Соседи (СИ) - Drugogomira

«Сначала я тебя послушаю… Да, так будет правильнее»

12:12 От кого: Уля: А ты что думаешь?

12:13 Кому: Уля: Думаю, что здесь тебе не советчик. Давай сама, без оглядки на чужое мнение.

12:13 От кого: Уля: Твое мнение не чужое. Мне важно его знать.

12:14 Кому: Уля: Уль, сама. Мне интересно, в какую сторону тебя в результате поведёт. За себя скажу, что был не готов оставлять семью. Ни в 18, ни в 25.

И неизвестно когда оказался бы готов. Наверно, лишь сейчас, когда внутри, заглушая страхи, перемкнуло и внезапно проснулся инстинкт гнездования. Как это состояние ещё назвать?

Завтра годовщина.

12:15 Кому: Уля [медиафайл]: Твой кот в край оборзел!

Коржик мирно посапывал, вытянувшись колбасой прямо на его акустике. Секунда – и раздался продолжительный свистящий звук: Корж выдохнул, увидев что-то в своих сладких кошачьих снах. Совсем рамсы попутал, чудище хвостатое, на гитаре дрыхнуть! Впрочем, это животное, кажется, прекрасно знало, что за такие фокусы ему всё равно ничего не будет. Единственное, за что он мог действительно огрести, так это за покушение на святая святых – чувствительную к пыли и шерсти фотооптику. Однако природная чуйка берегла Коржа от необдуманных действий. А так за минувшую неделю он разве что в ящик с носками не залез. А по ночам спать повадился у груди или прямо на голове.

12:16 От кого: Уля: Судя по всему, теперь это твой кот :) В общем-то, я его понимаю :) И тебя. У тебя была чудесная семья, до сих пор помню запах пирожков тети Вали, смешные истории дяди Артёма и кучу всяких душевных моментов. Помню, что завтра. Какого чёрта я взяла билет на эти даты?

12:17 Кому: Уля: Скоро домой =)

12:17 От кого: Уля: Чем будешь занят?

12:17 Кому: Уля: Работой. Работы много

12:18 От кого: Уля: У меня для тебя новости. Одну жди сегодня, а еще одну, наверное, при встрече.

12:19 Кому: Уля: Это вдобавок к тому, в чем ты там признаваться собиралась? =) С ума свести меня решила? =)

Смайлик румяный прислала в ответ. Судя по всему, к моменту её возвращения его мозг от предположений просто сварится.

На мгновение Егор застыл: как обухом по темечку огрела очередная догадка. Дикая своей нелогичностью, странная, до смешного нелепая, она не могла не возникнуть после такого количества гораздо более вероятных, но один за одним отвергнутых вариантов.

«За четыре дня?.. Да о таком вообще узнают через месяц! Нет, невозможно…»

Болтающаяся на шее подвеска, которую с тех пор Егор честно не снимал и, честно, не хотел и не думал снимать, зажгла вдруг кожу. Боги… Ему срочно надо к баб Нюре – проветрить голову.

..

Баб Нюра встретила традиционно: всплеснув руками, радостно запричитала, будто они год не виделись, и резво бросилась включать чайник и метать на стол скромное содержимое собственного холодильника. И это вопреки всем попыткам убедить её, что он совсем не голоден и вообще торопится на работу.

— Подождет твоя работа десять минут, — бодро нарубая батон белого и следом батон докторской на кусищи по пять сантиметров в толщину, торжественно водружая на стол упаковку с вафельным тортиком в шоколадной глазури и включая плиту под кастрюлей, отрезала она.

У Егора от количества разномастной еды каждый раз медленно ползли на лоб брови. Хлеб, колбаса, торт и суп. Причем в представлении баб Нюры порядок погружения в организм соблюдать не обязательно. Тортик вполне можно закусить борщом, почему бы и нет? И зефиром заполировать. А чтобы уж наверняка, сверху закинуться колбасой. И украсить сметаной.

Бесполезно. Сколько они с баб Нюрой друг друга знают, столько втолковывают друг другу одно и то же. Егор – что в него не полезет и треть её угощений, а у баб Нюры ответ на всё один: «Кушай-кушай, Егорушка. Кушать надо как следует! Смотри, какой худосочный, кожа да кости, без слёз не взглянешь». Вот и сейчас: в бледно-серых глазах читается, что «голодным» его отсюда не выпустят. Грудью на проходе встанут.

После баб Нюры сутки можно вообще без всякой еды обходиться.

