Мир приключений. 1973 год, выпуск 2 - В. Болдырев

По обыкновению, судьба барона фон Гиллера складывалась гораздо лучше, чем у всех его соотечественников, с которыми он имел дела в последние полгода. С голландского сторожевика он пересел на английский миноносец, один из тех, что потопили “Хервег”. Командир миноносца с радостью принял на свой борт человека, который знал о сражении из уст самого Рюккерта и плавал на непокорном русском клипере. В Гонконге бывшим командиром немецкой подводной лодки заинтересовалось высшее морское начальство и особенно английская разведка в лице майора Нобля. Майор снабдил его небольшой суммой денег и несколько дней присматривался к нему, расспрашивал о плавании на “Орионе”, его экипаже. Майор с удовлетворением отметил, что пленный немецкий офицер не зря провел время среди русских: он добился значительных успехов в изучении русского языка; правда, говорил он по-русски хуже самого майора Нобля. Барон фон Гиллер признался, что на клипере избегал говорить по-русски и вообще выказывать знание русского языка, “чтобы иметь преимущество перед своими врагами”, — как он заявил майору Ноблю, и удостоился понимающей улыбки.

— Вы природный конспиратор, — одобрил майор Нобль. — Такие люди, как вы, да еще со знанием русского языка, сейчас дороже бриллиантов. Вот что, дорогой барон, я могу вам предоставить возможность сражаться против русских и таким образом избавлю вас от плена. Как вы смотрите на поездку во Владивосток, где сейчас решается судьба всей азиатской России, и даже не только азиатской? Происходят грандиозные события. Россия рухнула, на ее обломках будет создано несколько государств, вернее провинций. Дальний Восток, Сибирь ждут предприимчивых колонизаторов. Насколько нам известно, барон, вы не обременены земельной собственностью у себя на родине?

— С середины семнадцатого века наш род опирался только на шпагу! — высокомерно ответил барон фон Гиллер, глаза его прищурились: он не переносил, когда разговор заходил о его имущественном положении.

Полное лицо майора Нобля расплылось в улыбке; он отхлебнул из стакана неразбавленного виски и подцепил на вилку коричневый кусочек трепанга.

— Ешьте, барон, эту гадость. Говорят, она благотворно действует на весь организм.

Они сидели в кабинете ресторана “Мандарин”. В воздухе стоял приглушенный гул, доносившийся с улицы, и шорох лопастей вентилятора над головой. Барон выжидающе смотрел на майора Нобля, в то же время оценивая его. За кажущимся простодушием этого человека угадывалась железная воля, что он не остановится ни перед чем в достижении поставленной цели. Его лучше иметь союзником, чем врагом. Барон терпеливо ждал.

Майор Нобль одобрительно высказался о китайской кухне и, очистив тарелку, без перехода продолжал начатый разговор:

— Мы с вами не виноваты в том, что наши предки не смогли приобрести земельную собственность. Мы с вами можем поправить дела. И должен сказать, что сейчас настолько благоприятный момент, какие бывают раз в столетие. Происходит передел мира! И делим его мы, черт возьми! Сибирь, Дальний Восток, по существу, уже в наших руках. Надо закрепить успехи. Для этого нужны надежные люди, без предрассудков, с ясной целью. Выполняя мировую миссию, каждый, кто не дурак, может обосноваться там на “клочке” земли величиной с целое графство! Дорогой барон, вы произвели отличное впечатление не только на меня! Война на Западе, по существу, окончена, Германия потерпит поражение, но и она не останется забытой, ее интересы на Дальнем Востоке будут сохранены. Как вам известно, капитал стирает национальные границы. Вы можете стать одной из фигур на огромной шахматной доске.

— Надеюсь, не пешкой?

— Ну, что вы! Пешек везут на грузовых транспортах. Английский разведчик никогда не котировался ниже слона!

“Зачем столько ненужных слов?” — подумал барон и сказал:

— Благодарю. Я согласен…

Вот почему барон фон Гиллер очутился на мостике английского крейсера, направляющегося во Владивосток. Они стояли с майором Ноблем обособленно от других офицеров, и не потому, что стремились уединиться, — дистанция между ними двумя и всеми остальными на крейсере образовалась как-то сама собой. Чопорные английские офицеры сторонились бывшего командира немецкой субмарины и находили бестактным, что адмирал навязал им его общество. Что же касается пехотинца майора Нобля, то его репутация в глазах флотских офицеров тоже была невысока.

Но неожиданно этот толстяк привлек всеобщее внимание недюжинными знаниями по части парусников. Он по достоинству оценил внешний вид “Ориона”, сравнив его с лучшими чайными клиперами, такими, как “Летящее облако”, “Фермопилы”, “Китти Сарк”, “Молния”, “Владыка морей”. Перечислив с десяток клиперов и остановившись на их мореходных качествах, он опять перешел к “Ориону”, которого обходил сейчас “Суффольк”, имея клипер справа но борту.

— Неплохо, совсем неплохо! — говорил майор Нобль. — Смотрите, как лихо идут! Всю парусину вывесили. Поставили даже рингтэйль! Видите парус позади бизани? Запасной бом-кливер! И все запасные стаксели! Удивительно, даже поставили шапочку! Шапочку! Вот она сейчас отлично видна, та, что пришнурована к нижней шкоторине фока. Увеличенные лиссели — по бокам всех прямых парусов! Никогда бы не подумал, что идет русский клипер. Исключительное зрелище! Вы не находите, барон?

— Да, если не вникать в суть данного зрелища.

— Понимаю. И завидую вашей целеустремленности. Я иногда могу предаться иллюзорным мечтам. Меня волнуют миражи вроде этого клипера, будто плывущие из восемнадцатого столетия. И мне жаль, что такое чудесное видение может исчезнуть навсегда… — Майор Нобль глубоко вздохнул и сменил мечтательный тон на сухой, официальный: — Вы должны сохранить клипер, используя свои связи. Отдано распоряжение, чтобы против него не применялись репрессии. Слишком ценный груз.

— Я понимаю и уже слышал…

— Да, я в общих чертах знакомил вас с планом захвата клипера. — Майор Нобль, просветлев лицом и обратив мечтательный взгляд за корму, где, распластав крылья, терялся в голубой дали “Орион”, снова перешел на задушевный тон: — Не кажется ли вам, дорогой барон, что клипер из какого-то непонятного, рыцарского великодушия уступает нам дорогу? Ему жаль ржавого “Суффолька”, лишенного до конца дней своих подлинного общения с ветром, морем, солнцем. Все это для него враждебные стихии, в то время как они составляют душу “Ориона”. — И опять жестко: — Вы не находите?

— Вы поэт, майор. Я — сухой прозаик. И все более убеждаюсь, что нашей судьбой движет случай.

— Ничего не могу возразить, но хотел бы подробностей в данном случае.