Переворот - Иван Кудинов

— А почему вы решили, что время вышло?

— Стало быть, вышло, коли говорю.

— Нынче время устанавливаем мы, а не вы, гражданин Барышев. Вот это прошу запомнить.

— Но дом-то мой… так что школу извольте перевести.

— Куда? Куда ты ее переведешь так сразу? — спросили разом и вплотную придвинулись мужики. А Митяй даже привстал на ступеньку одной ногой, и треух его мотался на уровне барышевского плеча.

— Это не моя забота. Решайте.

— Послухай, сват… черту брат! — ерепенился Митяй. — Ты задумал итить супротив народу, а супротив народу итить — все одно што супротив ветру плевать. Гляди, утираться не успеешь.

— Это ты народ, что ли? — презрительно глянул на него Барышев.

— А кто ж я, по-твоему, кто? — наседал Митяй.

— А я кто? Ишь, они — народ… а я кто?

— Кровопивец — вот ты кто! — нашелся Митяй.

— Добрячком прикидывался, — подал голос Витюха Чеботарев. — Мельницу собирался для общества завести.

— Ну, ты, пащенок! — злобно глянул Барышев. — Не твоего ума это дело. Молод еще.

— Чего ж ты тогда к нам приходил? — вступился за товарища Пашка. Они стояли с Витюхой рядом, плечистые смуглолицые, оба чем-то друг на друга похожие. — Разговоры вел.

— Приданое обещал, — засмеялся Витюха. — Гарнцевую прибавку…

— Ну, все. Все! Хватит митинговать, — сказал Степан и повернулся к Барышеву. — А вас, Илья Лукьяныч, предупреждаем: школу не трогайте. А попробуете силой — пеняйте на себя…

— Позвольте… позвольте! — задохнулся Барышев от злобы и бессилия. — А кто дал вам право чужим добром распоряжаться?

— Революция нам дала такое право. И запомни, Илья Лукьяныч, Советскую власть мы в обиду не дадим. Все! Митинг окончен. Прошу расходиться.

— Да кто ты такой, чтобы командовать?

— Председатель союза фронтовиков, — чуть подумав, ответил Степан. — Представитель Советской власти в Безменове.

— Коли представитель, предъяви мандат. Чтобы я своими глазами увидел.

— Увидишь, когда надо будет, — спокойно и с достоинством держался Степан. — А сейчас прошу расходиться.

— Ладно, — сошел с крыльца Барышев. — Позабавляйтесь пока своей властью. Даром вам это не пройдет.

Степан тоже спустился с крыльца и, оказавшись лицом к лицу с Барышевым, твердо сказал:

— И вот еще что запомни, Илья Лукьяныч: кончилось ваше время. Амба! И власть ваша над людьми, которых вы и за людей не считаете, тоже кончилась. Зарубите себе на носу.

— Да уж зарублю, — пообещал Барышев. И усмехнулся. — Надеешься на оружие?

— Надеюсь, Илья Лукьяныч, очень даже надеюсь.

— Ну, ну… Гляди, с оружием шутки плохи.

— А мы шутить не собираемся.

— Ничего, — отвел глаза Барышев, проговорив куда-то в сторону. — Палка — она ведь о двух концах…

— Верно, палка о двух концах, да только один-то конец всегда в чьих-то руках находится. Вот об этом не забывайте, — предупредил Степан. И первым пошел со двора.

Над старой кряжистой ветлой все еще шумели, колготились галки, никак не могли угомониться. Вороны, однако, уже не было — убралась восвояси.

4

Город раскинулся по обе стороны Бии, скованной еще льдом. И хотя кое-где темными пятнами уже проступала наледь и переправа день ото дня становилась опаснее, ездили по реке вовсю. Туда и сюда сновали подводы, груженные сеном, дровами, какими-то ящиками, бочками и мешками, громоздкие возы были укрыты брезентом, перетянутые веревками… Возчики зычно покрикивали, понужая лошадей. И Степан тоже направил коня поперек реки. Полозья саней с легким шуршаньем заскользили по размякшему льду, оставляя за собой блескучие следы. Пеган, пугливо озираясь, ступил в наледь, свинцово-холодные брызги ударили из-под копыт.

А до вскрытия реки оставались считанные дни. Потому и спешили предприимчивые хозяева загодя управиться, перекинуть с одного берега на другой срочные грузы.

