АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Я не видел постоянного места жительства.

— Домом обзаведёмся, когда вывалимся, — вздохнул Джонатан.

И Фредди кивнул. Он не сказал это вслух, но оба знали завершение этой фразы: "Если доживём"…

…Дожили. И выжили. И есть дом. И вон уже поворот с шоссе, и виден столб с почтовым ящиком. Фредди притормозил, и Джонатан заглянул в ящик.

— Пусто. Поехали.

Фредди плавно бросил грузовик вперёд.

— Сюда просятся ворота с вывеской, Джонни.

— Правильно. Я уже думал. "Лесная поляна Бредли". Звучит?

— Форест Глэйд, — повторил за ним Фредди и кивнул: — Красиво звучит.

Вот и постройки показались, и завизжал кто-то из малышей. Фредди сбросил скорость и плавно впечатал грузовик в центр хозяйственного двора. От кухни, загонов, Большого Дома бежали люди. Джонатан вышел и огляделся, одним взглядом охватил всё. И сразу увидел то, о чём ему, давясь, икая и всхлипывая от смеха, рассказывал шериф: из-за загородки коровьего загона на него удивлённо смотрел телёнок, одетый в рабскую куртку. И впрямь на первый взгляд как пьяный на четвереньках.

— С приездом, масса.

— Доброго вам здоровьичка, масса.

— Мы уж заждались, масса.

— Всё было тихо, масса.

Не спеша подошёл, вытирая руки ветошью, Стеф.

— Добрый день. Удачно съездили, сэр?

— Раз вернулись, значит, удачно, — хмыкнул Фредди, шаря глазами по суетящейся под ногами мелюзге. — Держи, Марк. От отца тебе.

Подставив обе ладони, Марк бережно принял пакетик. Прижал к груди и попятился, выдираясь из толпы.

— А спасибо где? — остановил его Стеф.

— Спасибо, масса, — прошептал Марк: у него внезапно пропал голос.

— Не за что, — усмехнулся Фредди.

Джонатан сразу ушёл осматривать коров и Монти. Фредди открыл борт, и Сэмми с Ролом сгружали мешки, а Мамми уже звенела ключами у кладовки. Стеф подошёл к Фредди.

— "Рыгуны" куда?

— Давай к домику, — кивнул Фредди. — Патронов много потратили?

— Так. Рожка по два. Потренировал их немного.

— Гильзы убери на всякий случай.

— Могли с зимы валяться, — возразил Стеф и пояснил: — Малышня растащила уже. А запрещать, да отбирать… больше шуму выйдет.

— Тоже верно, — согласился Фредди. — Шериф оружие видел?

— А как же, — усмехнулся Стеф. — Ему по службе всё видеть положено. Но смолчал. Самооборона — святое дело.

Покупок в этот раз было немного, грузовик быстро опустел, и Фредди загнал его в сарай. Когда он подошёл к их домику, три автомата и цинк с остатком патронов лежали на веранде. Фредди занёс всё в дом и уложил на прежнее место. Конечно, жаль, что шериф видел, но тут уж ничего не поделаешь. Ладно, Хэллоуин многих образумил, может, и здесь, если по-глупому не нарываться… А ведь Стеф прав. С зимы валялись. Тогда и прибрали. Надо — выдали, не нужны — убрали. Так и сделаем. Тогда… тогда их не сюда, тогда… сундук! Окованный железом, старинный сундук. Перетащим его сюда и в самый раз. Ключи у лендлорда и старшего ковбоя.

Фредди вытащил автоматы и цинк обратно в свою комнату, засунул под кровать и закрыл кладовку. Вынул из шкафа и надел запасной пояс с кобурой и кольтом, и побежал в Большой Дом. Сундук они тогда так там и оставили: неподъёмный и замок сломан. А вот и пригодился. И замок — не проблема.

Джонатан осмотрел коров и лошадей.

