Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий

Курт сел по-турецки прямо на камушки и застыл в полной неподвижности. Максим подошел к нему, осторожно заглянул в лицо и обнаружил, что по лицу старого приятеля медленно текут крупные слезы, в которых отражается свет маяка.

Курт не отреагировал и на это.

Все было бесполезно, в том числе и отводить этого придурка назад. Вот тогда они точно переломают себе костыли.

Надо полагать, подобные путешествия у смотрителя происходят не в первый раз. Не с черепахой, так с какой-нибудь иной хренью. И походы эти смертью не заканчиваются.

Ладно, бог с ним, с Куртом! Но есть у нас еще одно важное дело.

Максим осторожно поднялся по тропке и по лестнице назад, к маяку, вернулся в «психоделическую лабораторию», снова осмотрелся и обнаружил, что на дальней стене гордо висит черно-красная доска. Его любимая самопальная Сюзи.

Леонардо ди Каприо на многочисленных мониторах укоризненно следил за тем, как Сюзи снимают со стены. Но Максиму было плевать. Он – не вор. А все эти итало-американские типы – не свидетели…

Обрушившееся на душу нетерпение было столь острым, что, взгромоздив доску на плечо, он вылетел из помещения и сломя голову понесся вниз по лестнице.

Ничто его больше не интересовало.

Он едва не сшиб Курта, как раз ступившего на первую ступеньку, буркнул: «Извини!» – и понесся дальше по тропинке, на берег.

Плевать, что штиль. Да, привычно прокатиться по волне было бы гораздо круче. Но главное сейчас – просто оказаться вместе с Сюзи в воде. Вернуться в лоно матери, так сказать. Избавиться от всей этой психоделики, царящей в логове придурка Курта.

Чертов наркоша! Вот и меня бы ждала такая же судьба! Так что не фиг сожалеть о давнем отъезде из родного города. Все произошло так, как и должно было произойти. Судьба оказалась добрее, пошла навстречу тогдашним желаниям Француза, что бы ни случалось с ним потом. Мы сами кузнецы своего счастья, какие бы палки ни вставляли нам в колеса…

Когда Максим выскочил на пляж, обнаружилось, что судьба пошла навстречу и его нынешним желаниям. Он еще не успел снять часы и куртку, а неведомо откуда прилетевший первый порыв ветра уже ударил ему в лицо.

Когда положил в карман куртки цифровуху и скинул джинсы, ветер набрал силу, рождая столь необходимые любому серферу волны.

То ли задержавшийся где-то шторм все-таки добрался наконец до побережья, то ли море таким образом приветствовало своего надолго заблудившегося почитателя.

Сейчас происходящее Максима совершенно не волновало. Главнее была радость встречи.

Еще несколько привычных движений, и вот он уже лежит на доске, ловя прущие чередой волны, как делал в прежние времена.

Нетерпение сменилось безудержным восторгом.

Плевать на Курта с высокой колокольни! Плюнуть и растереть! Этот придурок – просто неудачник, так и не сумевший найти себя в новой жизни.

И теперь, когда Сюзи вернулась к своему хозяину, ничто и никогда не заставит его притащиться сюда впредь.

Поднявшись на ноги, Максим несся по набиравшей силу волне, смеясь от бесконечного счастья, и кричал:

– Никогда! Никогда, дурак! Не вздумай! Сюда! Возвращаться! Никогда!

Ветер швырял ему в лицо брызги, а он в ответ захлебывался неудержимым смехом и орал:

– Никогда! Никогда! Не дождутся!

Он понятия не имел, что Курт уже снова оказался в здесь и в сейчас.

В этот самый момент он пробирался между компьютерами, на экранах которых все многочисленные Леонардо Ди Каприо то выныривали, то снова погружались в ледяную воду. Утирая по-прежнему льющиеся из глаз слезы, смотритель маяка взялся за рычаги управления прожектором и повел ослепительным лучом по воде, всматриваясь в ночное море. На секунду луч маяка выхватил фигуру Максима, уверенно оседлавшую очередную волну. А потом умчался дальше, к горизонту. Наверное, искал осененную нарисованным крестом черепашку…

И как Максим не знал, что произошло сейчас с Куртом, так и последний в эту минуту представления не имел, что приблизившийся к побережью и давно обещанный метеорологами шторм окажется очень кратковременным.

4. День первый

Сюзи не подкачала. Да и Максим – тоже. Мышцы его помнили абсолютно все – как слегка сгибать колени, чтобы не сверзиться с доски, когда она желает вырваться из-под ног; как, устояв, взлетать на гребень следующей волны, как погасить слишком большую скорость, способную сделаться угрозой не только для здоровья, но и для самой жизни…

Радость была столь велика, что он напрочь погрузился в это чувство и перестал следить за направлением, откуда приходили волны. И потому не заметил, что они становятся все выше и выше. Сумел глянуть в сторону моря лишь тогда, когда обнаружил, что с голубой бесконечности льется свет ошалелого летнего солнца, а ветер задувает прямо в физиономию. И только тут сообразил, что ситуация совсем не такая, как кажется. Попросту ветер полностью стих, а его рев и свист создается собственной скоростью. Ведь любое движение, как утверждал старик Эйнштейн, – вещь сугубо относительная…

Очередная волна оказалась выше многоэтажного дома, она вознесла серфера на невообразимую высоту, на самый гребень, откуда был хорошо виден обширный береговой пейзаж с многочисленными деревьями и дорогой, петляющей между ними и огибающей кромку узкого залива, уходящего глубоко в побережье. И стало понятно, что, войдя в залив, волна станет еще выше и быстрее, потому что воде станет некуда деваться в сужении и потому что он несется не на простой волне, а на смертельно опасном для любого приморского местечка порождении природы, которое люди зовут «цунами».

Спасения не было. Никакие тренированные мышцы уже не могли помочь. Ему предстояло либо захлебнуться, либо разбиться о береговую скалу, в которую его воткнет невообразимая мощь, пленником которой его сделали.

И только тут он услышал оглушительный грохот и понял, что это последняя музыка, которую он слышит в своей жизни, – музыка смерти.

Но тут сквозь грохот прорезался какой-то звук, невозможный тут, в водяном царстве, но совершенно реальный и до жути знакомый…

И, уже видя перед глазами гибельную скалу, Максим понял: он слышит «Кашмир» в исполнении «зепеллинов». Еще бы не узнать, если это рингтон его собственного смартфона, едва ли не каждое утро вытаскивающий из сновидений! И тогда он облегченно вздохнул и проснулся.

И в самом деле звонил смартфон.

Правая рука, почти обездвиженная недавним смертным страхом, с трудом нащупала гаджет на прикроватной тумбочке.

– Слу… шаю… Ко… робов! – Горло и язык тоже с трудом справились с привычной задачей.

– Привет, Максимильяно. – Голос