Огонь желаний - Барбара Картленд

— Здесь в 1792 году гильотинировали Людовика XVI, который перед смертью сказал: «Я умираю не виновным! Пусть моя кровь прольется во имя счастья французского народа», — добавил к ее возгласу Пьер Вальмон.

Все выглядит так, подумала Вада, будто Пьер играет с ней в игру, которую она сама выбрала.

— А сколько людей здесь казнили?

— Более полутора тысяч, в том числе Марию-Антуанетту, мадам дю Барри, Дантона и Шарлотту Кордей.

— Как вы думаете, их души еще витают здесь?

— Нет, мы найдем их в более интересных местах.

— Каких же?

— В местах, которые я вам покажу, если вы еще некоторое время поживете в Париже.

Вада вздохнула. Как за одну неделю осуществить все, что хотелось, даже с помощью Пьера Вальмона?

В конце площади Согласия их экипаж свернул влево и покатил вдоль Сены, которая текла, словно расплавленное серебро, под бесчисленными мостами.

— Какое завораживающее зрелище! — восхищенно воскликнула Вада. — Может ли быть что-то более чудесное!

— Ничего, — согласился Пьер, не сводя глаз с девушки.

Неожиданно прямо перед ними, когда они пересекали Сену, забрезжила таинственная и мрачная красота собора Нотр-Дам.

— Еще со средних веков, — сказал Пьер, — поэты живут среди студентов на Левом берегу. Но так уж случилось: после того как барон Хауссманн прокатился по бульвару Святого Михаила через центр квартала, многие живописные старые улицы и дома были снесены.

— Но это же вандализм! — протестующе вскрикнула Вада.

— Мы тоже так считаем, — согласился Пьер. — Но ему не удалось уничтожить дух Латинского квартала. Он остался прежним — свободным, бунтарским, товарищеским и — вы скоро сами убедитесь — живым и веселым.

Дома тут были старые, улицы узкие.

Они подъехали к небольшому, ничем не примечательному ресторанчику, который, казалось, почти задавлен со всех сторон высокими соседними зданиями.

Внутри он выглядел совсем не так, как ожидала Вада.

На полу были рассыпаны опилки; столики стояли в небольших нишах, разделенных деревянными перегородками, — почти как стойла в конюшне.

Полногрудая женщина, видимо, жена хозяина, хлопотала у небольшого бара в конце зала.

За ней через приоткрытую дверь открывался угол кухни, где хозяин, красуясь в белом высоком поварском колпаке, хлопотал над огромной, как потом оказалось, говяжьей тушей.

Пьер Вальмон помахал рукой хозяйке и, пропустив перед собой Ваду, последовал за ней к столику в углу.

На чистой, в красную клеточку, скатерти, стиранной, очевидно, сотню раз, лежало меню, написанное корявым почерком, который Вада едва могла разобрать.

— Пожалуйста, закажите что-нибудь для меня, — попросила она Пьера.

— Хотите попробовать что-нибудь из здешних фирменных блюд?

— С удовольствием, — согласилась девушка. Пьер сделал заказ немолодому официанту, обсудив с ним предварительно каждое блюдо, как будто то, что они собирались есть, имело какое-то значение.

Наконец, после нескончаемых, как показалось Ваде, переговоров, Пьер заказал бутылку вина и, присев на скамью, посмотрел на девушку.

— Конечно, это далеко не «Гран-Вефур» или «Лаперуз», но кормят здесь отлично. Господин Луи большой мастер своего дела.

Вада оглядела ресторанчик: голые стены, примитивная мебель и многочисленные бутылки, расставленные за стойкой бара.

Пьер наблюдал за ней.

— Ну как?

— Просто восхитительно!

— Я ожидал, что вы именно так и скажете. Хозяева встают каждое утро в пять часов утра и отправляются на рынок, чтобы выбрать самые лучшие продукты для своих творений. Их посетители — люди небогатые, но все, кто сюда приходят, умеют по достоинству оценить их искусство и здешние блюда.

Он обратил внимание Вады на кладовую с огромным кубом золотистого сливочного масла, недавно привезенного с молочной фермы, и прекрасными, выдержанными сырами.

Пьер показал ей карту предлагаемых в ресторанчике вин, их перечень хоть и был недлинным, зато включал превосходные сорта.

— Я думала, что все в этом районе очень бедны, — заметила Вада. — Как же они могут себе это позволить?

— Дело в том, что для французов кухня — одно из важнейших искусств бытия. Француз пойдет хоть на край света в поисках вкусной еды. Гурманы со всего Парижа приезжают в Латинский квартал, чтобы отведать блюда, приготовленные господином Луи.

Через несколько минут сам господин Луи вышел в зал.

Пьер Вальмон пожал ему руку и представил Ваде.

Зная, что так принято, Вада тоже пожала ему руку.

— Мадемуазель американка, — объяснил Пьер, — это ее первый визит во французский ресторан.

— Тогда это для меня большая честь! — ответил господин Луи. — Надеюсь, мадемуазель, вы не разочаруетесь.

— Надеюсь, что нет, — ответила Вада. Хозяин направился в кухню. Пьер поставил локти на стол и положил на руки подбородок.

— А сейчас я жду благодарности за обед, — сказал он, — не сомневаюсь, что он вам понравится.

— В чем она должна заключаться?

— Ну, положим, вы мне расскажете немного о себе. Я очень любопытный.

— По-моему, это несправедливо, — возразила Вада. — Вы же прекрасно знаете, что я не хочу рассказывать ни о себе, ни о мисс Хольц. Мне трудно отказывать вам, потому что я ваша гостья.

Она ненадолго умолкла, затем оживленно продолжила:

— Не сочтите, что это бестактно с моей стороны, но вы в самом деле можете позволить себе пригласить меня сюда пообедать?

— А если я отвечу, что не в состоянии? — спросил Пьер. — Как вы тогда поступите?

— Я предложу вам самой за себя заплатить. Пьер засмеялся:

— Услышать такое от француженки было бы оскорблением, но от самостоятельной американки, думаю, в порядке вещей.

— Вы позволите мне это сделать?

— Я не только рассержусь на ваше предложение, но сразу, как только закончим обедать, отвезу вас домой.

— Это самая страшная угроза из всех, которые я могу от вас услышать, — сказала Вада. — Вы же знаете, с каким нетерпением я ждала этот вечер.

— Сегодня днем вы спросили меня, пишу ли я стихи? Сейчас я хочу задать вам тот же вопрос. Вада опустила глаза.

— Я пыталась, — произнесла она, — но делала это тайком.

— Почему тайком?

— Потому что моя мать и те, кто меня учил, не поняли бы.

— А кто вас учил? Вы посещали школу?

— Нет, конечно.

— Ну, тогда у вас была гувернантка — увядшая старая дева, которая не имела ни малейшего представления о жизни за стенами классной комнаты, и занятия с ней превращались в невыносимую скуку.

Вада рассмеялась:

— Нет! Все было не так уж плохо. Но вы говорите так, будто вас самого учили гувернеры.