Киммерийский закат - Богдан Сушинский

Если завтрак и нельзя было назвать королевским, то лишь потому, что не хватало слуг в ливреях; и что первых, вторых и последующих блюд не подавали, а бутерброды и прочие холостяцкие эрзацы приходилось сотворять самому. Зато в двух больших холодильниках всего хватало. Те, кто устраивал ему этот курорт, позаботились основательно. Другое дело, надолго ли должно было хватить их щедрот. Неужели действительно на две недели?

Виктор имел все основания опасаться, что покончит с продовольственными запасами в течение ближайших двух дней. Что тогда? Даст бог день — даст и пищу? Тем не менее… Хотел бы он знать, кто расщедрился на весь этот провиант. Кто оплачивает этот его «Лазурный берег» в нескольких километрах от Приморска? Не Главное управление разведки, конечно же. И не демократы. Но тогда остается партия, с её финансовым и кадровым могуществом. Уж не Истомин ли со своими парнями? Эти способны устроить «канары» и «багамы» даже в ста километрах севернее Воркуты.

Плотно позавтракав, майор позволил себе еще полстакана «Кагора» и, старательно убрав после себя, заглянул в платяной шкаф. «Ну-ка, что тут у нас? Ага, синий клубный пиджак в паре с белыми брюками. Презентабельно! Белые джинсы, подпоясанные модным, с бесчисленным множеством наклепок, ремнем; адидасовский спортивный костюм, к которому… оказалась прикрепленной записка. «Все это поступает в Вашу личную собственность, сир, — уведомил его уже знакомый женский бисер. — Подчеркиваю: в личную! Как и халат, что в ванной».

«А ведь сумела предположить, что не решусь облачиться в него, считая, что у халата уже имеется хозяин, — похвалил неизвестную наставницу майор. — Наверняка знает, что имеет дело с рейнджером, который, скитаясь по средним и дальним Азиям, успел основательно одичать, — вспомнил Курбанов, что весь завтрак свой провел, сидя за столом в одних только трусах. — Интересно, явится ли мне эта фея в реальной жизни или так и останется в моих снах, грезах и в таких вот записках?»

В фантазиях его вдруг возродилась брюнетка из элект­рички. Как было бы прекрасно, если бы этой самой феей оказалась она! Но это уж слишком. Даже для сказки о везучем рейнджере.

19

— Товарищ Веденин, — неожиданно возник в дверях генсек-президент, будучи уверенным, что помощник где-то здесь, рядом, в коридоре. — Немедленно свяжите меня с Лукашовым и Корягиным.

— Вам пока лучше побыть здесь, в своем кабинете, господин Президент, — внушительно проговорил генерал госбезопасности Цеханов, преграждая ему путь. И Русаков заметил, что кагэбешник употребил это, с трудом приживающееся в стране, обращение «господин». — Хотя бы какое-то время.

Пока приехавшие с Цехановым офицеры занимались выведением из строя президентской спецсвязи, сам генерал зашел в подвальную, бункерную комнатку, в коей маялся от безделья полковник госбезопасности. Тот самый, что отвечал за особый «ядерный кейс» Президента, в котором находилась специальная аппаратура по постановке на боевой взвод всего имеющегося в стране ядерного оружия. Здесь же хранилась и строго засекреченная программа шифровальных команд, которые — по воле Президента и Верховного главнокомандующего Вооруженными силами, только по его воле, — могли поступать на командные пункты ракетных частей стратегического назначения и находящихся на боевом дежурстве ядерных подводных лодок.

Увидев генерала и еще двух неизвестных ему офицеров, полковник конвульсивно ухватился за ручку президентского кейса, но, парализовав его презрительно-убийственным взглядом, генерал госбезопасности перехватил чемоданчик за кончик ручки и внушающе проговорил:

— Отдай… его, майор.

— Кто вы и по какому праву? Где охрана?

— Здесь она вся, капитан, здесь, — объяснил ему генерал-лейтенант, еще раз понизив хранителя «ядерного кейса» в звании.

Полковник госбезопасности обязан был погибнуть, но не отдать этот злосчастный чемоданчик никому, кроме Президента. Инструкция, по которой он должен был действовать, не допускала здесь никаких излишних толкований: защищать всеми доступными средствами и до последней возможности. Погибнуть, но не отдать!

Однако погибать ни за кейс, ни за самого Президента полковник госбезопасности Зырянов не желал. Тем более что кейс изымал у него сам начальник Управления охраны КГБ.

— А теперь свободен, сержант! — рявкнул Цеханов, вырывая наконец из рук полковника кейс. И полковник вздрогнул так, словно вместе с чемоданчиком рванули погоны с его плеч. — Тебе сказано: «свободен», ефрейтор!

