Последний довод королей - Джо Аберкромби

— Не беспокойтесь, — пробормотал он мягко, делая шаг вперед и заключая ее в объятия.

Он чувствовал, как она застыла — без сомнения, от нервного напряжения, — и ласково погладил ее по волосам.

— Я могу подождать… мы не обязаны… не сейчас…

— Нет. — Она произнесла это с трогательной определенностью, бесстрашно глядя ему в глаза. — Нет. Мы должны.

Она задрала рубашку, сняла ее через голову и бросила на пол. Подошла к Джезалю, взяла его руку и положила ее на свое бедро, потом потянула вверх.

— Ах, — прошептала она хрипло и настойчиво, касаясь губами его щеки. Горячее дыхание струилось ему в ухо. — Да… Вот так… Не останавливайся.

И повела его к кровати, прерывисто дыша.

— Это все?

Глокта оглядел стол, но старики хранили молчание.

«Все ждут, что я скажу».

Король опять отсутствовал, так что он мог заставить их ждать как угодно долго.

«Чтобы показать всем скептикам, кто здесь главный. Почему бы нет? Власть не обязана быть милосердной».

— Тогда это заседание Закрытого совета окончено.

Они встали, быстро, тихо и организованно. Торлигорм, Халлек, Крой и все остальные друг за другом покидали комнату. Сам Глокта поднялся с трудом — нога еще болела после утренних судорог — и обнаружил, что лорд-камергер снова стоит позади него.

«Вид у него совсем не веселый»

Хофф дождался, пока дверь закроется, прежде чем заговорить.

— Вообразите мое удивление, — отрывисто произнес он, — когда я услышал о вашей недавней женитьбе.

— Очень быстрая и скромная церемония. — Глокта показал лорд-камергеру обломки передних зубов. — Новая любовь, вы понимаете, не терпит промедления. Я не прислал вам приглашение на свадьбу и прошу простить меня, если это вас обидело.

— Приглашение на свадьбу? — зло проговорил Хофф. — Нет! Мы обсуждали не это.

— Обсуждали? Похоже, мы не поняли друг друга. Наш общий друг, — Глокта со значением взглянул на пустое тринадцатое кресло в дальнем конце стола, — оставил меня за главного. Меня. Никого другого. Он счел необходимым, чтобы Закрытый совет говорил только одним голосом. Отныне и впредь это будет мой голос.

Розовощекое лицо Хоффа побледнело.

— Конечно, но…

— Полагаю, вы знаете, что два года я провел в мучениях. Два года в аду, чтобы сейчас я смог стоять перед вами. Или склониться перед вами, как старый древесный корень. Хромой урод, жалкая насмешка над человеком. Не так ли, лорд Хофф? Будем честны друг с другом. Иногда я не способен совладать со своими ногами. Со своими глазами. Со своим лицом. — Он усмехнулся. — Если это можно назвать лицом. Мои внутренности тоже не всегда слушаются меня, и я просыпаюсь в собственном дерьме. Я постоянно чувствую боль, и воспоминания обо всем, что я потерял, беспрестанно терзают меня.

Он почувствовал, как его левый глаз задергался.

«Пусть дергается».

— Я безуспешно пытаюсь быть жизнерадостным, и вы можете себе представить, как я презираю этот мир и все, что в нем есть, а более всего — самого себя. Весьма прискорбное положение дел, от которого нет лекарства.

Лорд-камергер неуверенно облизнул губы.

— Я сочувствую вам, но не вижу связи.

Глокта неожиданно подступил к нему очень близко, не обращая внимания на судорогу в ноге, и прижал Хоффа спиной к столу.

— Ваше сочувствие ничего не стоит, а связь вот какая. Вы знаете, кто я, что я вытерпел и что мне приходится терпеть до сих пор. Как по-вашему, меня можно чем-то напугать? Что нужно со мной сделать, чтобы я съежился от страха? То, что для других будет невыносимой болью, для меня — лишь небольшое раздражение.

Глокта придвинулся еще ближе, чтобы во всей красе показать свои разрушенные зубы, дрожащее от судорог лицо и слезящиеся глаза.

— Вы знаете все это… так неужели вы считаете мудрым… для человека вашего положения… угрожать мне? Угрожать моей жене? Угрожать моему нерожденному ребенку?

— Конечно, я не думал угрожать. Конечно, я бы никогда…

— Ничего не выйдет, лорд Хофф! Просто не получится. При малейшем намеке на насилие… Нет, вам лучше даже не представлять себе, каким жестоким и бесчеловечным будет мой ответ.

Он подошел еще ближе. Так близко, что брызги его слюны летели на дрожащие щеки Хоффа.

— Я запрещаю это обсуждать. Навсегда. Я не могу позволить, чтобы просочился малейший слух о теме нашей беседы. Никогда. Это просто невозможно, лорд Хофф. Иначе ваше кресло в Закрытом совете займет кусок мяса без языка, без лица, без пальцев и без члена.

Глокта отступил, усмехаясь самой отвратительной своей усмешкой.

— Кто же тогда, лорд-камергер, выпьет ваше вино?

В Адуе стоял прекрасный осенний день. Солнце радостно светило сквозь ветви благоухающих фруктовых деревьев, покрывая пятнами теней траву. Приятный ветерок овевал сад, шевелил малиновую мантию короля, величественно вышагивавшего вокруг лужайки, и белоснежный плащ архилектора, упорно хромавшего сзади, опираясь на трость, на почтительном расстоянии. Птицы щебетали на деревьях, зеркально отполированные сапоги его величества скрипели по гравию, и эти звуки сливались, отражаясь эхом от белых стен дворца.

Из-за высокой ограды доносился едва различимый шум строительных работ. Бряцали молотки и кирки, скрипела земля, стучали камни. Перекликались плотники и каменщики. Это были самые приятные для уха Джезаля звуки. Звуки возрождения.

— Потребуется время, конечно, — говорил он.

— Конечно.

— Возможно, годы. Но большая часть завалов расчищена. Уже начался ремонт уцелевших зданий. Агрионт станет еще прекраснее, чем прежде. Это главная моя задача.

Глокта ниже наклонил голову.

— Значит, и моя, и вашего Закрытого совета. Могу ли я осведомиться, — пробормотал он, — как у вас обстоят дела с вашей супругой, королевой?

Джезаль на миг замялся. Ему меньше всего хотелось обсуждать личные дела с этим человеком, но он не мог отрицать — что бы ни говорил калека, — в этой области произошли самое впечатляющие перемены к лучшему.

— Значительно лучше. — Джезаль покачал головой. — Теперь я вижу, что она — женщина… ненасытная.

— Я рад, что мои просьбы возымели действие.

— О да, это верно, но все-таки… — Джезаль взмахнул рукой, подыскивая подходящее слово. — Она печальна. Иногда я слышу, как она плачет по ночам. Стоит у открытого окна и рыдает, порой часами.

— Плачет, ваше величество? Возможно, ее мучает тоска по дому. Я всегда подозревал, что сердце у нее нежнее, чем кажется.

— Да, так и есть! Так и есть. Нежное сердце. — Джезаль задумался. — Похоже, вы правы. Она тоскует по дому.