Антология мировой фантастики. Том 1. Конец света - Айзек Азимов

Многие авторы обоснованно считают, что после катастрофы особую роль в жизни человека займет религия, однако в оценке такого поворота событий наблюдаются весьма сильные разногласия. В классическом романе Уолтера Миллера-младшего «Гимн Лейбовицу» (A Canticle far Leibowitz, I960), получившем премию «Хьюго-61», единственной силой, способной возродить цивилизацию, науку и культуру в мире, разрушенном ядерной войной, оказывается Католическая церковь. Напротив, в романе Ли Брэккетт «Долгое завтра» (The Long Tomorrow, 1955) после ядерной войны религиозные фундаменталисты запретили любую науку как источник всех зол, повинный в крушении цивилизации. Правда, следует отметить, что в романе Брэккетт действует иная конфессия, более традиционная для США, — протестантизм. В романе же англичанина Эдмунда Купера «Идущий по облаку» (The Cloud Walker, 1973) после ядерной катастрофы на Земле воцарилась Луддитская церковь, главный постулат которой гласит, что все зло в мире происходит от машин.

Иногда, правда, писатели предсказывают даже создание утопического общества на развалинах разрушенного всемирной катастрофой современного мира. Этой теме отдал дань и Герберт Уэллс в «Освобожденном мире», где мировая ядерная война венчается объединением человечества. Столь же оптимистическим финалом завершается глобальная катастрофа в романе англичанина Джона Бересфорда «Общий враг» (A Common Enemy, 1942) и в книге американки Кейт Уилхелм «Где допоздна так сладко пели птицы» (Where Late the Sweet Birds Sang, 1976), удостоенной премии «Хьюго-77». Намек на подобный исход событий можно найти и в финале известнейшей книги Рэя Бредбери «451° по Фаренгейту». «Прекрасный новый мир» на развалинах цивилизации, погибшей под воздействием гигантского метеорита, строят герои романа Ларри Нивена и Джерри Пурнелла «Молот Люцифера» (Lucifer's Hammer, 1978). В романе же Бена Бовы «Когда небо вспыхнуло» (When the Sky Burned, 1973) после ядерной войны (усугубленной вспышкой на Солнце) Землю вновь возрождают к жизни отважные и деловитые обитатели уцелевшей лунной колонии.

Основной традицией «пост-ядерной» фантастики стало изображение всеобщего распада цивилизации, утраты значительной части культуры и технологии и возвращения человечества к средневековому либо первобытному обществу. Интересно заметить, что сохранение каких-либо остатков технологии и «докатастрофной» государственности, как правило, придает описываемому миру резко антиутопическую окраску. Большинство авторов-фантастов в принципе согласны с мыслью о том, что сохранить и возродить цивилизацию в экстремальных условиях можно только путем установления жесткой диктатуры. Даже «коммунарские» методы объединения и выживания неизбежно приводят к появлению сильного лидера, вольно или невольно становящегося полновластным диктатором, — эта картина превосходно описана в классическом романе французского писателя Робера Мерля «Мальвиль» (Malevil, 1972). В 1974 г. эта книга получила в США Мемориальную премию имени Джона Кэмпбелла.

По отношению к последствиям глобальной катастрофы большинство авторов можно разделить на две большие группы — «пессимистов» и «оптимистов».

Первые считают, что крушение современной цивилизации будет знаменовать гибель человечества или, по крайней мере, остановку его развития на неопределенный срок. Вторые, напротив, полагают общество гораздо более живучим, способным существовать и в самых неблагоприятных условиях.