— Так что будем делать? — спросил Дробин, остановившись вместе с «отпетым идеологом» и Вальяжниным у машин, которые их ожидали.

— В Москву летим, докладывать, — ответил Вальяжнин. — Что мы еще способны делать?

— Но ведь ни черта же не добились. Спрашивается: какого черта летали?! А в Москве надеются, ждут…

— Уверен, что ничего иного они и не ждали.

Дробин непонимающе уставился на первого заместителя председателя Госкомитета по обороне. В общем-то, подобный исход переговоров тоже наверняка предусматривался, однако сообщил о нем Вальяжнин как-то слишком уж неуверенно, во всяком случае, Дробин ему не поверил.

Оба взглянули на Вежинова, как на третейского судью.

— Если по сути, то он, — кивнул тот в сторону виллы генсек-президента, — в принципе «за».

— То есть как это — «за»? — уставился на него Вальяжнин.

— Самим Президентом сказано было: «Принципиально я — “за”». Вопрос разве что в каких-то там формальностях.

— Как же он «за», если отказался подписать указ о введении чрезвычайного положения?! Какое ж это «за»?!

— Вопрос не столько в формальности, сколько в тонкости политики, — процедил Вежинов, отворачиваясь, и тем самым как бы давая понять: «я этого не говорил, вы — не слышали».

Он и в самом деле пока что не собирался раскрывать всех подробностей своих переговоров с Президентом, понимая, что в таком случае его секретная договоренность с первым лицом государства окажется «задешево проданной». Поэтому твердо решил: откровенничать станет только с председателем Комитета госбезопасности. Потому что только Корягин способен сейчас хоть как-то контролировать ситуацию в стране, только он еще пользуется реальной властью и достаточным авторитетом.

К тому же «отпетый идеолог» в самом деле намерен был продать Старому Чекисту эти договоренности в обмен на поддержку своей персоны при выдвижении на пост генсека, а со временем, возможно, и Президента. Да, и Президента страны — тоже. Причем Корягин ему в этом не конкурент, поскольку прийти, после Андропова, к власти еще одному шефу госбезопасности «дерьмократы» уже не позволят. Впрочем, Корягин и сам, очевидно, понимал, что времена «андроповщины» канули в Лету.

— Но ведь без его подписи мы с вами ни черта не стоим, — все больше впадал в полуистерический транс Вальяжнин. — Все наши усилия — коту под хвост. Мировая пресса поднимет вой: «Где Президент? Куда девали “прораба перестройки”? В России — путч! К власти пришла хунта!» Ведь ясно же, что генерал Пиночет измозолил миру глаза на сто лет наперед. А тут еще этот солдафон Банников в камеры телевизионные лезть начнет.

— Все-таки придется вытаскивать на свет божий Ненашева, — недовольно пророчествовал Дробин. Неприязнь руководителя президентского аппарата к вице-президенту была общеизвестной. К тому же она поражала своей незавуалированной патологичностью. — А не хо-те-лось бы мараться о него, господа-товарищи, не хотелось бы.

— Конечно, не хотелось бы. Но покажи мне, кому хочется! — хмыкнул Вежинов. — Однако же начинать такие дела нужно под прикрытием пристойности. — Как там у вас? — спросил он появившегося вблизи генерала Цеханова.

— Все, что можно было изъять, изъяли и вывели из строя.

— Значит, он вообще останется без связи?

— Почему же? — уклончиво ответил генерал. — Нужно будет — свяжемся. Здесь у него несколько дублирующих систем. Но, в общем-то, будем держать под контролем. — Он заметил маячившего чуть в сторонке, у входа в резиденцию генсек-президента, полковника Бурова, и вновь обратился к генералу Ротмистрову: — Свяжись-ка ты с этой его «конторой» и скажи, чтобы Бурова немедленно убрали отсюда. Причем доступно так объясни, почему это важно. Мы в их дела не суемся, так пусть они не суются в наши.

— Они-то убеждены, что еще как суемся.

— Это их проблемы. Нам по службе соваться положено, на то мы и госбезопасность.

— …Но зачем нужно было снимать связь? Чтобы пресса на весь мир раструбила, что мы лишили Президента связи с Кремлем, с армией и всей страной? — болезненно поморщился Вальяжнин. — А, следовательно, взяли Президента под домашний арест.

— И лишили, и взяли! Пусть трубят, — резко ответил генерал госбезопасности, не скрывая, что Вальяжнин уже надоел ему своим канцелярским чистоплюйством. Он-то понимал, что, в случае чего, эти чистоплюйчики потом все начнут валить на кагэбистов. — Хватит, долиберальничались!