неподалеку, он ходил сюда наблюдать за дрессированными блохами, которых показывали тут в каждой будке.