Ожоги сердца - Иван Падерин

Далее Сергей Викторович заверил, что по вопросу кадров к нему прислушиваются и в обкоме и в Москве, что выдвигаемая им кандидатура получит одобрение и в низах, только этой кандидатуре необходимо доказать свое умение давать объективные оценки в решении конфликтных дел, подобных делу Ярцева. Для этого следует обстоятельно проанализировать имеющиеся материалы, дополнительно побеседовать с так называемыми друзьями Ярцева, взять объективки у тех, кто с ним сталкивался по работе в автоколонне, — Рем Акимович Угодин и другие; обязательно изобличить Николаеву — кто толкнул ее защищать в печати аварийщика? — и тогда дело обернется поучительным уроком для других секретарей низовых парторганизаций. Горком наверняка одобрит такую обстоятельность…

Что и говорить, задачу Жемчугову Сергей Викторович поставил нелегкую. Опытный человек знает, на чем проверять верность долгу перед другом. В этом плане у него в голове будто кибернетическая машина работает. Подводить его нельзя хотя бы потому, что он в нужный момент помог получить назначение на хорошую должность, а теперь намекает на более серьезное продвижение. Однако с чего начинать исполнение его поручения, если, кажется, сам попал под прицел репортера из газеты? Появится фельетон вроде «После обеда на Федоровских лугах», попробуй опровергнуть.

Олега Михайловича вывел из задумчивости голос генерального директора:

— Заедем сначала в ремонтно-литейный, затем на штампы…

Тут и там придется сталкиваться с людьми, о которых напоминал Шатунов: «Поговори с ними доверительно…» Кроме того, на штампах есть один огрех, который не удается устранить и замаскировать трудно…

Однако Ирина не собиралась писать ни о Жемчугове, ни о ком-либо другом. И фотоаппарат взяла с собой просто так, по привычке. Была у нее сейчас иная забота: подписать почетные грамоты участникам авторалли по приволжским городам и утвердить маршрут мотопробега по заводам-смежникам. Генеральный директор — председатель совета мотоклуба, но к нему не так-то легко попасть. Все его время рассчитано по минутам. Опоздала проскочить к нему в кабинет до оперативки, теперь лови момент где-нибудь на пусковых объектах.

Машина нырнула под своды «Малыша». По сравнению с другими цехами ремонтно-механический кажется действительно маленьким, но попробуй обойди его пешком — дня не хватит. Только в нижнем ярусе около семнадцати километров подземных коммуникаций. Если генеральный въехал сюда на машине, не отставать же от него…

И напрасно Жемчугов с опаской поглядывал на Ирину. Она знает его не первый день и думает о нем хорошо: одаренный технолог по автоматике, вежливый, статный, с мягким характером… Только глаза вот — круглые, едучие — настораживали. С людьми, похожими на него, говорят, нельзя быть откровенным: взгляд мягко ввинчивается в душу, а на уме корысть.

Ирина сталкивалась с Жемчуговым и на производстве, точнее на крыше корпуса вспомогательных цехов. Там работала бригада девушек. Носились они по крыше из конца в конец на мотороллерах. Рулоны рубероида и бидоны разогретого битума шли потоком на последний сектор крыши корпуса. Мотороллер в таком деле незаменимый помощник. И захотелось Олегу Михайловичу стать регулировщиком потока мотороллеров. Поднялся на крышу, занял пост и ни одну девушку не пропускал без опроса по правилам техники безопасности. Стоит гладкий, в модных ботинках, строгий, а в глазах бесенята. Девушки поняли его по-своему и… подшутили над ним: вроде нечаянно вылился битум на модные туфли. Еле вытащил ноги из вязкой массы и, будто не заметив, кто это сделал, тихо сказал:

— Спасибо за коллективный фокус…

Правильно поступил: кричи не кричи, что возьмешь с девушек-проказниц…

Себя Ирина тоже относит к разряду таких проказниц. И родители: отец — пенсионер, в прошлом армейский политработник, мать — врач — ждут не дождутся, когда к ней придет серьезность. Скажем, поехала гостить к родственникам в Переволоки на целое лето, а вернулась через месяц. Почему? Она и сама не знала, что ответить. Потом придумала: надо поработать в мотоклубе еще один год.

— А институт? — спросила мать.

— Перехожу на заочное отделение.

— Отец, слышишь, твоя дочь опять озорует.

— Почему только моя? У тебя больше прав утверждать обратное, — с привычной иронией в голосе отозвался отец.

