Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

и длинный корабль аж из Ютландии, и вскоре жизнь пошла по-старому. По улицам расхаживали мужи из далеких гаваней, из кузни с утра до вечера доносились удары молота. Пряхи вновь принялись сучить шерстяные нити, а охотники потянулись в лес ставить ловушки. Рагнар Двухбородый и его брат еще не вернулись, и я надеялся, что они не появятся. Теперь, когда строительство судна близилось к концу, я не хотел, чтобы все почести достались им, а не мне. Когда лодка будет готова, я пойду к Харальду Рыжему и скажу, что построил ее я. Я знал, что Свейн, да, пожалуй, и другие сыновья хёвдинга сочтут это наглостью, но на жертвоприношении хёвдинг обошелся со мной почти как с равным. Поэтому я лелеял надежду, что он даст Хальвдану немного больше серебра и выкупит меня на свободу, если я только покажу себя умелым работником.

С Хальвданом я об этом не говорил. Я и вообще почти не говорил с ним той зимой – так уж все сложилось. Он обращался ко мне, только когда требовал еды, пива или лохань, чтобы облегчиться.

И возможно, нелепо с моей стороны думать о свободе. Зачем Харальду Рыжему давать мне свободу? Ведь в любом случае решал это не он. Я принадлежал Хальвдану. Помню, как на меня накатила волна горечи, когда я размышлял об этом, в тот момент я стоял с топором в руках и тесал очередную доску. Я резко остановился, поднял топор и представил, что сейчас уйду, а если кто-то попытается меня остановить, то убью его. Но гнев тут же покинул меня, и я понял, что это бессмысленно. Я не такой, как Харальд Рыжий и его сыновья. Совсем не воин.

Тем вечером я долго сидел и рассматривал старика на лежанке. Он, по своему обыкновению, лежал на спине. Иногда он дергал рукой или ногой. Наверное, ему снился сон.

Ночь я провел под шкурой у очага, под боком лежал Фенрир, я ощущал его тепло. Но покоя в ту ночь я так и не обрел. Я постоянно просыпался. Может, виной тому был ветер, шумевший в ветвях деревьев, я слышал, как он усиливается. А может, я каким-то образом предчувствовал грядущее, то, чему было вскоре суждено перевернуть мою жизнь.

На утренней заре я уже был одет. Я раздул угли, напоил Фенрира, кинул ему кусок рыбы и сел за стол, ожидая пробуждения Хальвдана. Налил пива в его кружку и разглядывал неподвижное тело. Одна рука свесилась с лежанки. Обычно он так не лежал. Я поднялся, подошел к нему и вгляделся в старое усталое лицо. И все понял. Вернувшись за стол, я пытался осознать то, что случилось. Потом вновь подошел к нему, пощупал лоб. Он уже остывал. Должно быть, он умер ночью.

Долго я сидел за столом. Скорби по мертвому старику не было. Может, я бы и скорбел, если бы не боялся так сильно. Что теперь станется со мной? Может, мне следует прямо сейчас побежать к хёвдингу и рассказать, что случилось. А что, если они мне не поверят? Что, если они решат, что я убил его в надежде обрести свободу?

Но вот я услышал во дворе поступь лошади. Кто-то спрыгнул с седла, обрезки древесины у двери затрещали.

– Хальвдан?

Это был голос Свейна. Фенрир зарычал. Свейн ему не нравился.

Дверь толкнули. Я подскочил:

– Мы здесь! Мы… Сейчас выйду!

Я метнулся к двери и выскочил наружу. Свейн оказался прямо передо мной, полы его плаща развевались на ветру. Одну руку он держал на рукоятке меча, другую засунул за пояс.

– Раб, – сказал он с презрением и сплюнул на щепки. – Хальвдан дома?

– Он… он спит, – ответил я.

Свейн, прищурившись, посмотрел на залив:

– Я ищу ведуна. Ты его не видел? Он упоминал тебя ввечеру, и я решил, что он пошел сюда.

Я помотал головой.

– Его не видели со вчерашнего дня, – пробормотал Свейн. – Если увидишь его, дай знать.

Свейн вернулся к своему коню и тяжело взгромоздился в седло. Только теперь я осмелился поднять глаза. Сын хёвдинга взялся за поводья, несколько мгновений он не двигаясь рассматривал кораблик. Он был почти готов. Я уже согнул верхние доски, оставалось только закрепить их заклепками.

Я подождал, пока Свейн исчезнет за деревьями, а потом принялся забивать заклепки. Ничего другого мне не оставалось. Если я не буду работать, люди поймут, что что-то не так. Может, они придут сюда и спросят, как там Хальвдан, может, зайдут прямо в дом и увидят, что он мертв. А что, если Свейн скажет, что виноват я, что я убил старика? Тогда меня прикончат.

За работой я то и дело поглядывал на дощатую улицу. А что, если Рагнар Двухбородый и его брат вернутся прямо сейчас? Они тут же явятся сюда и захотят переговорить с Хальвданом. Рагнару я не нравился. Он тоже может свалить всю вину на меня.

Закрепив верхние доски, я сел спиной к двери и принялся точить топор. Фенрир заполз мне между ног и свернулся там клубочком, будто и он боялся. Когда стемнеет, мне надо оттащить Хальвдана в лес. Там я его спрячу, и, возможно, все решат, что он уехал. Потом я убегу, мне нельзя останавливаться, пока я не окажусь как можно дальше отсюда.

С приходом ночи я опять сидел за столом. Я не ел весь день, но голода не чувствовал. За этот день у Хальвдана отвисла нижняя челюсть, изо рта шла кислая вонь. Будто внутри у него что-то протухло.

Я попытался собрать все мужество, чтобы подойти к нему и вытащить наружу. Но мужества во мне, похоже, не было, и я так и не двинулся из-за стола. Какое-то время я размышлял, не отнести ли остатки серебра Харальду Рыжему. Если я верну ему серебро, он не будет меня подозревать. Но, может, это, наоборот, и будет выглядеть подозрительно, будто я хочу предложить виру за убийство.

Так что я остался сидеть. Тем вечером не зажигал огня в очаге, не ложился на шкуру вместе с Фенриром, как обычно. Сидел в полной темноте.

Должно быть, я в конце концов и заснул там, за столом. Когда проснулся, уже брезжил рассвет. Отблески зари пробивались в щели вокруг двери. Мне показалось, я слышу вдалеке чей-то крик, мужской голос, но затем вновь стало тихо. Я поднялся. Ноги затекли, ведь я всю ночь просидел за столом. Фенрир уже проснулся. Он стоял у двери с беспокойным видом, наверное, просился наружу.

Вдруг я вновь услышал