Разбирая пакет с наскоро купленными продуктами, Егор искоса наблюдал за учинённой суетой. Вот этот самый тортик неделю назад он собственноручно брал для неё в ближайшем магазине. Чтобы сама ела. Но бабушки – они бережливые… И заботливые. И вообще… Толку с ними спорить? Не знает он, где она там кости разглядела: его восемьдесят с копейками килограмм при нем.

Мысли, что ворвались в голову с час назад, беспокойно в ней копошились, вызывая неясные эмоции. Внутри себя он словно замер в ожидании: казалось, только разреши к себе прислушаться, услышишь верный ответ, и он удивит. Если начистоту, уже удивлял, пусть и не прозвучал ни чётко, ни смутно – вроде вообще никак. Однако само допущение не поднимало внутри бури, так, легкую рябь. На допущение душа откликалась воистину буддистским в таком положении спокойствием.

А должна бы метаться, как металась каждый раз, стоило ему подобный исход представить. Всю свою «взрослую» жизнь Егор делал всё от него зависящее, чтобы не допустить залета. Проводя параллели с самим собой, не мог не страшиться потенциальных последствий для будущего маленького человека. Не мог не понимать, что расплата за безалаберность будет катастрофической. В случае, если его не поставят в известность, безотцовщина, аборт или детдом. В случае, если поставят… Страшно представить, с учетом своего потребительского отношения к прошедшим через него девушкам. Нет, не детдом – этого он не позволит… А что тогда? Принудительное сожительство ради ребенка, раз уж принимал в появлении новой жизни непосредственное участие? Изъятие ребенка у матери на случай, если родит и захочет избавиться? Борьба с чувством вины, если будет принято решение об аборте?

По идее, свежая версия о том, в чём именно Ульяна собралась признаваться, к этому моменту должна была его уже на стенку загнать, но… Сюрприз.

— Какой-то ты последнее время тихий, мальчик мой, — ставя перед Егором тарелку с борщом и усаживаясь на излюбленный свой стул, отметила баб Нюра. Вот этот характерный вкрадчивый тон как бы намекал на то, что она явно что-то подозревает, но по традиции заходит издалека. Этому приёмчику Егор у неё и научился.

— Всё в порядке, баб Нюр, — пространно ответил он. — Работы много.

— Работа – это хорошо. Когда делом занят, и времени на глупости нет, — охотно согласилась баб Нюра. — Но не в работе ведь дело, — покачала она головой. — Меня-то обмануть не пытайся, я тебя как облупленного знаю.

Пожурила называется – совсем беззлобно. Егор ухмыльнулся, поднял ладони в жесте, означающем, что сдается, но промолчал. Обсуждать глубоко личное желания предсказуемо не возникло. Впрочем, как и желания дальше пудрить этой святой женщине мозги.

— По глазам вижу, — продолжала гнуть своё баб Нюра. — В глазах-то черти пляшут. Горят.

— Огонь-пожар, — уткнувшись носом в суп, пробормотал Егор. Борщ оказался просто божественным. Баб Нюра легко бы могла зарабатывать нехилую добавку к пенсии, нанявшись мастером по борщам в какой-нибудь понтовый национальный ресторан.

— Как-как ты сказал? Совсем оглохла на старости лет…

— Говорю: вкусно, баб Нюр, спасибо!

— Ты хлебушка ещё возьми. И сметанки себе положи, — обрадовавшись, закивала она. Помолчала с полминуты и добавила: — Ну, сдается мне, уж у Ульяши-то повкуснее будет, да?

«Понятия не имею»

Ложка с супом замерла на полпути ко рту и плавно вернулась в тарелку. Егор поднял на баб Нюру глаза, ощущая, что контролировать поползшие к ушам уголки губ совершенно не способен. Ну всё, не вышло из него в этот раз партизана. Он пытался!

— Вот-вот! Вот об этом я и говорю, — лучезарная улыбка баб Нюры омолодила её лет на двадцать. — А взгляд-то, взгляд-то! Хитрющий! Эх, мать твоя с отцом не видят, что тут делается… Слава Богу!

«Слава Богу, что не видят?»

— Слава Богу, дождалась! — считывая немой вопрос в недоумённом взгляде, спохватилась она. — Теперь и на покой можно.

Удивительная бабуля. Он ведь и слова не сказал, а она уже ко всем заключениям пришла. Ну, раз сама пришла, то и хорошо – не придётся ничего объяснять.