Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич

– Сначала так сначала, – пробурчал Мизорад, добро прикладываясь к здоровенной деревянной кружке с пивом. – А началось всё с того, что не вернулся с охоты Беримир. Опытный следопыт… был. И ладно бы, пошёл на медведя там аль кабана, так зайцев же утопал пострелять! Кумекали попервой, задерживается, бывает… Он мог по несколько дней в чащобах колобродить… Но прошла неделя, а его всё нет и нет… Тульбенка, жинка его, в конце концов, ор подняла такой, что ухи заложило у всех, кто в районе версты от неё находился… Она может!.. Гром, а не баба! Всем селом искали, в общем, пару дней целых. Ни следа… Как в прорубь провалился! Или в нужник… Ну а когда воротились, выяснилось, что у нас недочёт, ибо вернулись‑то не все! Пустислав и Радимил пропали, два местных наших ротозея. Правда, их особо никто не искал поначалу, ибо были они отъявленными любителями заложить за воротник; мы и подумали, что где под берёзкой разложились, поди, с половичком, грибочками сушёными да котомкой с хмелем и гуляют. Чай, дома‑то их зазнобы за такое дело лавки бы о хребты им переломали… Но они не объявились ни вечером, ни поутру, и что делать, мы не знали; то ль упились где и дрыхнут мертвецким сном, сволочи, то ль случилось чего… В общем, спустя сутки прошерстили по близлежащим окрестностям – и нашли их следы! Прокандыбали по ним и вышли аккурат… куда бы вы думали⁈ Правильно, к ней самой, окаянной, к Проклятой долине!.. А камушка‑то на входе и нет здоровенного, да какие‑то завывания жуткие раздаются по ту сторону! Не человек это и не зверь, точно вам говорю! Тут‑то мы знатно обтрухались, конечно, дав такого стрекача до Бобруйки, что дикие лани наверняка обзавидовались нашей прыти… Вскоре туда же утопала семейка Горецвета, что по ягоды пошла с утречка. Охотники проследили. Бросили корзины с земляничкой, обед недоеденный да напрямки в Проклятую долину и попелёхали! Ну а ещё через три дня у нас целая семья отчалила прям ночью из своей избушки крайней: Боголюб, добротный, крепкий работяга, красавица его Всемила да пара их детишек, Голуба и Вячко… Я их хорошо знал… Тут уж поджилки затряслись у многих… И ладно бы, хоть ясно было, что происходит!.. Мы всем селом друг другу репы чесали, пытаясь сообразить, как такое, вообще, возможно! Зачем они встали средь темени да, похоже, по доброй воле отправились во мгле непроглядной в это жуткое Твердоземье! А тут ещё Зданимир, наш старейший зверобой, подлил масла в огонь! Обмолвился, что видел сопровождающие их следы странные, как будто кто‑то плыл по воздуху рядышком, лишь слегка касаясь землицы носками ног, но лучше бы он молчал, ибо страху навёл пуще прежнего…

– Скорее уж тогда, не по доброй воле их выдернули из лачуги родной… – Ратибор неодобрительно взглянул на старосту, уговорившего своё пиво и принявшегося жадными глотками отхлёбывать из пузатого кувшинчика с вином. – А что там за тёмные разбойники какие‑то? Поди, в лесу где ваши бравые охотники издалека увидели прикандыбавших в здешние края недобитков из варградской рати да приняли их за прислужников тьмы?

– От страха зыркули навыкате, вот и чудится бог весть чего… – едко хмыкнул Емельян, с интересом внимая рассказу Мизорада.

– Ну, это нормально… – Мирослав, умяв плошку щей, удовлетворённо откинулся к стене. – Не обделавшись, не насочиняешь…

– Да хотя бы и так! – горячо взвился вдруг несколько уязвлённый староста. – И вообще, в чём я не прав⁈ Разбойники они? Бесспорно, таких ещё поискать! Тёмные⁈ Естественно, если предположить, с кем они там, похоже, сдружились, в Твердоземье…

– И с кем же, позволь полюбопытствовать? – Ратибор вперил твёрдый взор в испуганную физиономию враз осёкшегося на полуслове Мизорада.

