Мы — есть! - Иар Эльтеррус

— На готовенькое сбежал? — прищурился один из незнакомых парней.

— Не спеши судить, чего не знаешь, Илюшка! — рявкнул Пал Семеныч. — И кто ж это? Что ж о них никто не слыхал?

— А миров много, дядь Паш, — усмехнулся Ник. — Истарх, покажи-ка нам Землю.

— Ща-а, — лениво ответил с потолка голос дварха.

Вместо стены с заклеенным газетами окном появилось объемное изображение Земли с орбиты. Пал Семеныч уставился на него, прищурившись. Незнакомые парни выглядели ошеломленными и мрачными.

— Это — наша Земля, — пояснил Ник. — Помнишь, сам говорил, что она — шар. Вот так она сверху и выглядит. Там, наверху, наши корабли. В галактике тысячи миров с людьми и не только с людьми.

— Не думал… — вздохнул Пал Семеныч через некоторое время, покачав головой. — Много чего передумал, но такого не думал. Надо же. Рассказывай, Никитка, не томи душу.

И Ник принялся рассказывать о том, как попал в орден. Как его приговорили к расстрелу свои за очередной отказ участвовать в казнях. Его вытащил из подвала непонятный незнакомец, сказавший, что приглашает в мир, где уже полторы тысячи лет царит коммунизм. Как вместе с этим незнакомцем они забрали из соседней камеры вступившихся за своего комиссара красноармейцев и оказались на крейсере. Как он встретился там с отпустившим его когда-то белым контрразведчиком. А потом обо всем, что произошло после обнаружения уничтоженной колонии на Тарсале. Закончил пояснением принципов ордена.

— Вона как… — протянул Пал Семеныч. — Знать, не всех берут?

— А то ты, дядь Паш, среди рабочих паскуд не встречал, — скривился Ник.

— Встречал… — вздохнул тот. — Много встречал.

— Потому нам и пофигу откуда человек, работяга он али барин. Лишь бы человеком хорошим был.

— Ясно, — кивнул Пал Семеныч. — Поясни только, что за причина, по которой и нам коммунизма не построить? Говорил, знаешь.

— Знаю, — кивнул Ник. — А причина одна — кровь. Не построить ничего стоящего, если в начале были боль и кровь. Есть законы природы, и обижаться на это все одно, что обижаться на то, что кружка на пол со стола падает. Если бросить с размаху гирю на одну тарелку весов, что со второй станется?

— Вверх подлетит, — проворчал Пал Семеныч. — А то и в морду зарядит с размаху.

— Так и тут. Когда убивают много людей сразу ради какого-нибудь большого дела, то их боль преобразуется в силу, которую называют инферно. От Земли сейчас такой пакостью прет, что рядом находиться противно. А потом инферно возвращается и всегда бьет по лбу тех, кто его создал. То есть, ударит нашу партию и вообще всю Россию. Сейчас вы строите огромную тюрьму, а не коммунизм. Могу показать тебе прогноз, который сделали наши социоисторики и социоматематики. Там по годам расписано, что с Россией будет.

— А как в этом твоем ордене без крови обошлись?

— Мастер изначально не устраивал никаких революций или войн. Он собрал людей с разных миров, самых лучших людей, и вместе с ними отправился туда, где никто не жил. И там, на пустом месте все построили.

— На пустом, говоришь? — прикусил губу Пал Семеныч. — А деньги у вас есть?

— Не-а, — рассмеялся Ник. — От каждого по способностям, каждому по потребностям. Мы живем по этому принципу.

— Тогда точно коммунизм, — задумчиво кивнул старый большевик. — А что ж нам тогда не поможете?

— Я уже говорил, дядь Паш, — тяжело вздохнул альфа-координатор. — Без нашего вмешательства шанс выжить у России есть, а если мы влезем, то будет столько кровищи, что сказать боязно. И России не станет. Кусками расхватают, русских останется живыми добро коли пару миллионов. Так стоит ли нам лезть, а, дядь Паш?

— Коли дело так обстоит, то не стоит, — мрачно ответил тот. — Тюрьму, говоришь, строим? Мать твою!

— Увы, из всех попыток построить что-нибудь хорошее на чужой крови почему-то всегда получалась только большая тюрьма. И больше ничего.

Никита попросил Истарха показать и прокомментировать историю нескольких последних социальных революций в галактике. Трое землян внимательно смотрели и слушали, мрачнея с каждой минутой все больше и больше. Им постепенно становилось ясно, что Ник прав и очень больно было понимать, что дело, которому отдали жизнь, заведомо обречено.

— Зачем же тогда прилетели, коли помочь не силах? — спросил Пал Семеныч, когда экран погас.

— Первый раз крейсер залетел сюда случайно, и взяли они мало кого, — пояснил Ник. — А потом, когда мы с Никитой провели расследование с Проектом, нам поручили очень важное дело. Это мы решили, что на Землю стоит слетать, некоторых людей забрать. Хоть кому-то поможем — и то ладно.

