Маша без медведя - Ольга Войлошникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На втором этаже мы повернули не налево, к директорше, а направо и пошли вдоль коридора, минуя редкие двери с надписями «Преподавательская», «Музей», Библиотека'. На прочих нескольких дверях никаких табличек не было. Допускаю, что они и вовсе были закрыты, а помещения за ними — присоединены к тому же музею или библиотеке. В конце коридора обнаружился ещё коридор, ведущий налево, а направо — лестничная клетка, поднимающаяся на третий этаж.
— На третьем этаже — спальни, — негромко сказала Наталья Дмитриевна, предварительно оглянувшись по сторонам. Ваша будет третья.
— Это самая старшая?
— Нет, барышня, самая старшая — четвёртая. Там восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый класс.
— Это откуда ж такие большие цифры? — удивилась я.
— Так, тут оно просто всё. Первого сентября смотрят, сколько вам есть лет — в такой класс и идёте! — Наталья Дмитриевна высоко подняла брови, демонстрируя мне, как на самом деле всё гениально устроено.
— А самый младший класс тогда какой?
— Девятый. Учреждение у нас средней и старшей ступени, все девочки помладше в специальном приюте содержатся. В первой спальне самые наши маленькие — девятый, десятый одиннадцатый классы. Во второй — двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый…
— А в нашей, выходит, пятнадцатый, шестнадцатый и семнадцатый?
— Верно. Четыре спальни — четыре отделения.
М-гм. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Я, получается, в своём отделении буду из старших. То есть, из тех, кто раньше был середнячком и только-только дождался возможности покомандовать. По-любому, там есть свои заводилы, командирши и вообще звёзды. И тут — я.
11. СПАЛЬНЯ НОМЕР ТРИ
А Я-ТО ДУМАЛА ОБ УЗКОМ МИРКЕ КОМНАТЫ…
Я молча шла за кастеляншей, раздумывая о грядущем. Под убогую закосить, что ли? Нет, четыре года не продержусь. Ладно, посмотрю сперва, что тут как — может, здешние девицы — одуванчики сплошные? Хотя, чрезмерно я бы на это рассчитывать не стала.
Сквозь широкие окна виднелся точно такой же корпус напротив, через внутренний двор. И, кажется, ещё один корпус замыкал квадратный контур здания — сейчас это рассмотреть не представлялось возможным.
Что замечательно, кое-где вдоль правой, внутренней стены, ведущей в помещения, тоже шли окна. Занятно. Почему не везде?
Я вспомнила, что не уточнила бытовой вопрос:
— Наталья Дмитриевна, а где у вас стирают-то?
— Стирают? — немного удивилась она. — Так в прачке.
— И как туда пройти?
— Ой, барышня, зачем же вам туда ходить?
У меня возникло странное чувство, как будто мы говорим на разных языках.
— Так как же я буду стирать? Юбки и это всё…
— Что ж вы придумали! Сами вы только воротнички стираете да ещё, кто желает — платочки. На этаже комнатка есть с утюгами.
— А остальное как?
— А сейчас покажу! — Наталья Дмитриевна бодро прошуршала по коридору третьего этажа до ближайшей двери с крупной цифрой «3» на правой створке: — Сюда! Покамест, на ближайший год, здесь будет ваше прибежище…
Спальня оказалась большая. Реально — здоровенная. И очень светлая, не смотря даже на то, что посередине комнаты в два ряда, дверцами на обе стороны, разделителем возвышался невысокий строй шкафов. Надеюсь, у них тут не часты землетрясения? А то как рухнет эта крепостная стена на кого-нибудь…
По двум длинным сторонам комнаты шли ряды кроватей, установленные изголовьями к стене. Рядом с каждой кроватью, отделяя их друг от друга, стоял высокий комод с четырьмя ящиками. И всё, просто всё было пронумеровано.
Номерки выглядели весьма элегантно, но присутствовали, повторяю, на всём — на изножьях кроватей, на верхних ящиках комодов, вверху дверец шкафов… Кастелянша снова заметила мои взгляды и пояснила:
— Бывает, что у иных воспитанниц характер сложный. Вот они начинают козырять: «это мой шкафчик», да «это не твой»… А кто тихони — плачут да обижаются. Вот госпожа директриса и распорядилась пронумеровать, чтобы никаких препирательств не возникало.
— Действительно, не поспоришь.
Похоже, мой ответ Наталью Дмитриевну приободрил, и она подсказала:
— Ваш номер будет триста сорок пятый.
