Создатели небес - Фрэнг Герберт

— О чем тут знать?

Он убрал руку и снова взялся за руль.

— Хорошо, дорогая. Как скажешь.

Турлоу завел мотор, выехал на дорогу. Ехали в молчании. Шины шуршали по мокрому асфальту, мимо проносились другие машины с ярко горящими фарами. Турлоу подрегулировал поляризующие очки. Это было нелегко: очки должны обеспечивать хорошую видимость и в то же время защищать глаза от боли, от внезапной вспышки света.

Через некоторое время Рут сказала:

— Я не хочу ссор и неприятностей. Подожди меня в машине. Если понадобится помощь, я позову.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я зашел внутрь вместе с тобой?

— Он ничего мне не сделает, если будет знать, что ты здесь.

Он пожал плечами. Возможно, что она была права.

Разумеется, она должна была изучить характер Нева Хадсона. Но Турлоу все еще испытывал ноющее чувство отложенного решения. Он подозревал, что события нескольких последних дней, даже угрожающее столкновение этого вечера имели какой-то странный смысл.

— Зачем я вышла за него замуж? — спросила Рут. — Я до сих пор задаю себе этот вопрос. Бог знает. Я — нет… Казалось, просто подошел момент, когда… — она пожала плечами. — После сегодняшнего вечера я раздумываю, знает ли кто-нибудь из нас, зачем мы делаем то, что делаем, — она взглянула на Турлоу. — Почему так получается, милый?

Турлоу вздохнул. Вопрос бил прямо в точку. Не «кто эти существа?», а — «чего они хотят? Почему лезут в нашу жизнь?»

8

Фраффин пристально смотрел на изображение над рабочим столом. Это был Лутт, Капитан Корабля, широколицый чем с кожей стального цвета, жесткий и резкий в решениях, которому, однако, недоставало проницательности. В нем сочетались все лучшие качества управляющего технической стороной работ, но эти самые качества мешали его теперешнему назначению. Он явно приравнивал хитрость к осторожности.

Миг молчания оповестил Лутта о том, что Режиссер недоволен. Фраффин почувствовал, что кресло сжимает его, взглянул на серебряную сесть пантовива на противоположной стороне каюты. Да, Лутт был в точности как аппарат. Его нужно было правильно приводить в действие.

Фраффин провел пальцем по челюсти, сказал:

— Я не приказывал беречь невосприимчивого. Тебе было велено доставить женщину, и немедленно!

— Если я совершил промах, я покрыл себя несмываемым позором, — сказал Лутт. — Но я действовал на основании последних указаний относительно невосприимчивого. То, как вы отдали эту женщину другому, то, как вы…

— Он был забавным развлечением, не больше, — сказал Фраффин. — Келексель попросил исследовать туземца и упомянул по имени конкретно эту женщину. Она должна быть доставлена немедленно, целая и невредимая. Условие не распространяется на любого другого туземца, который попытается помешать вам в выполнении приказа. Я понятно говорю?

— Режиссер говорит понятно, — сказал Лутт. В его голосе слышался страх. Лутт отлично знал возможные последствия неудовольствия Фраффина: увольнение с должности, дающей доступ к нескончаемым удовольствиям и развлечениям, окончание жизни, которая не могла надоесть. Капитан жил в чемском рае, из которого с легкостью мог переместиться на какую-нибудь третьеразрядную должность, и ничто его не спасет, ибо они с Фраффином делили одну вину, за которую последует неотвратимое ужасное наказание, если их разоблачат.

— Незамедлительно, — сказал Фраффин.

— Она будет здесь прежде, чем пройдет половина этой вахты, — сказал Лутт. — Я удаляюсь, чтобы исполнить ваш приказ.

Изображение, померкнув, исчезло.

Фраффин откинулся назад. Все шло довольно неплохо, несмотря на задержку. Представить только, Лутт пытался разделить влюбленных, манипулируя их эмоциями! Этот болван должен знать, как опасно проделывать подобное с невосприимчивым. Ладно, женщина скоро будет здесь, и Келексель сможет исследовать ее, как захочет. Все средства и инструменты для подчинения воли туземцев будут к его услугам, разумеется — как знак любезности. Пусть никто не усомнится в радушии Режиссера Фраффина.

Фраффин усмехнулся.

«Пусть глупый Расследователь насладится туземкой. Пусть оплодотворит ее. Его плоть поймет это, когда все будет сделано. Совершённое размножение приблизит время, когда ему понадобится омоложение, и куда он сунется? Пойдет назад к Главенству и скажет: „Омолодите меня, я породил нелицензированное дитя“? Его род не позволит этого, так же, как не позволит Главенство со своими закостенелыми принципами.

О нет! Келексель будет знать, что на режиссерском корабле есть свои Омолодителн, свой врач. Он приползет, умоляя, говоря себе: „Я могу произвести столько детей, сколько захочу, и черт с ним, с Главенством!“ Стоит ему однажды получить омоложение, и корабль заполучит его».

Фраффин снова усмехнулся.

Они даже смогут вернуться к чудесной маленькой войне как раз вовремя, чтобы успеть сделать из нее законченное произведение.

9

Рут была удивлена, обнаружив, что наслаждается яростью, которая сгустилась в комнате. Так долго сдерживаемое чувство, которое возникло этой ночью с Энди, наконец нашло выход. Она смотрела на то, как Нев нервно заламывает розовые руки с младенческими складочками на костяшках. Она знала, что руки выдавали его чувства, вне зависимости от того, что говорили скрытые под маской остатки чувств. Восемь месяцев совместной жизни с этим мужчиной принесли достаточно знаний. Слова слетали с ее полных губ, точно бамбуковые щепки, вонзаясь в наманикюренную душу Нева.

— Можешь сколько угодно вопить о супружеских правах, — сказала она. — Фирма теперь моя, и я не желаю, чтобы ты ошивался вокруг нее. Я знаю, зачем ты на мне женился. Ты недолго меня дурачил, Нев. Недолго.

— Рут, ты…

— Хватит! Энди ждет меня на улице. Я собираюсь забрать кое-что из вещей и ухожу!

Широкий и высокий лоб Нева сморщился. Глазки-пуговки глядели без выражения.

«Опять разошлась, вот и все. И получает от этого удовольствие, черт бы ее подрал! Я вижу это по тому, как она трясет головой, точно кобылица… блудница… кобылица… блудница… кобылка, высококлассная шлюха».

Рут отвела взгляд. Нев пугал ее, когда смотрел так. Она оглядела комнату, раздумывая, было ли там что-то, что она хотела бы сейчас забрать. Ничего. Это была комната Нева Хадсона в сочетающихся приглушенных красно-коричневых тонах, со старинными восточными безделушками, роялем в углу, закрытым футляром для скрипки, в котором скрывались три бутылки ликера и набор стаканов. Неву это нравилось.

Давай напьемся и будем играть прекрасную музыку, дорогая. Незанавешенные окна за роялем смотрели в ночь, на огни в саду, на лужайку, яму для барбекю, кованую железную мебель, с которой после дождя стекали прозрачные капли.