Остаться в живых - Деон Мейер

Неужели… Простой работяга, который показался агентам в аэропорту трусом?

Янина Менц взяла из груды документов распечатку беседы с Орландо Арендсе. «Позвольте дать вам один совет: начинайте закупать мешки для перевозки трупов».

Она сделала глубокий вдох. Нет причин для беспокойства. Значит, Джонни Клейнтьес знал, что делает. Он бы не доверил собственную безопасность любителю, непрофессионалу. Они недооценили Мпайипели. Но больше она такой ошибки не повторит.

Янина Менц проанализировала новые сведения. Теперь она еще больше, чем раньше, была уверена в том, что Мпайипели поедет по трассе № 1. Невозмутимый тип — и самоуверенный: его поведение в аэропорту призвано было навести их на ложный след. Теперь понятно, почему ему так гладко, без шума удалось разоружить двух агентов и почему он выбрал мотоцикл. Очень умно!

Но у них все равно старшая карта. У них в руках остается важный рычаг давления по имени Мириам Нзулулвази. И еще ребенок.

Он понимал, что должен съехать с дороги. Нельзя стоять посреди шоссе в темноте. Другой вариант — развернуться и попробовать найти другой путь; но возвращаться не хотелось. Все его существо восставало против отступления. Он должен ехать дальше, на север.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Он завел мотор, медленно подъехал к обочине, посмотрел на залитый лунным светом вельд. Параллельно трассе тянулась проволочная изгородь, прямая как стрела. Он искал глазами ворота или яму под оградой, время от времени оглядываясь через плечо или жмурясь от света фар встречной машины. Надо куда-то отъехать и подумать.

Далеко ли до блокпоста? Четыре или пять километров. Нет, ближе. Три?

Слава богу, выхлопы у GS тихие. Он поехал вдоль изгороди и наконец заметил ворота и тропу, которая уводила в вельд. Он проверил ворота. Висячего замка нет. Распахнул ворота, вкатил мотоцикл на тропу и закрыл за собой ворота.

Надо держаться достаточно близко от дороги, чтобы видеть огни.

Он понял, как ему повезло, что он выбрал именно этот мотоцикл: он предназначен как для езды по шоссе, так и по бездорожью. Так называемый всепогодный… Отъехав подальше, он развернулся, остановился, слез с седла. Снял шлем, сунул в него перчатки, положил шлем на седло, потянулся. Лицо овевал прохладный ветерок.

Синие, красные и оранжевые огни.

Он услышал шум машины, едущей со стороны Кейптауна, увидел свет, сосчитал секунды, когда машина проехала мимо, попытался прикинуть расстояние до блокпоста.

Ему придется повернуть. Выбрать другой путь.

Без подробной карты не обойтись. Он не знает местности. Где-то должен быть разворот на Сазерленд, но где? Сейчас он в тупике. Он попытался вспомнить, что находится сзади. Дорожный знак слева гласил: «Серес». Это было давно, еще до реки Тау. Неужели придется возвращаться назад почти до самого Кейптауна?

Он глубоко вздохнул. Если надо, придется и вернуться, хочет он того или нет. Лучше сделать шаг назад, чем понапрасну топтаться на одном месте.

Он потянулся, сделал наклон вперед, коснулся пальцами рук земли, вытянул руки к небу, отвел плечи назад и надел мотошлем. Пора ехать.

Со стороны дорожного поста приближались оранжевые огни. Тобела всмотрелся в них. Это не полиция. Машина приближалась. Когда она прогрохотала мимо, стало ясно, что это трейлер, который тащит разбитую машину, следом ехала еще одна. И он понял, что впереди никакой не блокпост. Его никто не собирается перехватывать.

Где-то недалеко произошла авария. ДТП.

Он вздохнул с облегчением.

Ему придется всего лишь подождать.

— Трудность в том, — говорил Раджив Раджкумар, — что в «Абса» хранят только данные двухмесячной давности. Остальные сохраняются в компьютере, не подключенном к Интернету, и попасть туда никак нельзя. Хорошо то, что это единственная плохая новость. У нашего Тобелы сберегательный счет и закладная на собственность. Здесь все становится интереснее. На сберегательном счете у него пятьдесят две тысячи триста сорок один ранд. Довольно крупная сумма для разнорабочего. В последние два месяца его единственным источником дохода была работа в мотосалоне. Ему платят пятьсот семьдесят два ранда в неделю или две тысячи двести девяносто рандов в месяц, а проценты по вкладу составляют свыше четырехсот сорока рандов в месяц. Каждый месяц со счета списывают тысячу сто восемьдесят один ранд в счет уплаты за закладную. Также ежемесячно списывают еще сумму в сто двадцать девять рандов в месяц, но я пока не знаю, куда идут эти деньги. Таким образом, на жизнь ему остается тысяча триста восемьдесят пять рандов в месяц. Он берет по триста рандов в неделю в банкомате, как правило, в отделении на площади Тибо, а оставшиеся сто восемьдесят девять сохраняются. Наш Тобела — дисциплинированный человек.

