Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим - Владимир Гамаюн

Старатель Вася из Алдана

Нерюнгри в простонародье «Нюрка», южная, но всё же Якутия. И в который раз судьба преподносит мне свои сюрпризы. Вот и в этот раз нежданно-негаданно я оказался под следствием за то, чего не совершал. Как это в жизни бывает, помогли «доброжелатели»: донесли, «капнули» в лучших традициях сталинских времён. Ну а ментам лишь нужно было «остро» и своевременно отреагировать на этот «сигнал» и принять меры.

Для начала меня не хило попинали, заставляли подписывать какие-то бумаги, а потом дубинкой долго наставляли на путь истинный. Пока эти фараоны надо мной куражились, отыскался и «тот парень», за которого я отдувался. Глубоко разочарованные менты выпнули меня на свет божий, пообещав на «посошок» упечь меня, когда я опять стану их клиентом. Со мной в камере, в ожидании суда, прозябал молодой мужик, старатель с Алдана, «дразнили» его Василием, и это моё небольшое повествование не обо мне, а о нём.

Пока шло следствие, я валялся на нарах, зализывая свои физические и душевные раны, и у меня всё ещё теплилась надежда, что следаки разберутся, что я не заблудшая овца, но чист аки агнец божий. Василий – полная противоположность мне, пока я давил нары в ожидании жидкого чая и баланды, он с самого утра энергично делал зарядку, потом в течение дня приседал, отжимался, прыгал, боксировал с тенью, и т. д. Я как-то сдуру под… нул его: «К какому чемпионату ты, Василий, готовишься?» Ответ был прост: «К тому, который продлится для меня восемь лет». Любимое чтиво для него было УК РСФСР, который он знал на «зубок». Менты Васю уважали за характер, за серьёзную статью и за срок. который ему корячился. Хотя он и был не речист, всё больше молчал, боясь обронить ненароком лишнее слово, но мне немного рассказал о себе и как «залетел» по-глупому. Тяжело ему было держать всё это в себе.

Вася «старался» в одной из артелей Алдана и в какой-то момент, поддавшись искушению, пошёл ва-банк и увёл энное количество презренного металла, решив, что риск – это благородное дело, и государство от этого не обеднеет. Помня, что язык мой, враг мой, Вася особо не откровенничал, а я, всё понимая, тоже не любопытничал, найдёт нужным, расскажет.

Русский человек всегда был крепок задним умом, добротой и верой в «авось». Авось повезёт, авось «пролезет», а вдруг не попадусь, и всё на авось. У Васи тоже всё было шито-крыто, и уже казалось, что наше родное авось сработало, но подвела парня доброта и опять же, «авоська». Случайно встретив старого кента, с которым он когда-то батрачил в артели и который уже не один год толкался на «биче», Вася душевно угостил того, потолковали о жизни, о старательском фарте, разговор под водочку «вязался» ладком, и было, что вспомнить и кого помянуть. По пьяной лавочке Вася случайно обмолвился, что он в куражах, и вся его дальнейшая жизнь будет тоже в шоколаде. Кореш всё мотал на ус да подливал Василию в гранёный стопарь, забывая про себя. Он давно «устриг» пачки ассигнаций в Васькиных карманах и кожаном, увесистом «лапотнике».

Расставались кенты неохотно, долго жали друг другу руки и обнимались до тех пор, пока увесистые пачки и Васин кошель не поменяли хозяина. С зарплатой за полгода они перекочевали в дырявый карман бича, после чего тот шустро слинял с Васиного штормящего горизонта. На утро он не помнил ни того, с кем был, ни того, где был и куда испарились его артельские трудодни. Он был пуст, как бубен шамана. Пока бедолага валялся в гостинице, маясь мыслями и головной болью, менты не спали и к вечеру нанесли ему визит со всякими разными расспросами и наручниками наготове.

Как и положено, все, кто не работает, бичует, квасит по-чёрному, были у ментов на заметке, и когда Васин корефан стал брать водку ящиками, закусь мешками да ящиками да ещё в сопровождении свиты, толпы таких же отбросов, как и он сам, его сразу взяли за жопу: «Рассказывай, кнут, как на духу, кого бомбанул? Только не говори, что нашёл на дороге и уже нёс нам в ментовку». Вывернули «лапотник» наизнанку, а там документы Васькины, деньги и несколько «рыжих» самородков. Это же надо какая удача, ведь это сразу звезда на погон аль даже медалька на грудь из жести. У ментов даже головки закружились от таких перспектив, вот это удача, вот это фарт! Вот так и влип Вася по своей же вине по самое «не хочу».

Ну а пока он ждёт этапа на суд в Алдан, где и «пошалил» с золотишком. Менты таскают ему в камеру курево и уважительно зовут по имени, отчеству. Вскоре Васю увезли на суд, скорый и правый да ещё и показательный, дабы другим неповадно было. И, да здравствует наш советский суд, самый гуманный суд в мире. Скорого тебе «звонка», сиделец Василий, или хотя бы УДО. Ты выдержишь, Вася!

