Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

Цимисхий вздохнул.

– Ладно, дорогая! Всё это очень ловко тобой проделано. И чего ты от меня хочешь?

– Не убивай его! Понял?

– Но он – наш враг. Он непримиримый наш враг! Опасный, жестокий, подлый.

– Да, так и есть. Но он меня любит! И ты это не сломаешь. Это никто не сломает. Даже и не пытайтесь! Мне это дорого.

– Почему?

– Он любит меня одну. И любит меня только он один.

– Второе – неправда. Первое – блажь зажравшегося животного!

– Ну и пусть!

Цимисхий поднялся и быстро вышел из спальни. Встретив за дверью юную китаянку, он приказал ей достать для госпожи опиум. Китаянка опять присела и улыбнулась.

Во дворике ждал царя Анемас – его неизменный телохранитель, имевший облик монаха. Он был верхом на коне белоснежной масти. Рядом стоял второй осёдланный конь, вороной испанский четырёхлеток с бешеными глазищами. Двое слуг держали его за повод. Один из них придержал Цимисхию стремя, другой секунду спустя надвинул ему на другую ногу второе. Ворота были открыты. Дав коням шпоры, Цимисхий и Анемас изящным аллюром выехали на площадь.

Восток розовел над морем, но темнота ещё не рассеялась. На центральных улицах было пусто. Два всадника устремились не во дворец, а к площади Феодосия, близ которой также стояли дома знатных горожан. Владелица одного из таких домов – честная вдова Феодора, которой было двадцать шесть лет, не спала всю ночь. Царь ей накануне сказал, что перед отъездом он её навестит. Свои обещания – ну, по крайней мере, такие, Цимисхий не нарушал никогда.

Узорчатые ворота открылись раньше, чем всадники к ним подъехали. Их приветствовали поклонами два скопца. Привратниками и конюхами служили у Феодоры строго и исключительно евнухи, потому что она была очень набожна. В дом Цимисхий вошёл один. Анемас, как это всегда бывало, остался сидеть на лошади у крыльца, холодно ловя на себе озорные взгляды женской прислуги. Ему было всё равно, как проводить время. Он никогда не скучал. И не веселился.

Следуя указанию коридорного евнуха, император спустился по двадцати каменным ступенькам в подвальное помещение, из которого валил пар. Оно было выложено квадратами мрамора и неярко освещено серебряными лампадами. Феодору, одетую очень пышно, царь обнаружил возле горячей ванны, в которой сладостно отмокала её молоденькая служанка. Столь же молоденькая вдова, не менее сладостно улыбаясь, тёрла мочалкой её красивую ножку, приподнятую над водной поверхностью. Разумеется, ножка была приподнята так пленительно, что её мытьё должно было проводиться тщательно. Занимаясь этим паскудством, служанка и госпожа о чём-то болтали. Застигнутые врасплох императором, ни одна ни другая даже и не подумали испытать смущение.

– Иисус мыл ноги апостолам, – с кротостью объяснила свои деяния Феодора, велев довольной служанке дать ей другую ногу, – наш святой долг – во всём подражать Христу! Ты со мной согласен, благочестивый?

– Выгони её вон, – приказал Цимисхий, – у меня времени – полчаса.

Приказывать он умел. Разнежившаяся посудомойка была уже без малейшей кротости моментально извлечена из ванны и пинком вышвырнута за дверь в очень соблазнительном виде. К счастью, за дверью стояли одни лишь евнухи.

– Феодора, – сказал Цимисхий, взяв вдову за руки, – я не знаю, когда вернусь. Молись за меня! Это мне поможет, поскольку ты – женщина святая.

– Куда же ты отправляешься, Иоанн? – встревожилась Феодора, – молю тебя, мой сиятельный господин, открой мне все помыслы твоего святого и благородного сердца! Я сохраню эту тайну даже под пыткой, клянусь святыми апостолами!

– Тут нет ни малейшей тайны. Я еду изымать деньги из отдалённых монастырей, потому что больше взять деньги негде. Армия голодает. Враги теснят нас со всех сторон. Варда Склир разбил Варду Фоку, но тот опять собрал войско. Алеппо, Антиохия и Адана пока ещё не в наших руках. Также и на Крите может подняться восстание.

– Боже мой! – решительно вырвала Феодора руки из рук Цимисхия, чтобы схватиться за голову, – лишать монастыри средств! Это святотатство!

И молодая вдова забилась в истерике, осторожненько упав на пол. Следя за нею, царь уловил смысл происходящего. Да, конечно, она боится, что он приехал изымать деньги и у неё. Это была мысль! Цимисхий решил слегка успокоить бедную женщину. Сняв с неё парчовую юбку, он преуспел в этом деле так, что вдова, забыв вновь её надеть, умчалась куда-то без башмаков. Вернулась она с золотой шкатулкой. В ней была треть её драгоценностей. Так счастливая Феодора, во всяком случае, заявила. Не открывая шкатулку, Цимисхий сунул её в просторный карман своего камзола и крепко обнял вдову.

– Иоанн, дай слово, что ты действительно отправляешься по святым местам, – потребовала она, глядя на него влажными глазами, – мне почему-то кажется, что ты едешь биться с этим проклятым дьяволом, Святославом! Я за тебя боюсь, государь! Я очень боюсь.

– Не бойся, – сказал Цимисхий, – я еду биться с апостольской христианской Церковью.

И на этом они расстались. Покинув дом прекрасной вдовы, Цимисхий и Анемас направились во дворец. Солнышко взошло. На улицах было тесно. Люди спешили в храмы, на рынки, в гавани, в департаменты государственных служб, а кто и домой – объяснять жене, что он был ограблен, а не провёл всю ночь в кабаке. Ни один прохожий не удивлялся, видя на улице василевса, который гнал коня рысью. Вся страна знала, что Иоанн ничего не боится и никаким общением не гнушается. Он встречался с народом, лично раздавал милостыню, вкладывая её в руки прокажённых, и на последние деньги строил для них больницу. Все корабельщики знали, что царь умеет вязать морские узлы. Все пьяницы знали, какое вино он любит. Все торгаши на всех рынках знали, что он не требует сдачи. А больше всех о его привычках были осведомлены, конечно, женщины. Но в то утро Цимисхий предельно коротко отвечал на приветствия, доносившиеся десятками сразу, со всех сторон. Он очень спешил. Его ждали во дворце, чтобы получить приказы на две недели вперёд, пока василевса не будет в Константинополе.

Этот царь заставил работать всех. Почти целый год, до ранней зимы 970 года, происходило событие за событием. Варда Склир вторично разгромил Варду Фоку, пленил его и отправил в ссылку на остров Хиос, вместе с семьёй. Патрикием Николаем была одержана замечательная победа над сарацинами возле Александретты. Ему удалось вернуть Киликию и Финикию, отвоевать Адану и Антиохию. Поступления в государственную казну были восстановлены. Церковь не возроптала, когда Цимисхий заставил её слегка раскошелиться, потому что народ его обожал. Армия существенно возросла – за счёт поступлений из вновь открытых военных школ. А кроме того, был создан так называемый Легион Бессмертных – личная гвардия