Бумер-2 - Андрей Троицкий

— Моя фамилия…

Дядя Миша, стремясь побороть робость и чувство неловкости, стоял на пороге, зажав под мышкой папку с документами и деньгами. Ему было неловко появляться в таком виде в приличном месте. С его рожей можно гулять по ночам где-нибудь на безлюдном пустыре, чтобы не напугать своим видом случайных прохожих. Но другого выхода не было. Он сам попросил Постникова о встрече, надо было объясниться, утрясти вопрос с долгами.

— Короче, Павел Митрофанович назначил мне на утро. Ну, вот я и прибыл.

— На утро? — переспросила секретарь. Шеф еще носа не показывал, о назначенной встрече Марина знала, но сейчас ей хотелось во всех деталях рассмотреть испорченную физиономию посетителя. — А вы, кажется, Шубин? Правильно?

— Он самый, — кивнул дядя Миша.

— Ой, надо же… А я вас сразу и не узнала, — Марина покачала головой. — Смотрю на вас и думаю: вы это или не вы.

Шубину хотелось сказать, что это не он. Развернуться, уйти отсюда и навсегда забыть дорогу в «Горизонт».

— Что у вас с лицом?

— Да вот… Ну, это долгая история.

— Кто же вас так обработал? С женой поцапались?

— Да вот обработали какие-то молодцы, — ответил дядя Миша. — Что б им пусто было. А жены у меня нету.

— Нету жены? — Марина сделала большие глаза, будто эта новость поразила ее в самое сердце. — А где же она? Уехала?

— Она умерла несколько лет назад.

— Ой, простите, — Марина уже во всех деталях рассмотрела Шубина, ей стало скучно и неинтересно продолжать разговор. — Постников еще не приехал. Вы посидите в коридоре, на стульчике. Дать газетку?

— Спасибо, но я буквы с трудом разбираю. Левый глаз что-то плохо видит. После той обработки.

Он вышел в пустой коридор, но не успел приземлиться на стул, как появился молодой мужчина в светлых штанах и клетчатой рубашке навыпуск. Постников, он же Постный, подошел к дяде Мише, тряхнул его руку и поманил за собой, но не в служебный кабинет, а другую комнату в самом конце коридора. Закрыв дверь, усадил дядю посетителя на стул и спросил про здоровье, хотя этот вопрос оказался лишним. Все и так понятно: кажется, по физиономии Шубина прошла танковая дивизия, полк солдат и полевая кухня.

Постников уселся за конторский стол у окна, задрал ноги на подоконник и, расстегнув «молнию» барсетки, вытащил толстую записную книжку.

— Я знаю тех парней, которые на тебя наехали, — сказал он. — Это пацаны Толи Гребня. Короче, серьезные парни. Очень серьезные. У меня с ними проблемы.

— Говорят, он еще на зоне, — вставил слово дядя Миша. — Вроде как сидит.

Бригаду беспредельщика Гребня, по слухам, давно разгромили. Пацанов его отстреляли, а бригадира запрятали в тьму таракань, на далекую зону. Уж года два, как об этом парне ничего не слышно. И вот на тебе, нарисовался. И первым делом наехал на закусочную «Ветерок» Шубина.

— Говорят, что он не скоро вернется.

— А ты больше слушай, что там говорят, — процедил сквозь зубы Постников. — Я тебе отвечаю, что он здесь. И уже собрал новую команду. Скажи спасибо, что дело кончилось парой синяков. Тебя могли запросто замочить в закусочной. Фарш сделать и котлет налепить.

Сказать «спасибо» было некому и не за что, поэтому Шубин промолчал. Четвертый год он ежемесячно платил Постному деньги за то, что тот позволял работать на трассе и якобы обеспечивал защиту бизнеса. Местечковый авторитет Постный окучивал всех здешних предпринимателей, собирал деньги и организовывал наезды на тех, кто не хотел платить по его счетам. Кроме того, у Постного был свой легальный бизнес. Пара крупных магазинов в городе, несколько торговых точек на трассе, пакет акций асфальтового заводика и автосервис «Горизонт», где авторитет разместил свою штаб-квартиру.

Дядя Миша ехал сюда, чтобы в самой деликатной форме высказать Постному свои претензии: раз хозяин «Ветерка» платит за свою защиту, а взамен получает зуботычины и пинки от залетных ухарей, то получается, что никакой защиты нет. Значит, и платить не за что. Конечно, о том, что он перестает отстегивать бабки, Шубин заикнуться не смел. Но можно поговорить о другом. Дядя Миша просрочил выплаты, он только закончил ремонт закусочной, поменял кровлю, сделал подвесной потолок, купил кое-что для кухни. Короче, капитально вложился. Но теперь с учетом набежавших процентов он должен Постному четыре тысячи долларов. Шубин вправе попросить об отсрочке по выплатам долга. Если Постный даст ему передых хотя бы месяца в два, можно будет перекрутиться.