— Оно-то так, — скривился Пал Семеныч. — А что за дело поручили?

— Сам понимаешь, дядь Паш, как нас ненавидят остальные страны галактики, — тяжело вздохнул Ник, передернув плечами и глотнул чаю. — Всякие там князья, короли и буржуи. Мы же им костью в глотке сидим. Воевать не даем, народ окончательно придавить не даем. И так уже полторы тыщи лет.

— Пеной, небось, исходят, суки, — понимающе кивнул один из незнакомых парней.

— Боюсь, что нам скоро на головы всякая пакость сыпаться начнет. Что-то они готовят гнусное против ордена. Вот Мастер и поручил нам с Никитой создать что-то типа чрезвычайки. Во всегалактическом масштабе. На тысячах миров.

— Ого! — откинулся на спинку стула Пал Семеныч. — Задачка, мать твою!

— Вот и я о том же, дядь Паш. Решили мы набрать два русских легиона для этого дела. Никита — из белых, а я — из красных. Да только он людей уже набрал, беляков на борту больше сорока тысяч, а я едва три тыщи народу наскреб. Кого не просмотришь, так такая паскуда, что и говорить не хочется.

— Просмотришь? — переспросил Пал Семеныч. — Это как?

— Я же говорил, что мы все мысли человека слышать умеем. Память полностью прочитываем. И если человек сволочь, то нам он не нужен. Такого любой из нас десятой дорогой обойдет, будь он хоть сто раз рабочим.

— И меня смотрел?

— Увы, смотрел, — развел руками Ник. — Иначе я тебе, дядь Паш, не оставил бы этих документов. Ты нам подходишь, тебя мы возьмем с радостью, ты был настоящим человеком, им и остался.

— Спасибо, — довольно огладил усы Пал Семеныч. — А ребята как?

— Пока не смотрел. Могу глянуть. А кто они?

— Проверяли хлопцы по моей просьбе твои бумажки. Только заинтересовалась их поисками какая-то гадина. ЧК у них по следу идет, нельзя им тута больше оставаться. Познакомься, Илья Мурашов и Остап Хомченко. Остап комполка был, по ранению в Москве. Вот тебе тебе и готовый командир для твоего легиона.

— Рад познакомиться, товарищи, — пожал обоим руки Ник, парни настороженно посматривали на него.

«Истарх, будь добр!» — попросил он дварха.

«Уже! — довольно ответил тот. — Посвящение пройдут. Их счастье, что сами никого не расстреливали и не вешали».

— Подходите! — усмехнулся Ник. — Пойдете к нам большое дело делать?

— Коли дело, то можно, — степенно кивнул Остап. — Жаль уходить, да чего уж тут. Мы с Илюхой теперь «враги трудового народа»…

Он скривился.

— Ежели б не от Пал Семеныча про энти твои бумажки узнал, — заговорил Илья, — сам бы в чеку сдал. А так порыли мы немного и узнали, что правда, блин. Как козлов последних нас спользовали и теперь выкидывать в помойную яму собрались.

— Хуже, — вздохнул Ник. — Вскоре краскомов начнут потихоньку стрелять. Сперва по одному, а потом массово.

— Уже начали, — хмуро буркнул Остап.

— А я, сынки, тут останусь, — усмехнулся в усы Пал Семеныч. — Меня пока тронуть не посмеют. Кому-то надо это говно разгребать.

И он потряс папкой, полученной от Ника.

— И как ты собираешься его разгребать, дядь Паш?

— Есть только один человек, способный заставить паскуд заплатить за их паскудство.

— И кто же это?

— Сталин.

— Ты уверен, дядь Паш? — поежился Никита. — Сталин — страшный человек. Он чудовище. У меня дварх при его сканировании едва психошок не получил!

— Знаю, — фыркнул Пал Семеныч. — Сволочь он редкая и тюрьму построит не хуже этих вот. Но пусть хотя бы своя тюрьма будет, а не чужая. Жаль, но Сталин единственный, кто сможет эту папочку использовать с толком и разобраться с гадами, которые нас втемную пользовали.

— Как хочешь, дядь Паш, — вздохнул Ник. — Тебе решать. Жаль, что ты с нами не идешь. Мне тебя сильно не хватать будет.

— Справишься, Никитка! — хлопнул его по плечу старый большевик. — Не зря ж тебе большое дело поручили.

— Да там больше Никита работал, я только на подхвате был.

— А кто он-то?

— Контрразведчиком у Колчака был, штабс-капитаном, — неохотно ответил Ник. — Тем самым, что меня с ребятами отпустил вместо того, чтобы стрельнуть. Потому в орден и взяли. Если человек хоть кого расстрелял своими руками, то ему к нам дорога закрыта. Навсегда.

— Почему?

— Даже на войне скотом становиться не стоит. Оно просто, дядь Паш, сволотой стать, донельзя просто. А вот потом как очищаться? Потому я расстреливать и отказывался.