Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Дело было на вечеринке с коктейлями за неделю до Рождества. Горэм разговорился с приятным субъектом, который назвался историком из Колумбийского университета. Они немного обсудили последний, и Горэм спросил, над чем работает его собеседник.

– Я нахожусь в творческом отпуске, – ответил историк. – Заканчиваю книгу, над которой трудился несколько лет. В ней рассказывается о жизни Бена Франклина в Лондоне, которая помещена в контекст всего, что происходило в науке, философии и политике.

– Это чрезвычайно интересно.

– Надеюсь.

– Расскажите подробнее.

– Тогда остановите меня, когда устанете.

Прикинув, Горэм решил, что они ровесники. Собеседник был среднего роста, круглолицый и с наметившейся лысиной, носил очки в стальной оправе и галстук-бабочку. Он держался приветливо и скромно, но стоило ему заговорить об эпохе и интеллектуальной традиции Бена Франклина, как его энтузиазм прорвался и стал заразительным.

– Вам не наскучило? – искренне спросил он через несколько минут.

– Ни в коем случае, – сказал Горэм.

И когда историк подытожил, что вот об этом, собственно, и повествуется в книге, а после с озорным блеском в глазах осведомился, не купит ли Горэм экземпляр, когда она выйдет, Горэм заверил его, что возьмет несколько и раздаст друзьям.

– Вы даже не представляете, как я вам завидую, – признался он.

Историк сильно удивился.

– Вы зарабатываете намного больше и пользуетесь гораздо большим уважением в мире, чем многие авторы, – заметил он мягко.

– Но как насчет мыслей?

– Многие банкиры, которых я знаю, – большие интеллектуалы, а их работа требует величайшего напряжения ума. Заниматься бизнесом не легче, чем писать на исторические темы.

– Не уверен, что это так, – возразил Горэм, – но если и правда, то вы обладаете тем, чего мне не дано.

– Например?

– Вы производите нечто свое. Ваша книга сохранится навечно.

– Навечно – это долго, – рассмеялся историк.

– А я занимаюсь лишь вещами эфемерными, – продолжил Горэм. – Когда банки объединяются для крупного займа, они сообщают об этом в газетах, прилагая рекламу займа и список главных участников. Мы называем это надгробной плитой. Так что всю мою жизнь можно свести к изготовлению надгробных плит.

– Они олицетворяют предприятия, которых иначе бы не было. В том, что вы делаете, я вижу рождение, а не смерть, – улыбнулся писатель. – Подходящая мысль по случаю скорого Рождества.

Горэм тоже улыбнулся, и они распрощались. Но вечером, оставшись один, он задал себе вопрос: что я сделал такого, что можно по праву назвать своим? На что я могу оглянуться и заявить: «Это мое. Это то, что я создал о себе в память»? И ничего не смог найти, равно как и почувствовать что-нибудь, кроме ужасной духовной опустошенности.

В январе 2001 года Горэм Мастер обратился к хедхантеру. Он не сказал об этом даже Мэгги. Возможно, менеджер найдет ему дело, которое наполнит смыслом его жизнь, пока не станет слишком поздно.

Кооперативные игры

Горэм взглянул на часы в тот самый миг, когда зазвонил телефон. Пора идти. Накануне вечером они с Мэгги поругались, но никто не должен был об этом догадаться.

Мальчики были возбуждены – Горэм-младший, Ричард и Ли, закадычный друг Горэма-младшего. Не терпелось и Горэму-старшему. Ради всего святого, они собрались на матч «Янки»!

– Это Джон Ворпал, – доложила Мэгги.

Какого черта понадобилось Ворпалу?

– Скажи, что я иду на матч, – попросил Горэм.

– Солнышко, он говорит, что ты ему нужен.

– Он же вечером придет на обед, будь он неладен!

– Он говорит, что это конфиденциально. Касается совета. – Мэгги протянула ему трубку.

Горэм тихо выругался. Беда была в том, что он неприязненно относился к Джону Ворпалу, но они оба состояли в совете кооператива, и ему приходилось терпеть. Однако Ворпал, став председателем, занялся с Джимом Бандерснатчем вещами, которых Горэм не одобрял.

– Джон, я сейчас не могу говорить.

– Нам нужно обсудить 7В. Там ждут ответа. Вы будете в воскресенье?

– Нет, я уезжаю в Уэстчестер.

– Это плохо, Горэм.

– Давайте после обеда?

Мэгги наградила его неодобрительным взглядом. Но что он мог сделать? По крайней мере, диалог не затянется.

– Значит, после обеда. – Ворпал тоже не обрадовался.

Но если Джону Ворпалу угодно потолковать наедине о 7В, хотя общее обсуждение уже назначали на среду, то черт с ним, Горэм задержится после обеда.