— Что у него за собственность? — спросила Янина.

— Странная вещь, — ответил Раджкумар. — Это не дом. Это ферма. — Он поднял голову, ожидая реакции со стороны собеседников.

— Раджив, мы внимательно слушаем.

— Полтора года назад Мпайипели приобрел восемьсот гектаров земли в районе Кейскаммахука. Ферма называется Кала, в честь реки, которая там протекает. Закладная — слушайте, слушайте! — на сумму свыше ста тысяч рандов, но первоначальная покупная цена была почти полмиллиона.

— Кейскаммахук? — поморщился Квинн. — Это еще где?

— Далеко, на территории старого Сискея, рядом с Кинг-Уильямстауном. Похоже, он хочет вернуться к своим корням.

— Интересно, где он раздобыл остальные четыреста тысяч? — спросила Янина Менц.

— Вот именно, мэм. Вот именно.

— Ты хорошо поработал, Раджив.

— Нет-нет, — поправил ее толстяк индус. — Я отлично поработал!

Тобела Мпайипели сидел, прислонившись спиной к скале, и смотрел на огни на шоссе № 1.

Ночью похолодало; луна стояла еще высоко. Взгляд его бродил по вершинам горных хребтов, он следил за контурами незнакомого пейзажа. Говорят, давным-давно здесь были джунгли. Он читал: где-то здесь вырыли кости огромного динозавра, который жил в папоротниках и низкорослых деревьях, в райском саду. Он купался в серебристых водопадах, а грозы заливали мир рептилий дождем. Должно быть, странные звуки слышались тогда в протоджунглях: трубные крики, рев, вопли. И вечная борьба жизни и смерти, пищевая цепь. Устрашающие хищники с острыми зубами и маленькими злобными глазками охотились на травоядных. Здесь, в озерах и на равнинах, лилась кровь.

Тобела поерзал, меняя положение. От камня веяло холодом. На его родном континенте всегда лилась кровь. Здесь человек отпочковался от обезьяны, оставил в грязи первые следы своих двух ног; грязь позже тоже превратилась в камень. И даже ледники, огромные ледяные реки, преобразившие пейзаж, оставившие причудливые нагромождения бесчувственных камней, не могли остановить реки крови. Ею пропиталась вся земля. Африку нужно называть не Черным, а Красным континентом. Африка — мать, которая дает жизнь в изобилии. И смерть — как противовес. Порождает хищников, чтобы в природе не нарушалось равновесие. За многие века и тысячелетия здесь появилось много хищников.

А потом Мать-Африка создала идеального охотника, хищника, который нарушил баланс сил, хищника, которого не сломили ни ледниковые периоды, ни засухи, ни болезни. Хищник этот продолжал разрушать почву, отрицая власть Матери-земли и ее могущество. Двуногие хищники произвели революцию, совершили настоящий космический переворот. Они все захватили, а потом начали воевать друг с другом — белые против белых, черные против черных, белые против черных.

Интересно, есть ли у Африки, у его родины, надежда на спасение?

Джонни Клейнтьес… Можно ли еще на что-то надеяться, если даже непреклонный Джонни Клейнтьес поддался искушению, повелся на зловонный запах денег?

Тобела глубоко вздохнул. Из сгустка тьмы выплывали огни; в ночи завывала сирена «скорой помощи». Завывание становилось ближе.

Уже недолго.

Потом снова стало тихо. Тобела услышал вой шакала — далеко, за гребнем горы. Как будто зверь насмехался над медиками из «скорой».

Хищники, стервятники и добыча.

Он был первым. Был!

Возможно, надежда еще осталась. Возможно… Если уж он, бывший хищник, сумел посмотреть на свое прошлое со стороны и оценить всю его гнусность, не исключено, что найдутся и другие, подобные ему. А может быть, только это и требуется. Всего один человек. Для начала. Потом двое, четверо, горстка людей, способных поколебать чашу весов всего на долю миллиметра. Тогда им мало-помалу, пядь за пядью удастся вернуть себе Мать-Африку, перестроить ее так, чтобы заблистала искорка надежды.

Может быть, все получится, если им с Мириам удастся увезти Пакамиле Нзулулвази на реку Кала, начать новую жизнь вдали от большого города, на землях, где жили их предки, подальше от извечной нищеты и бездушного тяжкого труда, преступности, коррупции, разъедающего душу иностранного влияния.