Интимная жизнь английских королей и королев - Найджел Которн

Кэтрин Седли отослали в Ирландию. Впрочем, жизнь там ей показалась скучной. Ирландцы были «не только бесчувственны, но и унылы», как писала она своей подруге. Через год Кэтрин вернулась в Лондон, и Яков снова попал под ее чары. За этот год свершилось чудо — королева Мария, которую считали бесплодной, родила ребенка.

Радостная весть была омрачена решением короля перейти в католическую веру. Такой шаг Якова заставил епископа Солсберийского поинтересоваться, не соблазнил ли король монахиню. Переход монарха в католицизм означал, что и наследник престола должен стать католиком. Этого протестантская знать не желала допустить. Лорды заявили, что ребенок незаконный. По их словам, во время так называемой беременности Мария привязывала подушку к животу и отказывалась раздеваться в присутствии фрейлин. Отсюда следовало, что ребенка тайно внесли в спальню и подложили в постель королевы.

Разумеется, в этом не было ни слова правды. В соответствии с конституционными требованиями, за родами наблюдали двадцать придворных дам и множество вельмож — такой порядок сохранялся вплоть до рождения принцессы Маргариты[39].

Против короля выступила теперь и Анна, его дочь от первого брака. Был учрежден специальный комитет для расследования дела, причем «бесконечные рассуждения о прелюбодеянии и блуде… вгоняли дам в краску».

Доказательства законности ребенка были неопровержимы. Бывшая любовница Карла II герцогиня Мазарини, также католичка, свидетельствовала, что во время беременности королевы она чувствовала ребенка в чреве Ее Величества. Но все это только подогревало антикатолические настроения.

Семь главных противников короля предложили старшей дочери Якова Марии и ее мужу-протестанту Вильгельму Оранскому высадить в Англии войска. Яков бежал, затем вернулся во главе своей армии, но вскоре потерпел поражение в битве на реке Бойн[40].

Яков счел это наказанием за свою грешную жизнь. «Самым бесстыдным образом я слишком долго и безоглядно предавался любви к женщинам, и вот пришла жестокая расплата», — писал король.

Остаток жизни он терзался из-за совершенных ошибок. «О, как я презираю себя за долгие годы, прожитые в нескончаемом грехе, — говорил он принцу Уэльскому. — Ничто так не губительно для мужчин, особенно же для мужчин, облеченных властью, как запретная любовь к женщинам».

Несмотря на раскаяние, Яков оставался таким же беспутным. Один автор отмечает, что в свите короля было два «жутких пугала», хотя при том Яков посещал монахов в монастыре Ла Трапп, и они вместе, облачившись в саваны, стояли у края открытых могил и подбадривали друг друга веселыми призывами: «Умрем же, братья, умрем!»

«Только этим людям я и завидую», — сказал король незадолго до своей смерти в 1701 году. Яков II на склоне лет оправдал прозвище, данное ему Нелл Гуин много лет назад, — «Мрачный Джимми».

Хотя Яков с семьей бежал за границу, его любовница Кэтрин Седли, графиня Дорчестерская, осталась в Англии. Ее отец стал одним из ревностных сторонников новой власти. «Мы рассчитались с королем Яковом, обменявшись любезностями, — сказал он. — Король сделал мою дочку графиней, а я помог его дочери стать королевой».

Кэтрин получила пенсию от Вильгельма как двойной агент, действующий против Якова, а также была приглашена ко двору. Впрочем, новая королева, дочь Якова Мария, отнеслась к ней с явным пренебрежением. Ответ Кэтрин был прям и резок: «Помните, мадам, если я и нарушила одну из заповедей, вступив в связь с вашим отцом, то вы нарушили другую, пойдя против него[41]».

«Оба короля были к ней благорасположены, — писал современник, — но обе королевы ее не любили».

Когда ей было около сорока лет, Кэтрин вышла замуж за уважаемого офицера из армии Вильгельма, которому родила двух сыновей. «Если кто-нибудь назовет вас детьми шлюхи, — говорила она им, — отнеситесь к этому без гнева, ибо так оно и есть, но если вас назовут бастардами — бейтесь насмерть, ибо вы — сыновья честного человека».

На этом история Стюартов не закончилась. Яков Френсис Эдуард по прозвищу Старший Претендент[42] женился на польке Марии Клементине Собеской, которая учила их сына, Красавца принца Чарли[43], относиться к женщинам с недоверием и сдержанной вежливостью, в то время как ее муж предавался разврату при дворах итальянских властителей. Молодой человек плохо усвоил уроки матушки. Он жестоко обошелся со своей польской любовницей княгиней де Тальмон, хотя, судя по описанию их публичных скандалов, княгиня была ему вполне подходящей парой.