— Перестань! — возмутилась мать. Ее всегда, как помнит Ирина, раздражали намеки на вечную тему супружеской верности. — Говорю тебе не для шуток: озорует, бросает учиться.

— Не бросаю, а перехожу на заочное отделение, — поправила ее Ирина.

— Как пить дать останется без диплома и пойдет недоучкой свет мутить.

— Свет мутить я, мама, не собираюсь…

— Помолчи, не с тобой разговариваю. Отец, что ты молчишь?

— В разговоре с тобой, мама, он придерживается правила: «Молчи больше — за умного сойдешь».

— Не дерзи, Иринка! Как тебе не стыдно отца с матерью дураками называть? Отец, шлепни ее.

— Не отвлекай его, мама, на такие пустяки.

— Какие же это пустяки?.. Училась, училась, и все в трубу, ветер у тебя в голове.

— О ветре ты правильно сказала: его у меня хоть отбавляй, — вздохнула Ирина.

— Отец, слышишь, какой подарок преподносит нам дочка? У нее не все дома.

На лице матери выступили багровые пятна. Их заметил отец и наконец-то ответил:

— Значит, совесть или качество знаний не позволяют ей показываться в институте.

Слова «совесть» и «качество» он произнес почти по слогам и тем подчеркнул, что ему известны думы Ирины. Он часто встречается с комендантом молодежного общежития Федором Федоровичем Ковалевым — фронтовые друзья. Так или иначе, а из его ответа следовало: «Хоть ты и взбалмошная у меня дочь, но, кажется, уже умеешь понимать людей, поэтому живи своим умом, по совести».

Мать еще долго сокрушалась, угрожала вывести на чистую воду «заговорщиков», уличала дочь в бессовестности, мужа — в безволии, называла их растратчиками необратимых ценностей жизни — здоровья и времени. Но отец и дочь, попав под такой обстрел, избрали единую форму защиты — молчание. И вскоре в квартире наступила тишина. А когда из клуба юных шахматистов пришел Юра — младший брат Ирины, возобновился мирный разговор. Мать пожаловалась сыну на «заговорщиков», и тот, не зная, в чем суть заговора, ответил по-своему:

— Сегодня нам тоже показали «заговор двух коней». Вот посмотрите, очень интересный. Этот этюд знала даже Надежда Константиновна Крупская…

Юра расставил шахматы и показал этюд, который знала Крупская, что, конечно, привлекло внимание матери, затем отца.

— Вот умница, вот молодец! — хвалила мать.

Черты лица, цвет глаз, посадка головы с чуть вытянутым затылком — все у него отцовское. Послушный, ласковый мальчик. Между Юрой и ею, Ириной, кажется, нет ничего общего. Она в этом возрасте являлась из школы с синяками и шишками, дралась с мальчишками на равных, а этот приходит домой без единого пятнышка на костюме. Осторожный, тихоня. Что из него будет после окончания десятилетки, в какой институт ему идти — загадка. Мама, вероятно, будет настаивать, чтобы поступил в медицинский, как она требовала этого от Ирины, когда та получила аттестат зрелости. Сколько было по этому поводу увещеваний и домашних консультаций!

Тогда победила мать. Ирина послала документы в Куйбышевский медицинский, а затем, опять же по настоянию матери, поехала туда заниматься в подготовительной группе. Приехала и удивилась: она уже значилась в списке первой группы, ее ждет место в общежитии, хотя большинство приехавших из далеких сел и городов снимали койки у частников. Удивительно, заработки врачей не ахти какие, и условия работы далеко не идеальные, и срок обучения в медицинском институте шесть лет, а, поди ж ты, сотни, тысячи девушек и парней рвутся сюда. В чем дело? На этот вопрос ответил ей позже отец, а пока перед ней встала дилемма: готовиться к конкурсным экзаменам — на одно место восемнадцать кандидатур, наверняка провалишься — или под видом занятий на подготовительном курсе увильнуть в другую сторону. Ирина выбрала последнее. Поступила в аэроклуб и к моменту сдачи экзаменов в институт получила значок парашютиста: по тайному сговору со спортсменами, готовящимися к Всесоюзной спартакиаде ДОСААФ, совершила пять групповых прыжков и три индивидуальных. Тогда же оформила направление в школу инструкторов автоклуба. Ее привлекала не медицина, а спорт, точнее, технические виды спорта.

Вернулась в родительский дом без проходных баллов в институт.

— Провалилась? — спросила ее мать сокрушенно.

— На таком конкурсе сам Ломоносов провалился бы, — попыталась оправдаться Ирина. — Все обалдело прут в медицину. К чему бы это? — Она посмотрела на отца.