Пути непроглядные - Анна Мистунина

– Пожалуй, – согласился, Рольван, вставая. Ждать больше не было никаких сил. – Твилл, останешься здесь. Помогать нам не нужно. И еще…

Он отвязал от пояса кошель и вложил его в руку слуги.

– Если я погибну, уезжай отсюда и постарайся не достаться демонам.

– Оставьте свои деньги, – Твилл отшатнулся. – Не нужны они мне. Не погибнете вы вовсе, бог того не допустит.

– Как знаешь. Идем, Торис.

Но идти далеко не пришлось. Два всадника, два черных силуэта в светло-серой мгле, уже ехали им навстречу, медленно и как-то уж очень беззаботно – словно пара каменных столбов оторвалась от общей группы и решила прогуляться к развалинам. Рольван отступил назад и с обнаженным мечом в руках остановился у пролома.

– Ну, наконец, – прошептал Торис, вставая с ним рядом. – Дождались.

Было тихо. Всадники достигли склона холма, теперь Рольван не видел их, но чувствовал их приближение всем телом. Он слышал дыхание Ториса и знал, что за спиной, по ту сторону пролома, Твилл беззвучно шевелит губами, молясь за них обоих. Казалось, всадники должны уже появиться, но мгновение уходило за мгновением, а их не было.

В этот день все происходит слишком медленно – подумал Рольван и тут наконец услышал приближавшихся лошадей. Ему вдруг захотелось вжаться спиной в край проема, хоть на мгновение дольше остаться незамеченным, но вместо этого он шагнул навстречу, двумя руками поднимая меч. Торис не отстал от него ни на миг. Дальнейшее, расплатой за все время промедления и ожиданий, произошло очень быстро – голова и плечи переднего всадника показались над остатками разрушенной стены и стало ясно, что вторую лошадь он ведет в поводу; чье-то быстрое и легкое тело полетело с крыши прямо на Ториса; тот отскочил в сторону, но нападавший с нечеловеческой ловкостью извернулся в прыжке и приземлился ему на плечи. Разворачиваясь, Рольван почти вслепую ударил прыгуна мечом, и это спасло ему жизнь: стрела, посланная подъезжавшим всадником, прошла мимо. Но и удар Рольвана не достиг цели. Торис с рычанием наклонился вперед, пытаясь сбросить нападавшего. Затем его рычание перешло в хрип, слишком хорошо знакомый булькающий хрип человека, которому только что перерезали горло. Торис тяжело повалился на землю, прыгун же легко, словно танцуя, увернулся от удара Рольвана, оказавшегося в этот миг неловким, как никогда. Вновь свистнула тетива, и еще один предсмертный хрип доложил Рольвану, что Твилл ослушался его приказа оставаться в доме, но отругать за это слугу у него уже не будет возможности. Рольван закричал и бросился вдогонку прыгуну – тот бежал прочь, с легкостью обходя или перескакивая нагромождения камней и остатки разрушенных строений. Угнаться за ним в темноте оказалось невозможным. Рольван сразу отстал. Стук копыт за спиной заставил его обернуться к приближавшемуся всаднику. Он поднял меч, собираясь кинуться навстречу, потом его что-то сильно ударило по затылку и наступила тьма.

Сначала появились голоса. Они спорили о чем-то, но Рольван не понимал ни слова. Потом он почувствовал боль и очнулся, как будто вынырнул из темноты. Болела голова в том месте, куда пришелся удар, и до боли врезались ремни, на которых повисло его тело. Рольван открыл глаза и обнаружил, что он снова в доме, накрепко привязан к одной из колонн, а в нескольких шагах впереди пылает костер. Дым от него поднимался и уходил сквозь прореху в крыше. Там, снаружи, была глубокая ночь.

Гвейр сидел к Рольвану спиной. Это был несомненно Гвейр, его богато расшитый, порванный и затертый плащ, его голос и манера встряхивать головой при разговоре, как встряхивает ею прислушивающийся пес.

– Нужно было убить его сразу, – говорил он. – Зачем тебе это, Игре? Клянусь псом Каллаха, ты только мучаешь саму себя! Убьем его, и забудь обо всем. Оставь это в прошлом!

– Оставлю. Но не так быстро, – был тихий ответ.

Рольван взглянул и больше уже не смог отвести глаз. Языки пламени метались перед нею, в их свете ее и саму можно было принять за огненного демона: рыжие растрепанные волосы, заостренные черты, почти призрачная худоба. Изображать беспамятство не было смысла, не было смысла и просить пощады. Одно бесконечное мгновение он смотрел и поражался тому, что еще жив. И тому, что при первой встрече умудрился принять ее за мужчину.

– Здравствуй, Волчица, – сказал он. – Кажется, мы с тобой поменялись местами.

Гвейр вздрогнул, оглянулся на миг и тут же отвернулся снова.

