Золотая кровь - Ляна Зелинская

− Кстати, познакомься, это Морис, − Виго указал рукой на сыщика. − Он в некотором роде детектив, как говорят на севере, и будет помогать нам в поисках виновника.

− Очень рада! − Оливия шагнула навстречу Морису и решительно протянула руку для рукопожатия.

Морис сильно удивился такому раскрепощённому жесту, посмотрел на Виго, видимо, ища одобрения, но, не дождавшись, склонился и поцеловал руку вместо того, чтобы пожать в ответ.

− И я тоже очень рад. Много о вас наслышан, − он ещё и приложил ладонь к лацкану пиджака, изображая приветствие.

− Пффф! Не верьте всему, что говорит мой брат, − усмехнулась Оливия и добавила, чуть понизив голос: − Он приукрашивает мои достоинства и умаляет недостатки.

− Я бы сказал, что, отнюдь… совсем не приукрашивает, − пробормотал Морис с каким-то внезапным смущением в голосе

Виго заметил это смущение. Ну, ещё бы! Этот пройдоха-сыщик уж точно не ожидал, что его сестра окажется не просто красавицей, хотя об этом Виго ему говорил, а ещё и вполне уверенной в себе молодой особой, которая на всё имеет своё мнение, носит брюки и не ходит в сопровождении дуэньи. Вот об этом Виго умолчал и сейчас наслаждался моментом.

Представление Мориса о дочери гранда Акадии как о существе набожном, кротком и скромном разбилось об уверенный взгляд прекрасных тёмных глаз сеньориты Оливии. Старшая дочь Алехандро де Агилара сполна унаследовала материнскую красоту: нежный цвет лица, сочные губы и каштановые волосы, отливающие золотом. А жгучая чернота глаз вместе с упрямством и умом ей достались от отца.

И это для дона Алехандро было отдельной трагедией.

Кроме Виго у дона Алехандро родилось ещё пятеро детей. Но, увы, как бы сеньор де Агилар ни мечтал о доме, полном сыновей-продолжателей рода, судьба в этом вопросе над ним посмеялась. Двое мальчиков умерли сразу же после рождения. Третий мальчик родился таким слабым, что все думали, он не доживёт и до года. Назвали его Домеником, в честь главного святого покровителя города, и все уже заранее вздыхали, что сеньора Мелинда не оправится от третьей потери. Но мальчик выжил, хотя так и остался худосочным и слабым здоровьем, и ни о какой политической и военной карьере для него дон Алехандро не мог даже и мечтать. Зато Доменик чудесно рисовал и музицировал, в чём пошёл по стопам матери, и из-за этого вызывал у отца только приступы раздражительности.

Но судьба продолжала насмехаться над грандиозными планами дона Алехандро и подбросила ему в виде подарка двух крепких дочерей: Оливию и Изабель. Обеих девочек судьба щедро наделила здоровьем, умом отца и его упрямством, а ещё — красотой матери и её талантами. Пожалуй, в корзину с подарками она забыла положить только кротость и скромность, обязательные для каждой дочери знатного сеньора. И всё это богатство дон Алехандро благополучно не замечал до тех пор, пока однажды за завтраком не обнаружил, что старшая дочь Оливия не только читает политические газеты, но и уже успела превратиться в пылкую суфражистку, находящуюся в поисках «точки опоры, чтобы перевернуть весь мир». Уверенную в себе прекрасную юную сеньориту, которая не стесняется надевать брюки и критикует грандов сената. Вот тогда дон Алехандро и задумался над тем, что если он не хочет прославить своё семейство каким-нибудь пикантным скандалом, то нужно срочно пристроить куда-нибудь старшую из своих дочерей.

Изабель на тот момент было всего пятнадцать, но она уже вела себя кротко и по-женски умно. Может быть, поэтому Изабель он любил больше остальных своих детей. Она была ласковой и нежной, и, несмотря на, казалось бы, юный возраст, умела обращаться с мужчинами очень талантливо, заставляя их вести себя так, как нужно ей. Дону Алехандро это поведение было понятно и близко, и он надеялся, что благодаря женскому уму хотя бы его младшая дочь сделает хорошую партию, и поэтому всячески поощрял её поведение. А вот что делать с Оливией, он не знал.

Он пытался закрыть её в пансионе для молодых девиц, надеясь, что святые сёстры «выбьют из неё новомодную дурь» и наставят на путь истинный. Но в пансионе от неугомонной сеньориты де Агилар постарались быстро избавиться, потому что она не только не боялась строгих наказаний сестёр, но ещё и провоцировала других пансионерок на вызывающее поведение. После неудачи с пансионом дон Алехандро отправил её в Старый свет, к тётке. Но Старый свет с его чопорными салонами и пожилыми дамами, подругами тёти, тоже не смог исправить характер старшей дочери дона Алехандро. Тётя отправила её обратно вместе со своим благословением и письмом, в котором умоляла дона Алехандро большей не присылать к ней столь «раздражающую юную особу».

В итоге, куда бы Оливию ни пытался пристроить отец за эти годы, спустя какое-то время она снова возвращалась в особняк на авенида де Майо, как боевое оружие ольтеков, прилетающее обратно к тому, кто его запустил. На все попытки отца наставить её на истинно женский путь Оливия отвечала презрительно-высокомерной усмешкой, которая выводила дона Алехандро из себя. А на его угрозы оставить дочь без приданого она лишь пожимала плечами и говорила, что тогда будет вынуждена пойти в журналистки и станет обеспечивать себя сама. И даже принесла в дом печатную машинку. И что-то хуже этого придумать было трудно.

В такие моменты дон Алехандро, кажется, был бы даже рад, если бы она ходила по галереям, театрам, поддерживая талантливый сброд, или просто рисовала и музицировала, как её мать.

Зато у Виго с Оливией, или попросту Лив, всегда были самые тёплые отношения. Она приезжала к нему во Фружен и часто писала письма, рассказывая о том, что происходит дома. Она тоже интересовалась наукой и не разделяла ценностей отца, и в этом они были похожи. Именно Оливия прислала ему первое письмо, в котором написала, что в доме творится что-то странное, и попросила его приехать. Потом пришло ещё одно письмо о нападении на их карету, а потом третье. Об отце. Его привёз один из слуг и рассказал ещё и то, что Оливия велела передать на словах.

В тот же день Виго сходил в Департамент сыска к одному из своих знакомых, через него нашёл Мориса, и вдвоём с ним, не мешкая, они отправились в Акадию. Все семейные распри были забыты, потому что на кону стояло выживание семьи Агиларов.

−