В 1745 году в Шотландии Чарли встретил Клементину Уолкиншоу, которая родила ему дочь и последовала с ним в изгнание. Он бил ее, как в свое время княгиню де Тальмон, а друзья предостерегали принца, что Уолкиншоу — английская шпионка. Клементина оставалась с ним в течение пятнадцати лет, пока он растрачивал свое тощее состояние на других любовниц.

В 1760 году она, наконец, сбежала от него и укрылась в монастыре. Чарли потребовал от Людовика XV выдачи беглянки, но французский король сжалился над ней и отказал принцу.

В сорок один год принц женился. Его прелестная невеста, девятнадцатилетняя принцесса Луиза Штольберг-Гедернская, была счастлива выйти замуж за Младшего Претендента, трагического героя восстания сорок пятого года[44] и наследника английского престола. Вместо этого она попала в лапы толстого стареющего алкоголика. Кончилось тем, что Луиза сошлась с молодым итальянским поэтом Витторио Альфьери[45]. Муж стал ревновать и заявил свои права на супругу. Обычно они спали в разных комнатах, но однажды, напившись до потери рассудка, принц вломился в спальню Луизы и силой овладел ею. Он убил бы жену, не помешай ему слуги.

Луиза бежала в монастырь и обратилась к папе римскому с просьбой о защите. Когда скандал утих, Луиза прожила с Альфьери еще двадцать счастливых лет.

Глава 6

Диктаторы в юбках

Отец Вильгельма Оранского умер еще до рождения сына, ребенка воспитывали властная мать и бабка. Юность его была омрачена войной. В результате этого мальчик проводил много времени среди военных и вообще предпочитал мужское общество.

Ближайшим другом и советчиком Вильгельма был Ханс Виллем Бентинк, в прошлом его паж. Вильгельм полагал, что в детстве Ханс спас ему жизнь. Когда маленький Вильгельм болел оспой, паж ложился к нему в постель и «оттягивал на себя жар и лихорадку». Этот жест, исполненный смелости и доброты, обеспечил Хансу вечную любовь Вильгельма и способствовал его успешной карьере.

На протяжении всей жизни Вильгельма ходили слухи о его гомосексуализме, хотя имеются неопровержимые доказательства нескольких гетеросексуальных эпизодов. В двадцатилетнем возрасте Вильгельм побывал в Англии. Однажды вечером его дядя Карл II напоил племянника и запустил его в комнаты фрейлин. Дамы, как говорится, были «вовремя спасены». Ходили также разговоры о связи Вильгельма с дочерью какого-то трактирщика.

Епископ Бернет так писал о Вильгельме: «У него был лишь один порок, но он скрывал его со всей тщательностью». Сатирик Джонатан Свифт, друг Элизабет Вильерс, которая многие годы оставалась любовницей Вильгельма, полагал, что пристрастие к секретности только добавляло веса предположениям о гомосексуальных наклонностях Вильгельма.

Если эти предположения справедливы, то надо сказать, что Вильгельму весьма повезло с выбором жены, которая оказалась лесбиянкой.

Мария и Анна росли вместе с несколькими девушками в Ричмондском дворце, их окружало чисто женское общество. Единственным мужчиной, которого они регулярно видели до замужества, был их беспутный кровный брат Монмут.

Хотя король Яков старался отвадить их от чтения, обе девушки запоем глотали дешевые романы. В двенадцать лет Мария начала переписываться с двадцатилетней Франсес Эпсли, к которой обращалась со словами «дорогой муженек». Обе девушки придумали себе имена — Клорина и Орилия.

Клорина (Мария) писала «милой, милой, милой, милой» Орилии (Франсес): «О, если пожелаешь, я напишу тебе, как сильно тебя люблю, но разве ты сомневаешься в этом? Я дала тебе достаточно доказательств своего чувства. Коли этого мало, я с радостью умру, чтобы ты поверил в мою любовь, милый, дорогой супруг мой. Имей я столько жизней, сколько волос на моей голове, я отдала бы их все, я отдала бы в двадцать раз больше, лишь бы удовлетворить тебя… Пламя моей любви неугасимо, как огонь весталок. Ты — моя жизнь, моя душа, все, что может даровать мне Небо. Смерть становится жизнью, когда ты рядом, а без тебя лишь она и желанна. Что еще могу я сказать, дабы убедить тебя в силе моей страсти? Люблю тебя любовью, не ведомой ни одному мужчине. Мое чувство заключает в себе больше дружбы, чем женщина может испытывать к женщине, и больше любви, чем самый преданный любовник питает к даме сердца. Ты любим сильнее, чем это дано выразить твоей послушной женушке, твоему преданнейшему другу, покорной и верной служанке. Величайшее счастье для меня — целовать пыль у твоих ног, быть твоей верной собакой, рыбой, пойманной в сети, птицей, запертой в клетке…»