Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри

Джемайма сбежала вниз по лестнице в ночной рубашке с криком:

– Папа! Папа!

Хозяйка с улыбкой направилась к двери. Дэниел, сохраняя достоинство, неторопливо, но и с такой же улыбкой спускался по лестнице следом за сестрой.

– Ты сегодня рано, – заметила Шарлотта, подставляя мужу щеку для поцелуя, после чего Томас обратил свое внимание к детям. Джемайма с волнением рассказывала отцу о том, что узнала в школе о королеве Елизавете и испанской Армаде. Дэниел в то же самое время пытался потолковать о паровой машине и об удивительном поезде, который хотел бы увидеть, а еще лучше – прокатиться на нем. Он даже узнал стоимость билетов, и на лице его светилась надежда.

Прошел почти час до того, как Томас остался наедине с женой и сумел рассказать ей чрезвычайную новость о событиях в Брансвик-гарденс.

– Ты действительно считаешь, что преподобный Парментер мог настолько выйти из себя, чтобы столкнуть ее с лестницы? – удивилась молодая женщина. – Это можно доказать?

– Не знаю. – Ее супруг потянулся, поставив ступни на каминную решетку. Это была его любимая поза. Шлепанцы полицейского подгорали каждую зиму, и супруга каждый раз покупала ему новые.

– А не могла она просто упасть? – спросила Шарлотта. – Такое подчас случается…

– В таком случае, поскользнувшись, они не кричат «нет-нет!» и не называют чье-то имя, – заметил суперинтендант. – Кроме того, там просто не обо что споткнуться. Простая лестница из крашеного черного дерева, на которой нет ни ковра, ни планок.

– Можно споткнуться о собственную юбку, если порвался подол… – проговорила миссис Питт задумчивым тоном. – Ты это проверил?

– Проверил. Ее одежда в полном порядке.

– И даже о собственные ноги, – продолжила женщина. – С туфлями ничего не случилось? Ничего не порвалось и не вылезло, никаких развязавшихся шнурков и оторванных каблуков? Мне случалось спотыкаться о собственные ноги.

– Никаких развязавшихся шнурков и оторванных каблуков, – произнес Томас с легкой улыбкой. – Только темное пятно, оставленное, по словам Телмана, чем-то пролитым в зимнем саду, a это значит, что Мэлори Парментер солгал о том, что не видел ее утром.

– Но быть может, он вышел оттуда на несколько мгновений по какой-либо причине, – предположила Шарлотта. – А она как раз вошла туда, но не встретилась с ним.

– Нет, он не выходил, иначе наступил бы в ту же жижу, что и она, – проговорил Питт. – Но этого не случилось. Телман проверил и это.

– А что это может означать? – спросила его жена.

– Возможно, ничего, кроме того, что от страха он придумал глупую ложь. Он не знал, что она кричала.

– А не могло ли случиться так, что она выкрикнула «нет-нет!» кому-то другому и позвала преподобного на помощь? – торопливо выдвинула Шарлотта новое предположение. – То есть сперва было «нет-нет!», а потом призыв на помощь?

Томас чуть приподнялся, насторожившись:

– Может быть… такое вполне вероятно. Во всяком случае, я буду учитывать подобную возможность. Парментер признает, что часто ссорился с ней, однако клянется в том, что не выходил из кабинета.

– Но зачем Мэлори убивать ее? По той же самой причине?

– Нет… он чрезвычайно предан своему призванию, во всяком случае, производит такое впечатление, и сомнений не испытывает. – Полицейский посмотрел в очаг, в котором уже гасли угольки; через несколько минут туда придется подложить новую порцию топлива. – Судя по тому немногому, что мне уже удалось понять, Парментер весьма пошатнулся в своей вере, a интеллектуальное превосходство Юнити Беллвуд раздражало его. Мэлори же не испытывает подобного внутреннего конфликта.

– Ну а кто еще находился в доме?

Поджав губы, суперинтендант посмотрел на жену с не понятным для нее выражением в глазах… ясных, серых и чистых.

– Так кто же там был? – повторила она, ощущая холодок нехорошего предчувствия.

– Одна из дочерей Парментера, не слишком симпатизировавшая Юнити, насколько я знаю… и некий священник.

Дочь Шарлотта оставила без внимания. Она достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы сразу понять: он имеет в виду священника.

– Ну же! – потребовала она.

Питт колебался, словно бы не зная, говорить ей правду или нет. Наконец, затаив дыхание, он неторопливо выдохнул:

– Этот священник – Доминик Кордэ…

На какое-то мгновение вернувшись в прошлое, его жена подумала, что слышит скверную шутку, но ей тут же стало ясно, что муж говорит серьезно. Между бровей его залегла морщинка, появлявшаяся там только тогда, когда его смущало нечто непонятное.