— Я понес убытки, — начал дядя Миша. — Мало того, что меня расписали, чуть насмерть не убили. Черт с ним, у меня шкура дубленая. Потерплю. Так они повара огнетушителем так огрели, что Рифату в больнице семь швов наложили. Он отказывается работать, грозится уйти. Рифат боится, что в следующий раз его убьют, тогда дети останутся сиротами. Кто их будет поднимать? Он хороший повар. Пришлось прибавить ему зарплату…

— Ладно, не гони порожняк, — махнул рукой Постный. — Семь швов. Дети. Подумаешь, какое дело. У меня намечается большая война с Гребнем. Он претендует на мою территорию. И настроен очень серьезно. Теперь конфликта не избежать. А где война, там и жертвы. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул дядя Миша. С этим утверждением трудно спорить. — Чего тут не понять.

Постный считал себя человеком с развитым чувством юмора. Добрую шутка, хороший розыгрыш для него дороже денег. На встречу с Шубиным он согласился, чтобы вернуть часть долга, а заодно уж немного поразвлечься, пугнуть мужика и поднять настроение себе и парням, которые сидели в смежной комнате. Через тонкую фанерную дверь Игорь Желтовский и Дима Кубик слышат каждое слово. И ловят кайф.

Кубик и Желтый с другой стороны двери с трудом подавляли приступы смеха. Желтый, сидя на краю стула, согнулся пополам и, чтобы не заржать в голос, обхватил ладонями подбородок, зажал себе рот. Кубик умел смеяться беззвучно. Он откинулся на спинку кожаного кресла и выдавливал из себя звуки, похожие на кваканье лягушки. Отсмеявшись, прошептал, подражая интонациям своего босса:

— Начинается война с Гребнем. Он претендует на мою территорию. Каково? А ты хотел старика замочить. Балда. Его еще долго доить можно. Таким макаром. И шуток он совсем не понимает.

— Я его только на словах хотел мочить, — прошептал в ответ Желтый. — Только на словах. А ты едва в натуре едва не замочил.

Желтый прислушался к разговору за дверью и снова беззвучно затрясся, схватившись руками за живот, который словно судорога свела.

Постников полистал записную книжку, хотя помнил все цифры назубок.

— Ты привез деньги? Ну, которые задолжал?

— У меня с собой две тысячи, — Шубин шлепнул ладонью по папке, лежавшей на коленях.

— Всего две?

— Но я хотел на эти деньги… Я хотел попросить об отсрочке.

— Какая к черту отсрочка? — сыграл негодование Постный. — Моей бригаде нужны новые люди. Нужно оружие, чтобы защищать таких, ну, вроде тебя. А ты говоришь: отсрочка. По-твоему кровь моих пацанов — это клюквенный морс, которым ты торгуешь в своей харчевне? Кровь молодых парней, которую они за тебя проливают, не стоит жалких денег? А?

— Стоит, конечно, стоит, — дал задний ход Шубин. — Но у меня безвыходное положение. Поле того, как построили столовку в пяти верстах от «Ветерка», выручка упала. На эти две штуки я хотел выставить столики перед закусочной, натянуть цветной тент. И на воздухе готовить шашлыки. Тогда бы доходы увеличились и…

— У всех безвыходное положение, — не дал договорить Постный и снова стал листать записную книжку. — Значит, Гребень хотел увеличить твою аренду на пятьдесят процентов? Так? Очень хорошо. В смысле шиш ему. С этого дня будешь отстегивать мне на двадцать процентов больше с оговоренной суммы. Только двадцать, а не пятьдесят. Усек?

Дядя Миша повздыхал, понимая, что все разговоры бесполезны. Напрасно он только приехал. За своими деньгами Постный гонцов прислал бы. Шубин расстегнул папку, выложил на стол две штуки, завернутые в кусок газеты. Постников пересчитал деньги и напомнил, что на дяде Мише висят еще два штукаря. Если не вернет деньги к началу следующей недели, пойдут ежедневные штрафные проценты и проценты на проценты.

— Заманаешься отдавать, — мрачно пообещал Постный и, чтобы повеселить ребят в соседней комнате, добавил. — А я не смогу или не захочу сдерживать Гребня и его отморозков. Тогда пеняй на себя. Боюсь, что все может плохо кончиться. Будет очень больно.

Во время получасового обеденного перерыва Дашка протирала столы, а Рифат по своему обыкновению баловался гранатовым напитком. Он не снимал с бритой головы поварской колпак, чтобы не показывать всем подряд рваную рану, кое-как заштопанную хирургом. Дядя Миша вышел в зал, поманил племянницу рукой, когда Дашка подошла, взял ее под локоть и увел за собой в подсобку.