Морпехи - Натаниэль Фик

— Использовать резерв, — приказал он.

Мы плыли два часа. Когда волны сталкивались с лодкой, ледяные брызги, словно иголки, кололи незащищенные комбинезоном участки моего тела. Каждый раз, находясь под волной, я думал, что мы перевернемся. Прожекторы показывали, что нам нужно было брать левее. Я представлял себе людей, каждый день ездящих из пригорода на работу и обратно. Они, наверное, в это раннее утро уже сидят за рулем своего теплого автомобиля, слушают радио, пьют кофе маленькими глотками. В передней части шлюпки у одного из морских пехотинцев явно было переохлаждение. Он перестал дрожать, губы стали бледными, с синеватым оттенком. Мы пытались, как могли, обнять его, поделиться нашим теплом и оградить его от холодных брызг. Капитан Уитмер сидел на трубе планширя. Ни дискомфорт, ни увещевания, ни риск не смогли бы заставить его повернуть обратно.

Вскоре после восхода мы заплыли в Дель Мар, и я вступил с Уитмером в некое подобие конфронтации: алгоритм его действий оставался мне неясен.

— Сэр, почему вы, по крайней мере, не попытались попасть на борт корабля? Зачем заставлять солдат страдать? Мы все равно, при реальных операциях, никогда не будем использовать лодки.

Капитан долго смотрел мне в глаза, он как будто был удивлен тем, что я не понимаю его намерений.

— Нет, дело не в снаряжении. И даже не в операции. Дело в людях. — Он окинул взглядом солдат, сейчас, в утреннем солнечном свете, они смеялись и мыли лодку. — Когда рота страдает, мы не тратим зря время и не оскорбляем друг друга. Когда дела плохи, наши морские пехотинцы учатся взаимодействию, взаимопомощи, и это вернется нам сторицей. Если этому батальону будет суждено участвовать в настоящей военной акции, «Браво» даст нам сигнал, и мы тут же будем готовы.

Однажды утром, незадолго до нашей передислокации, я пришел в офис, чтобы найти Джима Била, друга по Квантико, с которым мы сидели вместе за партой. Мы не видели друг друга со времен окончания ШОСП. Я снял вещевой мешок и крепко пожал его руку. Джим объяснил, что его послали в 1/1 в качестве передового артиллерийского наблюдателя. Эти офицеры, экспедиционный отряд МП, работали рука об руку с командирами взводов, обеспечивая их огневую поддержку. Я не мог поверить своей удаче и спросил Джима, как получилось, что его направили в роту «Браво».

— Я спросил, кто самый хреновый командир взвода оружия, и они послали меня к тебе.

— Да? Вероятно, они хотели хреновому командиру взвода оружия подобрать достойную пару — хренового передового артиллерийского наблюдателя.

Мое счастье было недолгим. В записке на моем столе говорилось о том, что старший орудийный сержант присоединится к моему взводу в конце недели. Я понимал последствия этого события. Мне придется понизить штаб-сержанта Кита с должности заместителя командира взвода до командиров минометной секции. Я пулей влетел в кабинет капитана Уитмера, но он только покачал головой. Вне зоны его командования. Я попытался поговорить с первым сержантом, он был ответственным за кадровые перестановки во взводе. Тот же ответ. Бюрократическая машина. Более опытные морские пехотинцы были очень хорошо с ней знакомы, и чтобы добиться своего, нужно было потратить кучу времени и сил.

Это задевало. Зачем портить отношения с хорошим взводом прямо перед его передислокацией? Почему мнение командира взвода или даже командира роты не берется в расчет? Мы очень сильно сблизились с Китом. Вместе мы делали хорошую работу. Я позвал его в офис, ожидая чего угодно, даже драки в качестве реакции на новость.

Но все-таки я плохо его знал. В конце нашего разговора штаб-сержант начал меня утешать, убеждая, что новый заместитель командира взвода хороший чувак. Кит сказал, что ему нравится работать с минометами, пусть даже у них низкий показатель ТНЭВ.

Я попался на крючок. «Что значит ТНЭВ?» «Телки На Это Ведутся, сэр. Член футбольной команды — высокий ТНЭВ. Член шахматного клуба — низкий ТНЭВ. Заместитель командира взвода — высокий ТНЭВ. Командир минометной секции — низкий ТНЭВ. И не имеет значения, что минометы обладают самой высокой огневой мощью. Жизнь несправедлива. Вам разве не говорили об этом в колледже?

Чувствуя себя актером на съемочной площадке, я стоял в форме цвета хаки у перил корабля. На пристани, далеко вдали, толпа людей ликовала и размахивала американскими флагами, а нас в это время буксировали к причалу. Легкий бриз покрывал рябью воду Сан-Диего Бэй. Ровно в 10 утра, 13 августа 2001 года, корабль ВМС США «Дубьюк» скользил под длинным мостом Сан-Диего — Коронадо, плывя из Пойнт-Лома в открытый Тихий океан. На полетной палубе морские пехотинцы и матросы выстраивались в шеренгу вдоль перил: руки сомкнуты за спиной, глаза устремлены вперед. Безмолвная тишина, ветер и мы, впитывающие в себя пейзаж линии горизонта города и пляжей Калифорнии.