— Это сколько ж здесь воспитанниц? — поразилась я. — Больше тысячи?
— Да нет, это ж для удобства! — махнула рукой она. — Третья спальня — значит, первая циферка три. А в спальне номер сорок пятый.
— А-а, — поняла я, — то есть, пока здесь сорок четыре человека живёт?
— Верно! — обрадовалась Наталья Дмитриевна моей догадливости.
Получается, на всю гимназию человек где-то сто семьдесят. Ага. Но сорок четыре в одной спальне! Это ж как казарма! Я такое только у штурмовиков и видела.
Кастелянша бодро завернула за шкафы. Ну, даже если бы она не сказала мне номер, по горе моих пакетов я бы и так догадалась.
— Если всё не влезет — что делать?
— А, барышня, отправляйте ко мне в хранилку. Упакованное, записанное, всё по полочкам, никто не тронет. Надо будет — достанем!
— Понятно.
Вокруг каждого спального места была организована блестящая бронзовым трубчатая конструкция — стойки и прикреплённые к ним и к стене горизонтальные перекладинки, на которых висели шторки. Наталья Дмитриевна ловко продемонстрировала мне, как в пару секунд можно превратить своё спальное место в некое подобие примерочной кабинки из магазина одежды — для удобства переодевания.
— Уходя на занятия, вы уж раздёргивайте; госпожа директриса велит, чтоб проветривалось. Распорядок дня и расписание занятий, извольте видеть, в рамочке около двери висят. Да оно и само быстро запомнится — вы же вместе со всеми будете. Убираются у нас горничные, ваше — только личное. Постель утром вы сами заправляете. В шкафчике и в комодике уж содерж и те порядок. По субботам проверка и смотр обязательно. А бывает, что инспекторша придёт да заглянет, так чтоб не осрамиться.
— Ясно. А умываться где?
— Пойдёмте!
Из спальни выходило две двери — в «санитарный блок» (умывальня с нумерованными полотенечными кабинками и баком для грязного белья, уборная, душевые) и в «Класс для самостоятельного приготовления уроков» (обычный класс — парты, доска, пианино в углу. Тут номерков не было, не знаю уж, из каких соображений).
Кастелянша ещё рассказывала, как сдавать в стирку, да как забирать, но я слушала вполуха, потому как к услугам прачечной прибегать не собиралась.
Мы вернулись в спальню как раз в тот момент, когда в двери с грохотом въехала большая сетчатая тележка на колёсиках.
— Принимайте, барышня! — деловито объявила Тома и принялась выкладывать мне на кровать мой новый скарб.
Кастелянша похлопала по крышке комода:
— Иголку с нитками тут положу, для меток. В верхнем ящичке у вас три полотенца, мыло, шампунь, зубная щётка с пастой, губка, зеркальце малое и гребешок. Как что закончится или в негодность придёт — горничной скажи́те, заменим.
— А для обуви?
— Это в гардеробной, внизу. Также у вас будет шкафчик. Там и для пальто отдел, и для обуви. И щётки имеются. А можно у шкафчика снаружи оставить — Ефимыч почистит, у него для этого машинка специальная есть.
— Я ваши уличные вещи сразу туда отвезла, — Тома встала рядом со своей коляской как солдат. — Хотите сходить, посмотреть?
— А там такие же номерки? А на двери большие номера отделений?
— А как же! Ясное дело!
— Тогда не пойду. Здесь бы успеть разобраться. А обед во сколько?
— В час, — хором ответили они.
— А сейчас?
Наталья Дмитриевна приподняла манжету, под которой обнаружились часики на кожаном ремешке:
— Половина двенадцатого.
— Нет, не пойду. Разберусь тут. Время бы мне не прошляпить.
— Тык, там, над входом в комнату тоже часы есть, — махнула Тома, — они правильно идут.
— Только уж успейте переодеться, — озабоченно посмотрела на меня кастелянша. — И причёску придётся в косу переплести.
— Причёску?
— Не положено. В следующий разряд перейдёте, там можно узел на затылке носить. Семнадцатый класс — простая коса, одна.
Мне даже как-то стало смешно:
— Именно одна, не две?
— Две — это ж малышовые, — добродушно всплеснула руками Тома.
— А опоздать не переживайте, за вами перед обедом зайдёт классная дама, — успокоила меня кастелянша.
С этим напутствием обе они ушли.
Я оглянулась в этой гулкой и пустой девчачьей казарме. Пожалуй,
