Детектив и политика 1991 №2 - Джон Гоуди

Пассажиры вели себя как ангелочки. Сидят и не шелохнутся. Лонгмэну и Стиверу тоже нечего делать, кроме как торчать там, в передней части вагона. Вот если бы кто-нибудь из пассажиров попробовал оказать им сопротивление. Конечно, шансов никаких. Они любого искрошат в куски, едва он успеет оторвать задницу от сиденья. Стивер об этом позаботится. Лонгмэн, конечно, наложит в штаны, если что-то случится. Он считался у них "мозговым трестом", но слабаком. Стивер — другое дело. Этот не робкого десятка. Зато вместо башки у него мешок с дерьмом. Полуобернувшись, он снова посмотрел на красотку в сапожках и забавной шляпке. Ничего себе, доложу я вам, штучка! Сидит нога на ногу, одним сапожком постукивает в пол. Его взгляд скользнул вверх к полуоткрывшемуся бедру, округлому и гладкому, схваченному еще чуть выше розовыми панталончиками, которые, если слегка прищуриться, полностью сливались с обнаженной плотью. Ах, ах, конечно, мы об этом не догадываемся… Мысленно он проделал остаток пути вверх, туда, где находилось самое интересное. Если у них выдастся передышка, прежде чем со всем этим будет покончено, он успеет пощупать эту пышку.

Джо ты совсем сошел с ума!

Сумасшедший? Что ж, он столько раз это про себя слышал, что сам стал верить в это. А разве быть сумасшедшим плохо? Он живет, как ему хочется, и если у него есть свои странности, то у кого их нет. Сумасшедший? Ну и что?! Конечно, кому еще придет в голову думать о бабе в разгар миллионного дела? Возможно, всего через час нас всех прикончат. Что же здесь ненормального, если здоровый парень даст напоследок волю своим инстинктам?

Он снова повернулся в сторону туннеля. Ничего… Рядок зеленых сигналов вдоль бегущего в противоположную сторону пути, кое-где какое-то голубоватое мерцание… Скучища! Что ж там Райдер так долго? Самому Джо нравилось действовать быстро и без лишних сложностей.

Райдер. Ему не особенно нравился Райдер, но надо было отдать ему должное: он прекрасный организатор, чертовски смел и предельно хладнокровен. Даже в Организации, где ему тоже все мозги продолбили о дисциплине, не говоря уже об этом привезенном с родины Rispetto, уважении к старшим, и то не было таких невозмутимых, как Райдер. Все это были итальяшки, а догадаться, что на уме у итальянца, нетрудно. Расшифровка сицилийских ругательств и проклятий специального справочника не требует. А Райдер вообще никогда не повышает голоса.

Уэлком не питал особого пристрастия к соотечественникам. Иначе он бы не стал менять имя. Он помнил, как судья спросил его, знает ли он, что Джозеф Уэлком — это буквальный перевод имени Джузеппе Бенвенуто? Еще бы ему не знать! Он с детства привык к насмешкам над своим итальянским именем. И единственной, у кого эти шутки выходили славно, была миссис Пинском, еще в школе, да и та потом оказалась стервой.

Она преподавала им латынь, и Джо хватал у нее одни двойки. Это он-то, Джузеппе Бенвенуто, единственный во всем классе латинянин! Однако он один знал, почему так получилось. Однажды она оставила его одного в классе после урока и начала с ним заигрывать. Она позволила ему положить руку себе на грудь и поцеловала в губы, подразнивая кончиком языка. Но стоило ему войти в раж и начать расстегивать брюки, как миссис Пинском вдруг закудахтала: "Джузеппе! Как ты смеешь! Прекрати сейчас же!" Она отвернулась от него, но было уже поздно. Он озверел и, обхватив ее сзади, попытался удержать в своих объятиях. Она сопротивлялась, однако добилась только того, что его возбуждение достигло предела, и он перепачкал ей юбку. Представляете, как это выглядело? Вся юбка сзади перепачкана этой штуковиной!

Она, конечно, не могла настучать на него, потому что самой пришлось бы слишком многое объяснять. Ее местью стали двойки по латыни. Уэлком даже удивился, как живо он помнил ее до сих пор — эту протестантскую шлюху с маленькой, вздернутой грудью, потрясающими ногами и восхитительным задиком. И ему впервые пришло вдруг в, голову, что у этой потаскухи вовсе не было необходимости так бешено вращать задницей — она легко могла освободиться от его объятий, если бы хотела. Так, стало быть, она взъелась на него всего лишь из-за испорченной юбки?

Э, да что теперь толку. Прошедшего не вернешь.

Парни в Организации, которые обожали всякие клички, переименовали его из Бенвенуто в Уэлкома. Поэтому, когда его имя впервые попало в печать по делу о вооруженном ограблении, которое было прекращено за недостатком улик, газеты упомянули о нем как о Джузеппе (Джо Уэлкоме) Бенвенуто. Это было всего за пару недель до заварухи, после которой его изгнали. Организация поручила ему хорошенько проучить двух пареньков, а он перестарался и прикончил обоих. Какая им была, к чертовой матери, разница?! Он хотел только сделать дельце побыстрее, вот и все. Самое главное, что им было начхать на тех двух, что он отправил к праотцам. Он нарушил приказ! Дисциплина проклятая. Вместо того чтобы покаяться и пообещать впредь быть паинькой, он послал всех куда подальше, и не успел оглянуться, как его выставили под зад коленом. Уволен из мафии!

И после этого с ним ничего не случилось. Поэтому все россказни о том, что из мафии уходят только вперед ногами, просто бабушкины сказки. Однако его все еще это тревожило. Потому что, кто знает, что бы с ним могло случиться, не будь его дядюшка Джимми большим capo. А, пошли они все к черту! Они ему не нужны. Он и сам умеет зарабатывать себе на жизнь, не пачкая рук работой. А если выгорит нынешнее дельце, у него будет сотня тысяч монет. Им в Организации такого и за десять лет не заработать. Все, что пишут в газетах о богатствах мафии, — сущий вздор.

От напряженного внимания у него начали слезиться глаза. Он протер их через нейлон и стал снова наблюдать за пустынным туннелем. Только теперь он уже не был совершенно пуст. Прищурившись, чтобы обострить зрение, он увидел приближавшуюся фигуру. Человек шел прямо на него.

Анита Лемойн

Хотя автоматы и выглядели угрожающими, Анита их не испугалась. Ее-то никто и пальцем не тронет. Остальных — может быть, но не ее. Время от времени ей встречались мужчины, которые были к ней равнодушны, но такое случалось далеко не каждый день.

Поэтому она нисколько не испугалась, а испытывала только раздражение. Если дурацкое недоразумение не разрешится в несколько минут,