Старатель по жизни, Мыкола «Седой»

Колёк, погоняло «седой», старатель по жизни, он из тех, про кого говорят: «рубаха парень». Жил по совести, а не по понятиям, на чужое никогда не зарился, для друга мог последнее отдать. За двадцать лет «старания» на Магаданском прииске, в артели имени «Гастелло», бабок заработал немерено, но всегда жил на широкую ногу, и они у него не задерживались. Так было двадцать лет, из года в год. В «Нюрку» Коля попал случайно да так и прижился здесь, не поехал больше в свою артель. Случайно и с женщиной познакомился случайной и страшной, как моя жизнь. В своё время она держала в своих нежных «женских» ручках всю женскую зону. За какие дела она схлопотала солидный срок, никто не ведал, и её прошлое было покрыто мраком неизвестности. Колёк звал её «Коблой» и «Гермафродитом», наверное, потому, что она брилась как мужик, как мужик курила папиросы «Север», говорила мужским, хриплым, пропитым голосом, и никто и никогда не видел её в юбке. В женской бане она тоже не бывала, мылась только в отдельных душевых. Ходила в кирзачах и брезентухе, поскольку работала «лепилой», то есть сварщицей, пахала она как зверь и варила отлично.

Мужики её боялись и шарахались от неё, как чёрт от ладана, и были на то веские причины. Никому не дано было понять, чем она Мыколу приворожила, околдовала, но «прилип» он к ней крепко. Любовь зла настолько, что несмотря на то, что не было более непохожих людей, чем Колёк и Кобла, а вот подишь ты. Любовь! Ложь, что браки заключаются на небесах, на самом деле это бесы тешатся, всё идёт от бесов (это просто, как один из вариантов).

Оставляем в покое «голубку», ведь сказ-то о «голубе», то есть Мыколе. Батрача последний сезон в артели, Коля получает из дому письмецо, в котором родные пишут, что мать болеет шибко и уж совсем плоха. В конце сезона Коля получает свои «трудодни» и летит к «нэньке Украине» и своей родной нэньке, которую не видел изрядное количество лет. В те времена на северах людям, улетающим на Большую землю или, как ещё говорят, на Материк, зарплату и отпускные выдавали «аккредитивами», по ним можно было получить свои кровные в любой сберкассе, но не ниже районного масштаба. В случае утери или ограбления, аккредитивом никто не сможет воспользоваться, а другой раз и сам хозяин, если у него с «бодуна» будут ручонки трястись. Во все времена людей, едущих с заработков, грабили, грабят и будут грабить. А грабит их другая категория старателей – это «романтики с большой дороги».

Это у них осенью начинается страда и самый «сенокос», ворьё не упустит любого пьяненького, будь-то старатель, лесоруб, рыбак после путины. У этих тварей всё «схвачено»: поезда, вокзалы, аэропорты и т. д. И зачастую милиция, которая «меня бережёт», с ними в доле.

Мыкола всю эту «кухню» давно знал: сам, будучи не раз и ограбленным, и обобранным, и по головушке непутёвой битым, поэтому в дороге бухать поостерёгся и нормально долетел до дома, до хаты. На северах уже завьюжило, а в Украйне всё ещё было зелено и зимой пока и не пахло. Колёк в родном райцентре набрал гостинцев три мешка да три ящика, на всю родню ближнюю и дальнюю, не забыл и про соседей, кумовьёв. Загрузил всё это в такси районного масштаба, то бишь старый «Москвич» и вкатил в родной хутор королём.

Мать, видно, передумала умирать и возилась на грядках, в огороде. Кольку старая за сына не признала, потому-то и кликнула соседей, чтоб выкинуть за тын этого седого мужика, набивавшегося ей в сыновья. Да и как его признаешь, ведь уезжал из дому молодой, худенький, черноволосый парубок, а тут стоит здоровенный хряк, с белой головой и грудью, густо заросшей курчавой, тоже седой шерстью. А у Кольки, по артельской привычке, как всегда, всё на «ростопашку», пузо до пупа голое, любуйтесь все моим «момоном».

Кое-как Мыколу всё же опознали, признали и узнали, и всё вокруг него сразу завертелось, закружилось. Ведь нужно гостя дорогого приветить, встретить по-«людски» и угостить по-человечески. А уж причина-то для застолья какая, тут и сам председатель колхоза, строгий мужик, слова не вякнет. Срочно «завалили» кабанчика – «свежина» будет на столе да колбаска домашняя колечками с пылу, с жару, сделают и кровяную колбасу с кашей да салом. Попозже подадут на стол и свиной желудок, сальтисон, вынутый из-под пресса, и который тоже набит свининой со специями. Это украинское фирменное блюдо! А колбасы, сальтисон да сало – самая традиционная еда на Украине.