К «пессимистам» можно отнести представленного в настоящем сборнике Харлана Эллисона. В отличие от большинства своих соотечественников-фантастов, Эллисон, один из самых ярких представителей «Новой волны» в американской фантастике, вообще не писал романов, ограничившись произведениями малой формы — рассказами и повестями. Главный парадокс творчества писателя заключается в том, что его произведения неизменно нарушали все и всяческие «табу» (а их в американской фантастике к концу 60-х гг. накопилось весьма немало). И при этом рассказы Эллисона, откровенно рассчитанные на эпатаж общественного мнения, тем не менее, столь же регулярно оказывались осыпаны целым созвездием самых разнообразных премий — «Хьюго», «Не-бьюла», «Локус», «Британская премия научной фантастики», «Британская премия фэнтези»… Впрочем, все его тексты действительно отличаются высоким литературным мастерством, предельной лаконичностью и неизменной отточенностью стиля. Это в полной мере относится и к новелле «У меня нет рта, а я хочу кричать» (Ihave no mouth, and I must scream, 1967, «Хьюго-68»), живописующей судьбу пятерых последних людей, переживших ядерную катастрофу.

«Оптимистическую» точку зрения в современной западной фантастике наиболее ярко отражает роман Дэвида Брина «Почтальон» (The Postman, 1985), получивший в 1986 г. Мемориальную премию имени Джона Кэмпбелла. Близких взглядов придерживался и патриарх британской научной фантастики Джон Уиндем, которого с полным основанием можно назвать творческим наследником Герберта Уэллса. Приобретя известность еще в 30-е гг. (в основном публикациями в американской фантастической периодике), уже после Второй Мировой войны он, подобно Джеймсу Бал-ларду, зарекомендовал себя мастером романа-катастрофы. В течение десяти лет Уиндемом были написаны романы «День триффидов» (The Day of the Triffids, 1951), «Кракен пробуждается» (TheKraken Wakes, 1953), «Хризалиды» (The Chrysalids, 1955), «Кукушата Мидвича» (TheMidwich Cuckoos, 1957), ставшие классикой жанра «романа-катастрофы» — и одновременно представляющие собой блестящие образцы чисто английской фантастики. Для произведений Уиндема характерны высокий литературный уровень, несколько «патриархальная» манера повествования, ярко и психологически достоверно выписанные характеры персонажей. В книгах английского автора всегда присутствовали сдержанный оптимизм и неизменная британская уверенность в конечной победе разума над злом и пришедшим извне хаосом. Хотя иногда, как в романе «Хризалиды» (в русском переводе он также назывался «Отклонение от нормы»), убежденность Уиндема в неизбежном торжестве порядка может переходить в оправдание насилия и уничтожения всех «причастных к хаосу» — а отсюда ведь недалеко и до фашизма. Но, например, к роману «Кракен пробуждается» это ни в коей мере не относится — перед нами один из модифицированных вариантов всемирной катастрофы, пришедшей из глубин океана, где поселились инопланетные чудовища, вознамерившиеся захватить Землю.

В советской фантастике 20-х гг. изображение всемирной катастрофы стало едва ли не самым излюбленным штампом. Впрочем, начало тому было положено еще до революции — уже в 1907 г. Валерий Брюсов описал всемирную экологическую катастрофу и последующую гибель цивилизации в декадентской пьесе «Земля». В 1921 г. им была создана пьеса «Диктатор» (опубликована только в 1986 г.), описывающая другую катастрофу — демографическую. Отдал дань теме и Михаил Булгаков, в пьесе «Адам и Ева» (1931) описавший гибель почти всего человечества в мировой войне. Однако большинство тогдашних авторов подходило к теме мирового катаклизма с куда более оптимистических (если не сказать — жизнеутверждающих) позиций. Как правило, подразумевалось, что несчастье постигнет лишь «ту» часть мира — сторону, на которой находится идеологический и военный противник Да и катастрофа, как правило, все же не превращалась в абсолютную, а завершалась пролетарской революцией, после которой рабочие с помощью Советской республики очень быстро уничтожали последствия катаклизма — как в полупародийном романе Виктора Шкловского и Всеволода Иванова «Иприт» (1925). Справедливости ради стоит отметить, что мировую войну, завершившуюся крушением старого мира и установлением социалистического строя, еще в 1890 г. описал американец Игнациус Доннелли в романе «Колонна Цезаря» (Caesar's Column).