Том 2. Куколки. Кракен пробуждается - Джон Уиндем

— Сжигали! — не удержался я.

— А разве есть другой способ, искоренить Отклонения?

— Насчет, урожая или животных — понятно, но люди…

— А люди-мутанты хуже всего, — отрезал Джейкоб. — Сам дьявол попирает истинный облик Его! Конечно, надо сжигать их, как в прежние времена. А на деле? Эти чувствительные души в Риго, которые сами-то никогда не имели дела с мутантами, заявили: «Ну, хоть они и не люди, но ведь кажутся людьми. Если их уничтожать, это ведь будет убийство или почти убийство, того и гляди волнения начнутся». И вот, оттого что некоторые чистоплюи недостаточно тверды в своей вере, у нас появились новые законы. Мол, пусть живут и умирают естественной смертью. Объявить их вне закона и изгнать в Окраины, а младенцев просто выбрасывать туда. Это они считают милосердием?! По крайней мере, правительство понимает, что мутанты не должны плодиться, и принимает меры, прежде чем выкинуть их в Окраины. Но подозреваю, что скоро начнут выступать и против этого. Что же получается? Да то, что население Окраин растет, совершает на нас набеги!

А сжечь бы их сразу — и дело с концом. Какого черта они возглашают «Проклятье мутанту!», а потом обращаются с ним, как с родней?

— Но ведь мутанты не виноваты… — начал я.

— Не виноваты? — усмехнулся старик. — А дикий кот виноват в том, что он дикий кот? Однако ты его убиваешь. В «Раскаяниях» писано: «Очищай все живое огнем». Но проклятое правительство теперь думает иначе. Так Господь скоро, нашлет на нас еще одну Кару. — Джейкоб все бурчал, как древний пророк. — И ведь постоянно скрывают, и будут скрывать, потому что нет настоящего наказания. Женщина рождает чудовище, а потом идет в церковь и публично говорит, что ей жаль!.. А эти кони Энгуса Мортона с их свидетельством? Проклятый инспектор хочет удержаться на своем посту, потому не спорит с Риго. А потом люди удивляются, почему растет число Отклонений… — Он все ворчал, плюясь от омерзения.

Позднее я спросил дядю Акселя, многие ли думают так же, как старый Джейкоб. Он задумчиво поскреб щеку.

— Многие старики все еще считают, что это их дело, — так было до появления должности инспектора. Часть пожилых тоже, но другая часть готова оставить все так, как есть. Они не столь привержены форме, как их отцы, и полагают: не важно, как все делается, лишь бы мутанты не могли размножаться. Но если несколько лет подряд будут такие урожаи, как сейчас, — не знаю…

— А почему уровень Отклонений иногда вдруг повышается?

Он покачал головой:

— Понятия не имею. Наверное, дело в погоде. Если зима выдается тяжелая и часто дуют юго-западные ветры, Отклонений много. Не сразу, а в следующий сезон. Говорят, что-то попадает к нам с ветром из Плохих Краев. Никто не знает, что именно… Старики считают, что это предзнаменование, напоминание о Каре. Следующая весна тоже будет тяжелой. Люди начнут больше прислушиваться к старикам — и искать козлов отпущения.

Он замолк, глядя на меня выразительными глазами. Я понял намек и передал его остальным.

Да, уже сейчас было ясно, что нам не повезло, и люди действительно ищут, на ком бы сорвать злость. Мы все больше волновались за Петру.

Целую неделю после несчастного случая на реке мы были вдвойне осторожны и постоянно прислушивались, не возникло ли у кого-то подозрений. Но ничего такого не обнаруживалось. Очевидно, все решили, что мы с Розалиндой одновременно услышали вопль, еле доносившийся с такого расстояния.

Мы чуть-чуть расслабились — но Ненадолго. Прошел лишь месяц, и у нас появился новый источник волнений.

Энн сообщила, что выходит замуж…

ГЛАВА 10

В голосе, в мыслях Энн слышался вызов.

Сначала мы не восприняли новость серьезно. Уж слишком не хотелось в это верить. Во-первых, женихом был Алан Эрвин, тот самый Алан, с которым я когда-то подрался на берегу реки и кто потом донес на Софи. Родители Энн владели большой богатой фермой, а Алан был сыном кузнеца и мог унаследовать его место. Сложение у него было подходящее: рослый, здоровый — но и все. Понятно, что родителям Энн хотелось чего-то большего. Вот мы и считали, что из ее затеи ничего не выйдет.

Однако мы ошибались. Она сумела убедить родителей, и вскоре было объявлено о помолвке. Тут уж мы здорово встревожились. Нам внезапно пришлось задуматься о последствиях, и хотя мы были еще молоды, но уже понимали, в чем сложность.

Первым попытался поговорить с Энн Майкл:

— Нельзя, Энн, ради тебя самой! Ты же связываешь свою жизнь с калекой. Подумай, Энн, хорошенько подумай! Она сердито накинулась на него:

— Я не дура. Конечно, я все обдумала. Я думала об этом куда больше, чем вы. Я женщина, и я имею право выйти замуж, рожать детей! Вас трое, нас пятеро. Что же, двоим никогда не выходить замуж? Не жить собственной жизнью, не иметь своего дома? Так что двоим из нас придется выйти замуж за нормальных!.. Я полюбила Алана и хочу стать его женой. Вы должны быть мне благодарны, вам же станет легче.

— Не обязательно, — спорил Майкл, — не верю, что мы — единственные. Должны быть другие, может, их просто не слышно. Если подождать…

— Чего?! Ждать годы, ждать всю жизнь? У меня есть Алан, а вы хотите, чтобы я ждала неведомо кого! А если он так и не придет? Или я его возненавижу? Вы хотите, чтобы я отказалась от Алана и потеряла все? Нет! Я не просила сделать меня такой, и у меня есть право на нормальную жизнь, как у всех! Мне будет нелегко. А вы думаете, легче будет, если я вот так и буду одна год за годом? Нам всем нелегко, но, если двоим придется отказаться от всякой надежды на любовь и дом, станет куда хуже! Трое могут выйти замуж за троих, а двое? Останутся в стороне? Они же никому не нужны! Ты, Майкл, не задумывался об этом, да и вы все тоже. А я знаю, чего хочу, потому что никто из вас не влюблялся — кроме Дэвида и Розалинды — и не знает, каково мне!

Конечно, отчасти она была права. Мы постоянно помнили о своих проблемах. Хуже всего — необходимость вести двойную жизнь, наши собственные семьи попросту душили нас… Мы могли лишь надеяться на освобождение в будущем. Правда, мы еще не знали, как его достичь, но все понимали, что брак с «нормальным» будет невыносимым. Ведь любой из нас по-прежнему окажется ближе к остальным, чем к собственным мужу или жене. Не супружество, а подделка. Муж и жена — по разные стороны барьера, более широкого, чем барьер различных языков, язык-то можно выучить. А тут одному из двоих придется постоянно что-то скрывать, второй же никогда не сможет выучиться. Не жизнь — несчастье. Придется следить за каждым шагом, не доверять человеку, с которым связал свою жизнь, опасаясь разоблачения. А ведь мы уже убедились в том, что время от времени все допускают ошибки.