– Доминик! Наш Доминик? – переспросила она.

– Я никогда не воспринимал его как «нашего», но ты, на мой взгляд, имеешь право на такие слова, – согласился Томас. – Он принял сан… ты представляешь себе такое?

– Это Доминик-то?..

Подобный поступок казался молодой женщине невероятным. Нахлынувшее волной воспоминание оказалось настолько острым, что едва ли не физически унесло ее на десять лет назад в прошлое, в родительский дом на Кейтер-стрит, к волнениям матери из-за того, что она, Шарлотта, неправильно себя вела и не поощряла ухаживания приличных молодых людей. А сама она не могла даже представить себе, что можно полюбить кого-нибудь, кроме Доминика. Конечно, она старалась не обидеть сестру, но одновременно и страстно ревновала его к ней. А потом Сару убили, и весь мир перевернулся вверх дном. Доминик обнаружил слабость. Всего за неделю из золотого божка он превратился в глиняного идола. Разочарование получилось воистину горьким, притом что к нему примешивались горе и страх.

В конце концов Шарлотта научилась любить Питта – не как мечту или идеал, но как реального мужчину, вполне человечного, подчас несносного, заблуждающегося, требовательного, однако отважного и честного в той степени, в которой этим качеством никогда не обладал муж Сары. В отношении Доминика она научилась испытывать дружбу, коренившуюся в терпимости и некоей доброте. Но чтобы этот человек посвятил свою жизнь религии! Подобный поступок не укладывался в рамки ее воображения.

– Так, значит, Доминик стал священником и оказался в доме преподобного Парментера? – переспросила миссис Питт погромче, не скрывая недоверия в голосе.

– Именно, – ответил Томас, внимательно вглядываясь в ее лицо. – И Доминик так же, как и Парментер, мог убить Юнити Беллвуд.

– Он не мог этого сделать! – мгновенно ответила его супруга.

В глазах суперинтенданта промелькнула тень.

– Вполне возможно, – согласился он. – Однако кто-то это все-таки сделал.

Шарлотта помолчала, стараясь придумать другое объяснение… нечто, способное придать ясность тому немногому, что было ей известно… нечто такое, что не покажется глупым оправданием. Однако у нее не было никаких идей. Склонившись вперед, Питт подложил в огонь угля. Наконец, спустя двадцать минут, в течение которых тишину нарушали лишь тиканье часов, шорох углей в камине да порывистый ветер, барабанивший каплями в оконное стекло, хозяйка дома заговорила уже о другом. Еще одна ее сестра Эмили совершала большое путешествие по Европе и слала из Италии письма, полные анекдотов и описаний того, что она видела. И Шарлотта пересказала мужу последнее написанное в Неаполе письмо, содержавшее яркие описания залива, Везувия и путешествия ее сестры в Геркуланум.

На следующее утро, в одиннадцать часов, после того как осторожные расспросы уверили ее в том, что Томас будет занят медицинским обследованием и отчетом у Корнуоллиса, Шарлотта высадилась из экипажа в Брансвик-гарденс и потянула за цепочку колокольчика у двери дома номер семнадцать. Она не могла не заметить задернутые шторы и вывешенный в знак уважения к покойной креп на двери, а также того, что хозяева даже распорядились усыпать соломой мостовую, чтобы приглушить стук конских копыт – все формальности были соблюдены, пусть Юнити и не была членом их семьи.

Увидев хмурого дворецкого, гостья улыбнулась.

– Доброе утро, мэм. Чем могу служить? – осведомился тот.

– Доброе утро. – Достав визитную карточку, миссис Питт подала ее дворецкому. – Мне очень неловко беспокоить вас в столь неудачное время, однако, насколько мне известно, у вас пребывает мистер Доминик Кордэ? Он мой зять. Я несколько лет не видела его, однако хотела бы поздравить с недавним принятием сана.

Она не стала упоминать смерть Юнити. Сообщение о ней не обязательно должно было уже появиться в газетах, но даже если это и произошло, прислуга в такой ситуации могла неодобрительно отнестись к даме, читающей подобные сообщения. Изобразить неведение было правильнее: это сулило лучшие перспективы.

– Конечно, мэм. Если вам будет угодно войти, я посмотрю, дома ли мистер Кордэ. – Дворецкий провел женщину через вестибюль и удивительного вида холл, который стоило бы рассмотреть повнимательнее, и оставил ее в лишь немного менее экзотичной утренней гостиной. Приняв ее политую дождем шляпу и плащ, он отбыл, вероятно для того, чтобы выяснить у священника, есть ли у него свояченица, a если есть, то хочет ли он ее видеть.