Правобережье, где из сорока тысяч жителей обитало больше половины, выглядело и того оживленнее. Здесь, между рекой, опоясывающей эту часть города с юга, и продолговатой возвышенностью, вытянувшейся с запада на восток, размещались все основные казенные учреждения, торговый центр, банк, всевозможные конторы и концессии, народный дом, городская и земская управы… Впрочем, ни той, ни другой уже не существовало и упоминались они горожанами лишь по привычке. Сейчас же в обиходе было короткое, резкое и не всем понятное — совдеп. И то сказать: столько их за это время перебывало, совдепов — со счета можно сбиться! И кто только не возглавлял эти совдепы — от унтер-офицера Арапова, ярого сторонника «учредилки», до некоего Пашки Дорошенко, превратившего «совдеп» в сборище доморощенных эсеров… Но это было в семнадцатом году. А нынче весна восемнадцатого. И Степану Огородникову край как необходимо побывать в совдепе — он и разыскал ого без особого труда. Красный флаг, развевающийся над зданием, был виден издалека. «Такой же, как и у нас в Безменове», — не без гордости отметил Степан. Поставил мерина к коновязи, опустил чересседельник, бросил охапку сена… И поднялся по узкой скрипучей лестнице на второй этаж. Тут и столкнулся, в коридоре, с невысоким рыжеватым солдатом. Спросил:

— Послушай, браток, где тут солдатский совдеп, не подскажешь?

Тот молча уставился, глядел, глядел, вдруг хлопнул себя ладонями по бокам, глаза округлились и сделались чуточку шальными.

— Смирна-а! — гаркнул весело и засмеялся, показав частокол желтоватых, прокуренных зубов. — Отставить, сам рядовой. Во! А я гляжу, вроде знакомая личность… Или не признаешь меня? Да ты разуй, разуй глаза-то матрос! Забыл, как вместе катили вагон из туника? А дежурный хотел отнять… В Новониколаевске.

— Ну как же, как же забыл! — вспомнил Степан и тоже засмеялся. — Такую теплушечку отстояли. А ты ж, кажись, и ехал с нами недолго, исчез по дороге. Хватились, а твой и след простыл. Думали, отстал. Или в самом деле отстал?

— Отстал… — хитро подмигнул солдат. — От одних отстал, а к другим пристал… Было дело. Иначе сказать, рекогнисцировку произвел, — вставил словечко. — Ну, а ты как? Где твой причал?

— Дома пока, в деревне.

— Женился, поди?

— Когда ж?

— А я, брат, того… обзавелся.

— Когда ж ты успел?

— А тогда, когда отстал…

— Вон, значит, по какой причине сошел ты на полпути!

— Да оно как сказать: путь-то мой, может, оттуда и начинался, — загадочно проговорил.

— И где ты сейчас, чем занимаешься? — поинтересовался Степан.

— Служу в милиции.

— Как в милиции?

— А так: взял и поступил. Мобилизовали, одним словом. У-у, что тут было у нас неделю назад! Настоящий переворот. Милиция ж состояла на содержании городской управы, а теперь подчиняется впрямую совдепу. И начальнику старому дали по шапке. Теперь новый. Товарищ Нечаев. Послушай, а зачем тебе солдатский совдеп? — вдруг вспомнил и с удивлением посмотрел на Степана. — Во, хватился! Да мы по этому совдепу давно уже поминки справили…

— Мели, Емеля!..

— Правду говорю. Раньше-то и верно, что не один был совдеп — и городской, и крестьянский, и солдатский наособицу… Теперь объединили. И правильно сделали, — разъяснил, слегка важничая, словно все это дело его рук. — А ты по какому делу-то в совдеп?

— Дела разные… в двух словах не объяснишь.

— Ну тогда дуй прямо к Захару Яковлевичу.

— Кто такой Захар Яковлевич?

— Во! Да это ж товарищ Двойных, председатель совдепа. Толковый мужик. Вон его кабинет — по коридору направо. Ну, держи, — подал руку. Степан тиснул ее от души и пошел по коридору к указанной двери. Но, пройдя немного, остановился, обернулся и окликнул уже сбегавшего по лестнице солдата:

— Эй, друг, скажи хоть как тебя зовут?

Тот приостановился, держась рукой за перила, и вскинул голову:

— Степаном зовут. Степан Романюта. А тебя?

— И меня тоже Степаном. Выходит, мы тезки?

— Родня, — засмеялся Романюта и взмахнул рукой, Как бы отдавая честь. — Ну, бывай!

Настроение у Степана поднялось, в таком настроении он и предстал перед товарищем Двойных. И хотя в кабинете оказалось двое, угадать председателя было нетрудно, поскольку сидел он за своим председательским столом. Вид у него был усталый и озабоченный. Другой человек, худощавый, в очках, придававших ему солидность и некоторую загадочность, заложив за спину руки, ходил туда-сюда по кабинету и глуховато о чем-то говорил. Когда Степан вошел, он умолк и посмотрел на него внимательно, с интересом. Точно так же внимательно, только несколько строже посмотрел на него и Двойных.

Степан поздоровался, кинув по привычке ладонь к виску, и отрапортовал:

— Балтийский матрос Огородников. Прибыл по делам неотложным… Поговорить надо, товарищ Двойных.

— Давай поговорим. Садись, — кивнул на стул. — Давно со службы?