Одна беда: если он, Горэм Вандейк Мастер, правильно догадался о намерениях Джона Ворпала, то между ними возникнет очень серьезная размолвка. Не исключен крупный скандал. А в здравом уме никто не захочет скандалить с председателем совета здания на Парк-авеню.

Матч начинался вскоре после часа пополудни. Им и правда было пора.

– Идем, – позвал Горэм. – Поедем на метро.

– На метро? – удивленно переспросил сын.

Пользовались ли в этой семье общественным транспортом? Няня брала такси, когда ей нужно было отвезти куда-нибудь Горэма-младшего и его брата с сестрой. Белла, выполнявшая поручения Мэгги, – наверное, тоже. Горэм считал, что это, по крайней мере, дешевле личного автомобиля с шофером, который был у отдельных жильцов.

У Мастеров было всего две машины. «Мерседес-бенц» класса «седан» в гараже за углом и красивый голубой внедорожник Мэгги, обитавший в гараже загородного дома.

– На входе-выходе стадиона «Янки» возможны проблемы, – твердо произнес Горэм. – Метро быстрее.

Во время поездки он с любовью поглядывал на мальчиков.

Горэм Вандейк Мастер-младший, тринадцати лет, белокурый баловень судьбы; Ричард, одиннадцати лет, худощавая и жилистая версия брата; Ли, лучший друг Горэма-младшего.

Горэм-старший так и не выяснил китайское имя Ли, но это было не важно, потому что все звали его Ли. Как-то раз Горэм-старший познакомился с его родителями, которые пришли за сыном. Они жили в Гарлеме, по-английски ни бум-бум, отец был водопроводчиком или кем-то вроде того. Но их сын был гением.

Горэму Мастеру Ли неизменно напоминал шар. Приветливое лицо под копной черных волос было круглым. Тело не жирным, а просто тоже круглым. Он был настолько покладист, что Мастер подозревал, что и душа его для полной гармонии круглая. Каждое утро Ли ездил из Гарлема на метро, в котором, по твердому убеждению Мастера, превращался в мячик и дальше катился по тротуару до самой школы.

Но Ли писал лучшие сочинения в классе. Не приходилось сомневаться, что со временем он окончит Гарвард, или Йель, или другой какой-нибудь колледж из Лиги плюща. А кем хотел стать? Однажды, когда все они собрались в кухне, мальчонка признался, что хочет в сенаторы. Еще ему хотелось стать крупным коллекционером китайского искусства. «И знаешь, – сказал впоследствии Мастер сыну, – у него может получиться». Эта мысль наполнила Мастера гордостью за страну и родной город.

Как Ли удавалось учиться в престижной частной школе? На стипендию, разумеется. Стипендию получало процентов двадцать детей.

Что-что, а осваивать деньги нью-йоркские частные школы умели. Не успел Горэм заплатить немалые деньги за первый триместр нулевого класса, как родительский комитет потребовал и пожертвование. Они даром времени не теряли. Ученики двенадцатых классов не успевали доучиться, как уже получали статус выпускников и тоже сдавали деньги – пусть привыкают. Суммы сборов поражали воображение. Родительские комитеты ежегодно собирали по нескольку миллионов, а счета вызывали трепет.

Трепет трепетом, но это означало, что стипендиаты получат лучшее американское образование, и богатые родители с удовольствием платили за них. Это было по-американски и, конечно, ничуть не вредило общей успеваемости.

У Горэма-младшего было много друзей, но Ли стал самым близким. Оба были хороши собой и честолюбивы, оба хотели достичь высот. Горэм-старший гордился выбором сына.

Они приехали на матч с запасом времени.

«Янки-стэдиум» в Бронксе. Дом, Который Построил Рут – арена великих побед Малыша Рута[105]. Огромный стадион был полон, толпа напряженно ждала. «Янкиз», крупнейший в Америке спортивный бейсбольный клуб, играли четвертый сезон Мировой серии подряд. И пятый – за шесть лет.

Места были отличные – вровень с полем у третьей базы. Мальчишки были вне себя от восторга. А «Янкиз» нынче играли с «Ред сокс».

Бостонские «Ред сокс». Старинные соперники, полные страсти, – и разрыв сердца для тех, кто болел за «Ред сокс».

Матч начался в четверть второго, и за следующие три с четвертью часа Горэм Вандейк Мастер пережил один из счастливейших эпизодов в своей жизни. Играли великолепно. Толпа ревела. Он послал к черту обед и холестерин, умял три хот-дога. Мальчишки смолотили больше, но он не считал.

Какая игра! «Янкиз» сделали семь ранов в шестом иннинге, а Тино Мартинес забил два хоумрана, разгромив «Ред сокс» со счетом 9:2.