«Дубьюк» и два других корабля ВМС США «Пелелиу» и «Комсток» составляли дежурную группу Десантно-высадочных средств (ДВС). Три корабля ДВС везли на своем борту Пятнадцатый экспедиционный отряд МП. В экспедиционном отряде МП числились две тысячи морских пехотинцев, включая наш пехотный батальон, эскадрилью вертолетов, получивших в качестве подкрепления четыре реактивных самолета, а также части материального обеспечения. В следующие шесть месяцев мы для половины мира будем американским «боеготовым подразделением».

В то время как я у перил любовался берегом, становящимся все более туманным и серым, ко мне подошел штаб-сержант:

— Мои поздравления, сэр. Для вас это первый шаг на пути к превращению в такого бывалого воина, как лейтенант Хэдселл.

— Прежде чем почувствовать себя опытным воином, мне придется высадиться на берегу некоторых зарубежных стран, — ответил я, но его мыслям не улыбнуться не мог. — Предскажешь что-нибудь этой колымаге?

Он нагнулся к перилам, вытянув руки над водой, на секунду озорство покинуло его глаза:

— Ну, я слышал, как пехотинец из пятнадцатого говорил кое-что стоящее. Мы только вернулись домой спустя месяцы, проведенные в пустыне, после того как Саддам, в 98-м, вышвырнул инспекторов ООН. Пропустили кучу дней рождений, юбилеев, рождений детей и так далее. Морские пехотинцы были раздосадованы своим бездельем. А один из них ответил: «Никогда не сожалейте об отсутствии настоящих операций. Сейчас у вас бесценные воспоминания и нет рядом духов».

«Дубьюк» находится в строю с 1967 года, служил еще у побережья Вьетнама. Длиной в пятьсот шестьдесят девять футов, водоизмещением в шестнадцать тысяч тонн, корабль вез на своем борту четыреста человек членов экипажа и пять сотен морских пехотинцев со скоростью около пятнадцати узлов. Пятиярусная надстройка занимала переднюю треть судна, полетная палуба — остальные две трети, и она доходила практически до кормы. Ниже располагалась отличительная особенность «Дубьюка» — колодезная палуба, что-то типа гаража для лодок. Вход в колодезную палубу обеспечивала гигантская створка реверса тяги на корме. В соответствии с иерархией ВМФ принятые на военную службу морские пехотинцы и матросы жили за корабельной палубой, в катакомбах с тесными коридорами, напичканными пароподводящими трубами и электрическими проводами. Офицеры флота и морской пехоты жили в каютах на верхних палубах.

Жизнь на борту военного корабля, особенно такого, которому около сорока лет, похожа на жизнь в муравейнике: постоянные передвижения и шум. Корабль то и дело качался и поворачивал, еда падала со столов, люди, в свою очередь, падали с коек. Когда корабль плыл, то был слышен скрежет и скрип стали. Мотор ревел, котлы шипели, корпус корабля рассекал океан. На случай затопления металлические ворота шлюза должны были оставаться закрытыми, поэтому днем и ночью закрытие и блокировка ворот сопровождались скрежетом. Свистки, гудки и звон колоколов оповещали о мероприятиях дня: подъем, завтрак, обед, ужин, учения и отбой. Переговорное устройство корабля и постоянно жужжащие телефоны сливались в единую какофонию. Новоприбывшие быстро понимали, что лучше носить затычки для ушей.

«Дубьюк» был спроектирован как флагманский корабль флота, что означало наличие второго трапа для адмирала и дополнительные спальные места для офицеров. Так как фактическим флагманским кораблем нашей маленькой флотилии был «Пелелиу», «Дубьюк» вез на своем борту меньше офицеров, чем мог бы принять. Поэтому каюта на четыре человека была в моем полном распоряжении. За эту роскошь я платил — у места моего обитания появилось второе назначение: вещевой склад для всех и каждого. Одного взгляда на мою каюту было достаточно для раскрытия намерений морских пехотинцев с судна «Дубьюк»: три доски для серфинга, четыре сумки с клюшками для гольфа, четыре гитары и куча шорт-гаваек. Мы все еще жили в мирном времени.

Каждое плавание по западной части Тихого океана начиналось с испытательного срока — пятидневной парилки на пути на Гавайи. Это время давалось для адаптации к жизни на море, до начала основных учений. Я хорошо справлялся со своими ежедневными обязанностями, вставал в пять тридцать, чтобы оказаться на взлетно-посадочной полосе палубы прежде, чем станет невыносимо жарко. Затем принимал прохладный, солоноватый душ, ел завтрак в офицерской столовой, которая на кораблях называется кают-компанией. Явыделил утро для работы: планирование учений, чистка оружия, а также перелопачивание документов. Больше всего мне нравилось читать лекции своим морским пехотинцам. Яиспользовал свои инструкции с КПО, чтобы не забывать тактику, а чтобы рассказать о знаменитых сражениях, вернулся к лекциям в колледже. Патрик делал то же самое, но ему было труднее: он учился на экономическом. Кабинеты, закрепленные за нашей ротой, зачастую были переполнены морскими пехотинцами, изучающими эффективный рынок и способность быстро применяться к обстановке или оправляться от удара.