– Знамо с кем… – вдруг сразу сжавшись в дрожащий комочек, проскулил тоскливо их собеседник. – С тем самым мрачным волхвом, который вернулся!.. Со слугой самого Карачуна, Повелителя тьмы, морозов да вечного мрака…

– А‑а‑а‑п‑чхи!.. – Емельян вдруг чихнул на весь кабак так, что даже гул голосов в таверне мгновенно затих. – Ай‑яй, не обращайте на меня внимания, – смущённо прогундосил он, неловко доставая из нагрудного кармана своей полосатой рубашки шёлковый платочек и смачно в него высмаркиваясь. – Это у меня чихуня проснулась, не пойму только на что… То ль на пух тополиный, что всё продолжает забиваться туда, куда не след, то ль на Карачуна и его служанок…

– Типун тебе на язык, дурья твоя башка! Ты кого служанкой назвал⁈ – раздражённо зашипел испуганный староста. – Самого Мельванеса⁈ Да он тебе за такое…

– Молодца, Емеля! – громогласно расхохотался Ратибор на всю корчму, заставив опять умолкнуть вновь нарастающий гул голосов в трактире. – Тёмная служанка, ха‑ха! Надо взять на вооружение да метнуть в это седое дерьмецо при случае данную остроту… Если, конечно, речь идёт о нашем чёрном таракане… Представляю, как он покраснеет! Аль посинеет… Может, его даже удар хватит, и колдунишка тут же окочурится, но это было бы обидно! Есть охотка ему самолично дыню открутить!..

– Благодарю на добром слове, Ратиборушка…

– Это не отменяет того, что крапивой отхожу всё‑таки… Для порядка!

– Фи на тебя, медвежонок!

– Вы что, умалишённые⁈ – тем временем Мизорад сначала озадаченно, а потом и вовсе сочувственно переводил взгляд с Емельяна на Ратибора. – Средь вас только Мирослав нормальный, как я погляжу…

– Не, мне так‑то шутка про служанку тоже зашла, – русый мечник одобрительно хмыкнул, отхлёбывая при этом из кружки с квасом. – Я просто кумекаю над тем, как бы нам этого гада ползучего завалить без напряга особого, коли это всё‑таки шалит тот самый кусок засохшей фекальки, про которого мы все думки думкаем тутова…

– Вы безумцы, я понял! – Мизорад угрюмо взирал на троих приятелей. – Ну да ладно, пошутковали и будет! Когда нам ждать остальных?

– Остальных?.. – Ратибор устремил вопросительный взгляд на местного градоначальника, озадаченно почесав при этом свою макушку.

– Ну да, остальных! Подмогу то бишь! – старейшина тихо икнул, принявшись уничтожать очередной кувшинчик, на этот раз с медовухой.

– Она перед тобой, подмога, ваша, то бишь! – ехидно передразнил Мизорада рыжебородый воин. – А ты кого ждал‑то, я не понял? Всю рать мирградскую, что ль? Завтра подойдёт, ежели не заблудится… На пару с орлятами да поросятами, чего мелочиться! Ну а коль не объявятся медвежата, ждите ещё… Каждое полнолуние на седьмой ветке восьмого дуба, что строго к закату листвой произрастает, а на восход дуплом оборачивается, посадите часового, пущай высматривает… Меняйтесь регулярно! Как допелёхают помощнички, закидаем Мельванеса ромашками да какулями… Пущай нюха́ет эту смесь ядрёную! Я бы ему ещё горшок ночной на жбан натянул заместо тюбетейки! Думается, ему пойдёт!..

– Как бы ты не накликал на нас беды, здоровяк!.. – задумчиво молвил порядком уже захмелевший староста. – Я слышал о тебе, а многие из наших и видели в деле… Например, перед самой сечей с псами серыми. Ты ведь убил Лудогора на Алой поляне! А он очень, говорят, на колдуна знаменитого походил… Не к добру это, – ик! – ох, не к добру!..

– Вы сами‑то наблюдали хоть мельком шамана проклятого, или всё это лишь домыслы по пьяной лавочке? – Емельян нетерпеливо заёрзал.

– Ещё чего не хватало! – крякнул испуганно Мизорад, нервозно оглядываясь. – Кто его лицезреет, до дому не возвращаются… Только лишь расплывчатые, странные тени в чащобах дремучих порой мелькают пред нашими очами светлыми…

– Ой, ну понятно!.. – презрительно фыркнул княжий племяш. – «Светлые очи», ты мухоморами, случаем, не балуешься? Что‑то мне это смутно напоминает… У меня бабка после грибочков своих тоже могла с три короба насочинять! А уж если сверху ещё хмельком покрыть это дело… Или снизу… А без разницы, хоть с боче́й! В общем, там, поди, и не такое может померещиться…

– Ты ведь Ратибор, не так ли? – в этот момент, бесцеремонно перебив пренебрежительное брюзжание Емельяна, перед столиком, где сидели друзья со старостой, возникла та самая компания, которую рыжебородый богатырь согнал с их насиженного места. Изрядно за это время налакавшись да пополнившись парочкой‑другой крепких работяг, местные, видимо, под влиянием хмельных паров пришли показать нахальным чужакам, «кто в доме хозяин». Набралось новоявленных смельчаков аж целых девять человек, и они явно решили, что этого более чем достаточно, дабы покарать наглых столичных гостей. У некоторых в руках были дубинки, кои они многозначительно держали на виду. Видимо, для устрашения.