– Очнулся, – сказал он. – Решай, Игре. Что ты хочешь с ним сделать?

Та, кого он называл Игре, молчала.

– Собираешься убивать меня медленно? – поинтересовался Рольван. – Может быть, вспомнишь – мы тебя не пытали!

Она неспешно потянулась и вытащила из ножен у себя на поясе длинный нож с острым концом, должно быть, тот самый, что отнял жизнь у Ториса. Взвесила в ладони, прищурилась и вдруг метнула его в Рольвана движением столь быстрым, что тот не успел даже затаить дыхание. Он еще не осознал, что может умереть прямо сейчас, а нож уже оцарапал ему щеку, ударился о каменную колонну и упал вниз.

– Неужели ты промахнулась, Волчица? – выдохнул он.

– Моя сестра никогда не промахивается, запомни это, Рольван, – не оборачиваясь, произнес Гвейр.

– Твоя – кто?!

– Сестра. Если бы она решила так быстро тебя убить, ты был бы мертв.

– Так же, как твой лучший друг Торис? А, Гвейр? Как епископ, которого ты убил безоружного?!

– После того, что вы сделали с Игре по его приказу, ни один из вас не должен жить! О какой дружбе ты говоришь после этого?

Гвейр так и не обернулся, но Рольван отлично представлял себе его лицо. Ненависть, исказившая его, наверняка была лишь отражением ненависти на лице его сестры. Что до самого Рольвана, он еще не понял, не осознал услышанного до конца, лишь ощутил трещину в своей несгибаемой правоте и заспорил изо всех сил:

– Мы не делали с ней… того, что ты думаешь! Если она так тебе сказала, она лжет!

– Не делали, – согласился Гвейр. – Но лишь потому, что не разглядели в ней женщину. Я не прав?

Рольван подавился гневным ответом. Гвейр слишком хорошо знал обычаи дружинников и слишком хорошо знал своего друга Ториса, чтобы можно было с ним об этом спорить.

– Тогда убейте меня. Чего вы ждете?

– Решай, Игре, – снова сказал Гвейр.

Она сидела на полу, скрестив ноги – просто юная девушка со следами усталости на лице, с темными кругами под глазами, с прилипшими ко лбу завитками рыжих волос. Но даже сейчас в ней оставалось что-то от злобного колдовства той ночи на Валль. От волчицы. Бояться и надеяться было уже поздно, и Рольвана вдруг охватила хмельная бесшабашность, почти восторг. Он улыбнулся и понял, что улыбка вышла по-настоящему безумной:

– Давай, превратись и загрызи меня! Клыки тебе больше к лицу, чем мужское оружие!

Она вскочила и одним стремительным движением очутилась рядом. Как она подняла нож, Рольван не заметил, лишь ощутил острое лезвие у своего горла. Не удержавшись, зажмурился. Но удара не последовало, и он открыл глаза – еще раз увидеть этот опьяняющий звериный взгляд.

Игре больше не смотрела на него, она прислушивалась, отвернувшись к пролому в стене. Потом убрала нож и отступила назад.

– Они здесь.

Гвейр вскочил и уставился в ту же сторону. Лицо его казалось бледным пятном.

– Ты уверена?

– Я их чувствую. А они чувствуют меня.

Враз позабытый обоими Рольван скосил глаза, но у пролома ничего не было, не было ничего и по ту сторону – ничего, кроме ночи. Где-то в этой ночи остались тела его погибшего друга и слуги. Догадаются ли эти двое предать их земле? Он напрягся, пытаясь ослабить путы, но те держали крепко.

Девушка-волчица, как завороженная, шагнула к пролому. Гвейр схватил ее за плечи, удержал. Развернул к себе лицом.

– Не надо, Игре! Если ты погибнешь…

– Ты хочешь поспорить с богиней? – спросила она устало. – Мне велено прийти и увидеть. Я пришла. Думаешь, она потерпит, если я отступлю?

– Я тебя не пущу, – сказал он.

Но Игре высвободилась из его рук.

– Я должна, Гвейр. Верь мне.

– Верю, сестра, – вздохнул он. – Всегда верил и всегда буду верить.

Она пошла прочь, но у проема обернулась.

– Не ходи за мной, тебя я защитить не смогу. Здесь ты в безопасности. Жди и поддерживай огонь. А этого убей, если хочешь, мне все равно.

Она решительно подняла голову и ушла в пролом. Гвейр остался на месте, и видно было, как хочется ему броситься вслед, и как он сдерживает сам себя, и как разбирает его бессильная злость.

– Проклятие! – и он с силой ударил ногой кучку приготовленных для костра дров. Те покатились, одно из них попало в костер, рассыпав вокруг алые уголья. – Проклятие, проклятие!

– Кто там?

Гвейр взглянул удивленно – видимо, успел позабыть, что Рольван еще жив. Не ответил, принялся сгребать в кучу рассыпавшиеся угли.