— Как он погулял тогда, масса Джонатан, — Молли, тяжело дыша, затолкала наконец Монти в стойло и накинула щеколду, — так и буянит теперь, гулять просится. Ну, мы одеваем его и пускаем. Скучно ему взаперти, масса.

— Ладно, — кивнул Джонатан. — Пока не очень холодно, пусть гуляет.

В скотную всунулись мордашки Тома и Джерри.

— Масса Джонатан, — затрещали они в два голоса, — масса Фредди в Большой Дом зовут.

— Иду, — кивнул Джонатан. — Всё хорошо, Молли.

— А и спасибо, масса Джонатан, — засияла улыбкой Молли.

Роб, сопя, пытался дотянуться до гвоздя, чтобы повесить курточку Монти. Джонатан мимоходом помог ему и пошёл в Большой Дом. Что там ещё Фредди придумал? Интересно.

Михаил Аркадьевич оглядел сидящего за допросным столом с опущенной головой Чака.

— Болит меньше?

— Да, сэр, — шевельнул Чак распухшими искусанными губами. — Я их не чувствую, сэр.

Он говорил ровным безжизненным голосом.

— Я вам всё сказал, сэр. Убейте меня.

— Вы хотите умереть, Чак?

Чак с усилием поднял на него глаза. В них уже не было ненависти, только усталость, покорная усталость старого раба.

— Я не могу жить, сэр.

— Чак, вы сами сказали, что горите, как спальники, так? — Чак кивнул. — Но спальники, перегорев, живут. Вам надо пережить этот период.

— Без члена проживёшь, сэр, а без рук?

Равнодушный тон и вызывающе дерзкие слова.

Михаил Аркадьевич кивнул.

— Вы правы. Но всё восстановимо. Пока человек жив. Идите отдыхать, Чак.

Когда Чак, бессильно болтая руками, ушёл, Михаил Аркадьевич прошёлся по кабинету, посмотрел на Спинозу.

— В госпиталь, Михаил Аркадьевич? — сразу понял тот.

— Да, Олег Тихонович, сегодня же. И предупредите доктора Аристова. Раз механизм тот же…

— Вы не сказали ему, что направляете в госпиталь, — сказал из своего угла Гольцев.

— А зачем, Александр Кириллович? Чтобы выслушать ещё одну истерику про "лучше убейте сами"? — Михаил Аркадьевич пожал плечами. — Ну, с его делом всё понятно. Состояние аффекта. Спусковым механизмом послужила та же листовка, так что его случай подходит под общую тенденцию. Оформляйте, как и остальных цветных.

— С этим ясно, — кивнул Спиноза. — А с Гэбом?

— С Гэбом ещё проще. Там ничего нет. За насильственное удержание в рабской зависимости отвечает Кропстон.

— Нет, Михаил Аркадьевич, дело не в этом, — вмешался Гольцев. — Он же не горит, пока выполняет приказы.

— Да, я помню, вы говорили об этом нюансе. Ну, что ж, давайте с ним тоже побеседуем. Вызывайте, Олег Тихонович.

— Аристов говорил, что спальнику предлагается выбор. Перегореть или остаться спальником, — задумчиво сказал Гольцев.

— Это интересно, Александр Кириллович, но здесь, — Михаил Аркадьевич покачал головой, — здесь выбор иной. Остаться профессиональным убийцей или стать беспомощным инвалидом. У спальников известен один случай восстановления. Через пять лет.

— Да, — кивнул Спиноза, — пять лет с парализованными руками…

— А Тим? — не сдавался Гольцев. — Руки работают. Если его расспросить ещё раз…

— Вы же сами мне весьма убедительно доказывали, Александр Кириллович, — улыбнулся Михаил Аркадьевич, — что с Тимом случай особый, исключительный, и что дальнейшее расследование не нужно и даже вредно. Я с вами согласился. Будьте последовательны, Александр Кириллович.