Счастье и тайна - Виктория Холт

— Значит, тебе не приглянулась наша милая невестка, Рут?

Я отпрянула, почувствовав, что щеки у меня запылали. Говорят ведь, что тот, кто подслушивает, никогда ничего хорошего о себе не услышит. Фанни мне часто говорила об этом. Но уж очень трудно удержаться, если слышишь, что говорят о тебе, да еще не совсем лестные вещи.

— Пока еще рано судить, — ответила Рут.

Послышался смех.

— Уверен, что наш Габриел оказался для нее легкой добычей.

Ответа Рут я не расслышала, а голос продолжал:

— И зачем ты отпускала его так далеко от дома? Ведь там рано или поздно его подхватила бы какая-нибудь охотница за состоянием.

Я была в ярости. Мне хотелось перегнуться вниз и крикнуть тому, кто это говорил, чтобы он вышел на видное место. Хотелось сказать ему, что я понятия не имела о положении Габриела, когда выходила за него замуж.

Я стояла тихо, только чувствовала, что глаза у меня горят. Потом он немного отступил назад, и, перегнувшись через перила, я увидела этого человека. У него были светло-русые волосы, он казался очень широкоплечим. Налицо было некоторое сходство с Рокуэллами, хотя и отдаленное. Потом он стремительно вошел в дом, и я потеряла его из виду. Кто бы это ни был — я возненавидела его.

Пока я шла в спальню, меня била дрожь. Габриел был уже там. Он явно спешил, даже запыхался.

— Я совсем потерял счет времени, — сказал он. — Мне нужно сегодня быть на высоте. Где ты была? Я вижу, ты уже одета.

Я хотела было рассказать ему о том, что слышала, но передумала. Это огорчит его, а он и так сильно запыхался. Нет уж, лучше я сама справлюсь со своими трудностями. Кто бы ни был этот родственник, уж я его проучу как следует. Поэтому я помогла Габриелу одеться и, когда мы спустились вниз, я наконец встретилась со своим врагом.

Это был кузен Саймон Редверз. Теперь он не казался таким широкоплечим. Просто он был очень высокого роста, как раз этого я и не заметила, глядя на него сверху.

Габриел представил меня ему, и когда он пожимал мне руку, то посмотрел мне прямо в глаза, и я знала, что скрывается за этим циничным взглядом. У него глаза были светло-карие и очень загорелое лицо. Губы слегка улыбались, а глаза оставались серьезными. Я чувствовала, что мои глаза горят от злости — мне и всегда-то с трудом удавалось сдерживаться, а его слова так и звенели у меня в ушах.

— Как поживаете? — произнес он.

— Спасибо, хорошо.

— Я, наверное, должен поздравить вас.

— Ах, пожалуйста, не надо, если вам этого не хочется.

Он немного удивился, а я не удержалась:

— Мы уже встречались, кажется.

— Я уверен, что мы видимся впервые.

— Может быть, вы сами не знали об этом?

— Если бы мы встречались, я наверняка запомнил бы.

Я постаралась улыбнуться в ответ. Он был озадачен:

— Скорее всего, вас просто сбило с толку фамильное сходство с Рокуэллами. В этих краях часто встречаются похожие люди.

Мне показалось, что этим он намекал на любвеобильность своих предков, и, посчитав это неприличным, я отвернулась.

К счастью, в этот момент приехал доктор Смит с дочерью, и я смогла избежать дальнейшей беседы.

Доктора уже можно было считать другом. Он подошел ко мне и тепло поздоровался. Я была рада ему, но тут и я, и, как мне показалось, все в комнате невольно обратили внимание на девушку, сопровождавшую его.

Дамарис Смит — мне не приходилось видеть более прекрасного существа. Она была среднего роста, темноволосая — волосы у нее были гладкие и шелковистые, черные до синевы — как вороново крыло. Глаза — черные, удлиненные и томные, кожа оливкового оттенка; лицо было совершенно правильной овальной формы; губы — изящно очерченные, но чувственные; белоснежные зубы, нос слегка с горбинкой, что придавало ей достоинства и было очень к лицу. Но не только ее лицо приковывало внимание, но и ее стройная гибкая фигура. Все ее движения были исполнены грации. От нее нельзя было оторвать глаз. Она, как и я, была в белом. На ее осиной талии был золотой поясок, в ушах — золотые креольские серьги.

Когда она вошла — все замолчали. Это была дань ее красоте.

Я спрашивала себя: «Почему же Габриел женился на мне, когда совсем рядом обитала такая богиня»?

Эффект, произведенный ее появлением, был очевиден. Отец, по всему было видно, обожал ее — он не спускал с нее глаз. Люк был не таким безразличным, как всегда; Саймон Редверз о чем-то размышлял, глядя на нее. Я его определенно терпеть не могла: он принадлежал к тому типу мужчин, которых я не выносила. Такой человек обычно презирает чувствительность, он до крайности практичен, лишен воображения и думает, что все так же расчетливо относятся к жизни; в нем было много мужского. Это была сильная личность, и так же, как красота Дамарис была по-женски обольстительна, так и его мужское начало производило на всех сильное впечатление.

Сэр Мэтью был явно очарован Дамарис, хотя, казалось, ему нравились все женщины. Во время обеда он поочередно уделял внимание то мне, то ей.

Я никогда не могла разобраться, какая она — Дамарис; она была очень спокойна, мило всем улыбалась и не прилагала никаких усилий, чтобы привлечь к себе внимание. Да в этом и не было необходимости. Она производила впечатление невинной девочки. Но что-то подсказывало мне, что это спокойное ровное безразличие было только маской.

Так как обед был в нашу честь, то выпили за наше с Габриелом здоровье. Кроме членов семьи, здесь еще были Смиты, Саймон Редверз, викарий с женой и двое местных, скорее соседей, нежели друзей.

Меня спросили, как мне понравился дом и окрестности, а Саймон Редверз поинтересовался, чем отличаются эти места от тех, из которых приехала я. Я ответила, что за исключением лет, проведенных в школе, я жила так же близко к торфяникам, как и здесь, так что разница была небольшая. Когда я к нему обращалась, в моем голосе сквозила резкость; заметив это, он удивился.

За обедом он сидел рядом со мной. Один раз он наклонился ко мне и сказал:

— Вам надо будет заказать ваш портрет, чтобы повесить его в галерее.

— Разве это так уж необходимо?

— Ну конечно. Вы же видели галерею? Все хозяева Керкленд Ревелз уже запечатлены, и их портреты висят рядом с портретами их жен.

— Времени впереди еще достаточно.

— Вы будете хорошей натурой.

— Благодарю вас.

— Гордая, сильная, решительная…

— Вы умеете угадывать характер?

— Когда он виден — да.

— А я и не подозревала, что у меня все написано на лице.

Он засмеялся.

— Это даже странно. Вы ведь так молоды. Согласитесь, что с возрастом судьба или жизненный опыт… назовите это как хотите… подобно коварному художнику, накладывает на лицо штрихи, выдающие суть человека. — Его взгляд заскользил вдоль стола. Я не стала следить за его взглядом, а уставилась в свою тарелку. Он вел себя слишком откровенно, и мне хотелось дать ему это понять… — Вы, кажется, сомневаетесь в моих словах? — настаивал он.