Хякки Яко (СИ) - Ступников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поморщившись от боли, Гинкаку вдруг понял что всё его тело пестрит порезами и гематомами, некоторые из которых доходили до костей. В горячке боя он даже не заметил как получил эти раны, но теперь холодная хватка агонии навалилась на него с утроенной силой. Привычно загнав боль куда-то в глубь своего я, шиноби направился прямиком на тварь, что как и следовало ожидать, вновь легко настигла их.
Шквал молний сорвался с его рук, пока десяток клонов его брата ринулись на Кагую. Раздался взрыв, и столб молнии ударил до самого неба. Тварь только утробно заурчала сотней глоток, словно бы смеясь. Их атака вновь не оставила на чудовище и царапины. Всё зажило столь быстро, что казалось ран и не было никогда, но это не имело значения!
Сияющая золотистым светом лоза обвила тело монстра, и тут же ринулась прочь.
А он уже был рядом, клинок в его руке пел, вгрызаясь своим тупым лезвием в пустоту снежного бурана, но так казалось лишь на первый взгляд. На самом же деле рана нанесённая сейчас им, была ужасна и стоила тысячи иных кровавых отметин.
Он вновь стоял рядом с братом. Чувствовал его боль и то как холод проникает в его тело сквозь множество ран, уже покрывшихся алой ледяной коркой. Ничего, осталось совсем немного!
Разразился настоящий ураган. Молнии, что они изрыгали из себя, породили этот шторм, а сотни лавин, что спровоцировали атаки твари, уже вероятно перекроили ландшафт. Тяжкая была битва, но совсем скоро она подойдёт к концу:
— Ты уже проиграл! Хотя сам этого не понимаешь! — прохрипел Гинкаку гротескному силуэту, что медленно приближался к ним в круговерти бурана.
— Может скажешь последнее слово, на прощание⁈
— КаГуя! — прохрипел, провыл, проскулил и прорычал им в ответ нечеловеческий голос. И тут же слово, что отпечаталось на правой стороне Меча Семи Звёзд зажглось ярким светом, а Красная Тыква — глиняный сосуд в руках его брата, открылся, готовый принять в себя новую душу!
Всё было кончено, Гинкаку было захохотал от облегчения но… силуэт не пропал. Он стоял в метре от них, едва различимый за пеленой бурана. И Серебряный из братьев готов был поспорить — он улыбался.
— кАгУя! — вновь насмешливо вторил голос.
— КаГуя-ррр.
— Кааа-Гууу-Яяааа.
Ничего не происходило. Сосуд, что должен был заключить душу, чьё заветное слово отпечаталось на клинке, бездействовал, хотя само слово, вне всяких сомнений, было верным!
Он тут же подал знак Кинкаку. Надо было бежать, срочно! Пока… внезапно тело шиноби сковало судорогой, а живот скрутило от невыносимой боли, сродни которой он никогда не испытывал. Рухнув на заснеженный склон, Гинкаку услышал как рядом упало тело брата, но не смог даже поднять глаза. Боль полностью затопила его разум, казалось его раздирают изнутри!
Скорчившись в позе эмбриона, тот кого боялись и ненавидели, тот перед кем склонялись и почитали, позорно скулил, пока наконец не изверг содержимое своих кишок, не в силах больше терпеть боль и спазмы.
Едва сумев разлепить веки, Гинкаку оторопел, а после взвыл от ужаса и отвращения. Прямо в луже его крови и желчи извивались сотни тварей! Их крохотные лапки скреблись об снег, жвалы щёлкали воздух, а сами они пронзительно визжали, пока их белые мягкие тела скукоживались от холода. Только тогда он понял, что прямо внутри него, повсюду — в кишках, мышцах, глазах — слышится копошение и омерзительный визг. Они были внутри него… Они пожирали его!
— ААа! Ааа!!! ААа-ааа! — он бился, мотался, сдирал кожу и рвал собственную плоть в отчаянной надежде хоть как-то избавиться от них, и через раны на свет свои головы протягивали всё больше и больше омерзительных паразитов.
Он бы ещё долго мог так метаться. Ещё долго страдал бы, тщетно борясь за жизнь, если бы чья-то тяжёлая нога не пригвоздила его к месту.
Он снова был похож на человека. Лицо, волосы, тело… Но глаза, глаза… Через них на него смотрело нечто чуждое, нечто беспредельно жестокое, не знающее ни сострадания, ни милосердия, ни даже самого понятия человечности.
— Ты разве не знал, что обо мне говорят, — оскалившись сотнями игл-клыков, промурчало нечто, — У меня нет души, так что и красть не чего. А вот у них она есть? Как думаешь?
Палец Неведомого подхватил склизкого паразита, и почти ласково погладил его мягкое молочно-белое тельце, от чего тварь тут же стала увеличиваться в размерах, на ходу обрастая хитином, мускулами и когтями.
— Я вот думаю что есть. Хотя ты должен знать об этом куда как больше, всё же до сих пор они были, во многом, частью тебя. Хотя, стоило мне лишь немного подкормить их, и эти проказники тут же набросились на своего благодетеля. Неблагодарные твари, — рука, что до этого нежно гладила прижавшуюся к ней мерзость, сжала её, огласив округу громким хрустом и пронзительным визгом, что впрочем мгновенно оборвался ещё до того, как мёртвое тело упало ему на грудь. И тут же, словно учуяв что-то, мерзкие отродья, что до этого копошились внутри его тела, ринулись наружу.
Те что были больше проскальзывали сквозь открытые раны и горло, совсем крохотные, не больше червяка, прогрызали себе путь прямо сквозь поры, а третьи прорывались сквозь слёзные железы и нос. Они лезли из него нескончаемым потоком, все разные, отличные друг от друга, но одинаково безразличные, жестокие… голодные.
Едва выбравшись из тела, они набрасывались на труп своего сородича, с жадностью пожирая его. И за всем этим с интересом наблюдала куда более страшная тварь.
— Но такова уж их природа. Жестокая и обезличенная, но другой они не знают. У людей всё так же. Впрочем, едва ли тебе это интересно, — слова доносились до него приглушённо, а свет начал меркнуть, — Ведь сейчас тебя волнует скорый разговор совсем с другой стороной. Понимаю, все почему-то отчаянно стремятся к ней, в её утешительные объятия, что бы сладкий голос мерно пропел — Всё хорошо, теперь боль и страдания позади, здесь будет лишь покой и тишина. Жалкий приз для неудачников, проигравших свой бой. Но опять же, лучше он чем ничего, верно? Хах, иди уже, а я позабочусь чтобы твой исход стал лишь точкой отсчёта для тысяч новых начал.
И свет померк. Последнее что Гинкаку успел увидеть — снежную бурю, что всё быстрее закручивала снег в своих холодных объятиях, и тело брата, по верх которого распускались сотни пронзительно алых цветов, подобных которым они никогда не
